Ознакомительная версия.
– Если ты и вправду хочешь знать, что я думаю, то мое мнение такое: вам с Бури Бухэ и Ехэ Цэрэном надо снова объединиться вместе и главным нойоном над собой поставить Тэмуджина, и слушать его, как наши отцы слушали хана Хабула.
– Что-о? – Даритай выронил из рук полную чашку архи, облившись, зашипел, еле сдерживая ругань, стал вытирать штаны и рубаху. – Этого щенка, который только недавно перестал сосать молоко из материнской груди, поставить над собой и слушать его? Да ты ведь и вправду с ума понемногу уже сходишь, кажется мне…
– Вот видишь, я говорил, что не поймешь.
– Нет, ты скажи, скажи мне, – загорячился Даритай, забыв об архи, держа в руке пустую чашу. – Почему это вдруг Тэмуджина, а не кого-нибудь другого? Чем он стал лучше нас, взрослых людей, братьев его отца?
– А ты видел, как он живет? – снова рассердился Хутугта. – Он не только выжил, когда мы оставили его у голодной смерти в зубах, в степи, где разбойники стаями рыщут как волки, когда Таргудай кружил над ним как стервятник над отбившимся от стада ягненком, так он теперь еще лучше всех нас живет – независимо ни от кого, без страха перед кем-то. А какое место он себе нашел? Это же надо уметь так устроиться: ему и без войска безопаснее, чем всем нам, он невидим для врагов, горы и тайга его охраняют, да и у племени почти под боком. Потому он и отказался от наших подарков и жить с нами не захотел… Почему, думаешь, не захотел он, одно молодое упрямство? Нет!..
Хутугта оглянулся в сторону нукеров и понизил голос:
– Он не захотел быть перед нами обязанным, понимаешь ты? Он ведь и так выжил, значит, и дальше без нас проживет, так он рассчитал в своей голове… А ведь ему еще только десять лет, и такой уже ум имеет… Ты заметил, какой порядок у него в айле? Другие братья при нем даже в юрту не посмели зайти, он один за всех решает. И оказался он в конце концов лучше нас: мы-то до сих пор общего языка не можем найти… Как посмотрел я на него, так и показалось мне, что брат Есугей не умер в прошлом году, а переродился в сына. А если этот сын таков жеребенком, каким подрастет лончаком, как ты думаешь?
Даритай подавленно смотрел на огонь.
– Это же второй Есугей будет.
– Я думаю, он еще перерастет своего отца. Ты помнишь, что сказали шаманы, когда он родился?
– Помню я, все помню, да ведь шаманское слово, что вода в реке, на месте не стоит, да и мутно в глубине, не видно, что там на самом деле кроется.
– Но ты же видишь, что непростой парень растет.
– Да, грех не признать, – согласился Даритай. – По крайней мере, кажется, никто из его сверстников ему не ровня.
– Что сверстники, – проворчал Хутугта, – мы, дядья его, может быть, не ровня ему. Так что вам потом еще придется подумать, к кому приткнуть свои беспутные головы.
– А что делать, раз он не хочет идти с нами, – Даритай раздраженно дернул головой. – Ведь мы все-таки дядья его, мы не можем упрашивать да кланяться ему…
– Время покажет вам, что делать.
– Вот пусть сначала покажет, а пока что рано еще гадать об этом, – Даритай, чертыхаясь про себя, снова стал разливать архи. – Давай выпьем еще по одной, да тебе пора отдыхать, завтра дорога неблизкая.
– Да, скажи нукерам, – неохотно перевел разговор Хутугта, – чтобы сучьев для огня на всю ночь натаскали.
– Скажу, не беспокойся… – Даритай дождался, когда выпьет Хутугта, принял чашу. – Я вот что подумал еще, может быть, сделаем тебе носилки, пока от леса не отъехали, и тебе завтра легче будет.
– Да, пожалуй, так лучше будет, – с благодарностью посмотрел на него Хутугта. – Что-то сильно уж устал я за эту дорогу.
– С таким племянником будешь уставать, – невесело отозвался тот.
Даритай после разговора с Хутугтой, пока они добирались до своего куреня, несколько раз мысленно возвращался к нему и раздумывал о Тэмуджине. В одно время даже подумал было: «Может, и вправду, собраться нам снова, под старость и Тэмуджин пригодится, надо же кому-то и молодых вести вперед…» Но потом вспомнил о Таргудае, о неугомонных Бури Бухэ и Ехэ Цэрэне и окончательно передумал: слишком уж хлопотное дело, подальше от всего этого надо быть. И даже на Хутугту про себя рассердился: наводит зря смуту там, где не надо, нет чтобы уйти к предкам спокойно, без выдумок… И когда подъезжали они к своему куреню, Даритай был уже уверен: завтра же в ночь он поедет к Алтану, сообщит ему все о семье Есугея.
Отказ Тэмуджина на приглашение сородичей семья восприняла с глухим непримиримым разочарованием. Между ним и родными враз выросла холодная стена отчужденности, и росла она с каждым днем. Младшие братья ходили, обиженно надувшись, будто им сначала что-то пообещали, а потом, поглумившись вдоволь, отказали. Бэктэр, в бешеной злобе искривив лицо, уходил за юрту, молча сек плетью пожухлую, изъеденную телятами траву, с трудом сдерживая прорывающийся из груди звериный рев, кусал себе губы. Матери строгим молчанием показывали свое несогласие с ним.
Проводив хамниганов, Тэмуджин позвал всех своих в юрту, собираясь объяснить им свое решение, но Бэктэр, не желая с ним больше разговаривать, ушел куда-то за стойбище и увел за собой Бэлгутэя. Оставшиеся, хмуро опустив глаза и поджав губы, безмолвно застыли вокруг очага. Тэмуджин пытливо оглядел лица домочадцев и остановил взор на Хасаре.
– Вы думаете, эти наши дядья из жалости к нам пришли? Осенью они бросили нас одних на голодную смерть, а сейчас увидели, что мы еще живы и вдруг полюбили как кровных сородичей? У вас, если вы на самом деле так думаете, в головах пусто как в старых заброшенных дуплах. Должно быть, ветер воет у вас в ушах… Вы видели, какой сейчас стал дядя Хутугта? Он уже собрался к предкам и теперь, видно, испугался встречи с нашим отцом и дедом Тодоеном, потому и забеспокоился о нас. Когда-нибудь вам будет понятно это или нет?..
Братья хмуро молчали. Тэмуджин по их виду не мог понять, уразумели они что-то из его слов или нет, но было ясно, что расставаться с мыслью о возвращении к соплеменникам братьям тяжело. Не дождавшись от них ответа и тяготясь их молчанием, Тэмуджин жестко сказал:
– Начнете вы, наконец, что-то понимать или нет, я не знаю. Но я ваш нойон и пока я жив, вы будете делать, как я скажу. Поняли?
– Поняли, – пробурчал Хасар.
– Поняли, – виновато повторил Хачиун.
Тэмугэ испуганно моргал покрасневшими глазами, готовый зареветь.
– Идите! – Тэмуджин, все более раздражаясь про себя, проводил их негодующим взглядом и повернулся к Сочигэл: – А вы, Сочигэл-эхэ, могли бы Бэктэру и разумное слово сказать, когда он не слушает старшего брата, да еще и Бэлгутэя учит этому.
– Какое это еще разумное слово? – вспыхнула та. – Тебя слушать да помалкивать, что ли? Слава небесам, мой Бэктэр не такой…
– Глуп ваш Бэктэр! – не сдержавшись, запальчиво бросил Тэмуджин.
– Глуп?.. Да я ведь знаю, почему ты не согласился ехать к дядьям: не хочешь свое старшинство терять, ведь так? Там ты кто будешь? Племянник Бури Бухэ и больше никто. А здесь ты нойон, с хамниганами знаешься, дядья приезжают, упрашивают как равного… Вот почему ты не хочешь ехать. Только почему мои Бэктэр и Бэлгутэй должны страдать от твоих прихотей?..
– Что ты выдумываешь! – рассердилась на нее Оэлун. – Не говори глупостей, еще дети услышат.
– Пусть слышат, пусть знают, каков их старший брат! – упрямо держалась за свое Сочигэл. – Если моих детей ему не жалко, почему я должна молчать?
Тэмуджин, не ожидавший от нее такой прыти, сначала ошеломленно молчал. Опомнившись, он холодно посмотрел ей в глаза и сказал:
– Я, Сочигэл-эхэ, никого не гоню, но и силой никого не держу у себя. После смерти отца я никогда не просил вас, чтобы вы оставались с нами. Вы можете ехать со своими сыновьями к моим дядьям или возвращаться в свое родное племя. Из юрт вы можете взять кожевенную, из лошадей выделю вам шесть голов: тех, на которых вы ездите и еще по одному мерину, сундуки свои с вещами заберете. Если желаете, то можете отправляться прямо сейчас.
Сочигэл застыла лицом, опустив глаза. Вопросительно покосилась на Оэлун, та промолчала, тяжело вздохнув, будто давая ей понять: ты сама напросилась на это и я здесь ничего не решаю.
Тэмуджин встал с хоймора и добавил:
– Вы подумайте, как вам будет лучше, и примите свое решение.
Он вышел из юрты. Сзади сразу донесся осуждающий голос матери Оэлун. Тэмуджин, не слушая, пошел от юрт в сторону дальнего края поляны…
С этого дня в семье Есугея наметился окончательный раскол. Внешне жизнь домочадцев продолжалась по-старому, так же, как раньше, вместе они ели и спали, вместе вели хозяйство. Но на охоту братья стали теперь ходить отдельно: Бэктэр с Бэлгутэем, Тэмуджин с Хасаром. Они почти перестали разговаривать между собой, лишь Хачиун и Тэмугэ по старой памяти еще обращались к Бэлгутэю и тот отвечал им, если рядом не оказывалось Бэктэра.
Матери, после того, как Тэмуджин предложил Сочигэл отделиться, поговорили между собой наедине и решили до первой возможности оставаться вместе.
Ознакомительная версия.
