- Княжеский дружинник я. Охочусь в здешних местах.
- Так что ты хотел спросить, княжеский дружинник?
- Не видела ли ты вашего деда? Недавно виделся с ним.
- Какого тебе деда? У нас в каждой избе свой дед.
- Вот из этой крайней избы.
- То дед Савел. Он вместе с дедом Онисимом рыбачит на озере.
- А тебя-то как зовут, красавица?
- Какая я тебе красавица? Все, что требуется бабе, на месте. И то хорошо… Ну, Василиса я, коли тебе угодно знать.
- Угодно, раз охочусь в этом крае.
- Охотишься, значит… На девок или на уток?
- Пока больше на уток… И еще позволь тебя спросить.
- Спрашивай. Сам-то назвался бы.
- Василием меня кличут. Видишь, имена наши совсем похожие. Василий, Василиса… Так о чем я хотел тебя спросить… Девица ты аль баба замужняя?
- Не видишь разве? Коса у меня в прическу не убрана.
- Значит, девица.
- И девица, и не девица.
- Что за загадка?
- Ты, видать, русич, весянские обычаи не знаешь.
- Кое-какие знаю.
- А о таком обряде, как весенние перегонки, слышал?
- Конечно, слышал. Женихи пускаются в погоню за девицами и стараются поймать ту, какая приглянулась. Бывает, заранее сговариваются, и девица поддается парню. А бывает и другое… Парень не люб девице, и она пускается во всю прыть, чтоб не попасть в руки парню. Если он не поймал ее, то это позор парню, повод для насмешек.
- Хорошо знаешь весянские обычаи.
- Мне положено знать все обычаи Белоозера.
- Ишь ты! Знаток какой.
Вижу, ходишь ты в стареньком платьице. Подарил бы я тебе новое. Я ведь человек не бедный.
- Пожалуй, не откажусь. Только не все знаешь про меня.
- А что еще?
- Я ведь тоже в прошлом году в весенних перегонках участвовала. Приглянулся мне красивый парень. По отцу русич, мать весянка. Поэтому старался он соблюдать и русские, и весянские обычаи. Я поддалась ему на перегонках, постаралась не убегать далеко: пусть поймает. Он поймал и не только поймал.
- Ты стала ему принадлежать?
- Весянский обычай таков. Часто девушка идет под венец, уже потеряв свое девичество.
- И как сложилась ваша судьба?
- А никак не сложилась. Суженый мой бедняк был. Пришлось копить денежки на венчание. Для этого нанялся на лето к купцу на баркас. А баркас потерпел крушение на отмели. Суженый мой выкупался в холодной воде, уже осень была, простыл и помер от простуды. Вот и суди сам - девица я аль баба…
- Эх, Василисушка. Если бы я…
- Понимаю. Если бы ты не был такой знатной шишкой в дружине у князя Глеба…
- Нет, совсем не то хочу сказать. Опутали меня по рукам и ногам… Не здесь на Белоозере, а там, в Орде. Татарва опутала. Не свободен я. Это долго рассказывать. Как-нибудь потом расскажу.
- У тебя, дружинник, есть жена-то?
- Жены-то пока нет. Вроде бы без моего согласия сосватали.
- Не горюй, Василий. Все еще у тебя впереди.
- А как же ты?
- Я тут причем? Я голытьба. Со временем найду какого-нибудь немолодого вдовца.
- Позволь мне к тебе наведаться, обсудить наши дела.
- А зачем? Ты сам по себе, дружинник. Я сама по себе.
- Ты же сама сказала, что не откажешься от моего подарка.
- Сказала, не подумав…
На этом разговор оборвался. Девушка скрылась за плетнем ограды, где кудахтали куры.
Как не захватила все его помыслы Василиса, о своих княжеских делах Глеб не забывал. Дотошно следил за сбором пошлины с проездных купцов, которых теперь сопровождал проводник по отмели на Белом озере, и за специальной командой, перетаскивавшей волоком лодки и суда из верховьев Шексны в тот водный путь, который приводил к Кубен-скому озеру.
Однажды Белоозеро посетил именитый новгородский купец, который вел широкий промысел пушнины на Севере и торговал с немцами и датчанами. Он встретился с князем Глебом в его палатях и повел такой разговор:
- Гусельников я. Слыхал о таком, княже?
- Как не слыхать. Торговый дом в нашем городе держишь.
- Там мой приказчик Хрисанф хозяйничает.
- Решил проведать, как у него дела идут?
- Между делом проведаю. На Двину, на Мезень направляюсь. За собранной моими охотниками добычей. Соболь, горностай хорошо в Европе раскупаются. А знаешь, князь, почему мы Гусельниковыми прозываемся?
- Наверное, потому, что твой пращур на гуслях бренчал.
- Вот-вот. Бренчал пращур на гуслях, как Садко, про которого старинные былины рассказывают. А может, пращур и есть тот Садко?
- У тебя ко мне дело, купец?
- Угадал, княже. Верховья реки Сухоны на твоей земле?
- Пока на моей. Хотя спор идет с ярославским князем из-за этих верховьев: ему восточный берег Кубенского озера принадлежит. Ярославским-то княжеством управляют мои близкие родственники. Угличским и Ростовским тоже. Вот и спорим иногда из-за волостей.
- Бог с ними, с вашими княжескими спорами. Я не об этом. По Сухоне плавал?
- Пока не приходилось.
- А стоило бы поплавать. Пониже истоков река делает излучину.
- Ну и что? Бог с ней, с излучиной.
- Как это Бог с ней? Излучина мелководна, плавать по ней трудно. Мои дощаники не раз здесь застревали, садились на мель. Сколько времени теряли, пока преодолевали проклятое место. А если бы ты, князь Глеб, взялся прорыть канал, спрямив тем самым русло и обойдя мель.
- И велик канал нужен?
- Совсем не велик. Версты две в длину.
- Ну что ж, купец. Пророем канал. Вот только не совсем я понимаю, кто оплатит труд землекопов. Выгода-то от этого канала будет вам, купцам, а не мне.
- Соберем, как говорится, с миру по нитке. Уговорим других купцов поучаствовать. А ты нам канавку выроешь.
- Не канавку, а канал, глубокий и широкий, чтоб два встречных каравана могли разминуться.
- Правильно мыслишь, князь.
- Договорились, Гусельников. А я как раз сегодня собирался в лавку к твоему Хрисанфу.
- Что понадобилось.
- Хорошее женское платье. Подарок хочу сделать.
- Тонкого заморского сукна, с вышивкой. Пойдет?
- Пойдет.
- Тогда считай: дарю тебе платье. А дальше уж сам моим подарком распоряжайся.
- И еще мне надобно сафьяновые сапожки. Желательно красного цвета.
- Сапожки купишь в лавке у Хрисанфа. Я ведь на подарки не шибко щедрый. Иначе был бы из меня некудышний купчишка. Платье тебе за то, что сговорились насчет канала. Сговор еще не деньги. Канала-то пока нет. Пророешь канал на излучине Сузони, узнаешь нашу щедрость.
- Сперва узнаю щедрость, тогда и канал будет.
- Ладно, княже. Сговоримся как-нибудь.
Платье тонкого заморского сукна вишневого цвета с нагрудной вышивкой и сафьяновые сапожки приказчик Хрисанф доставил князю Глебу. За сапожки пришлось выложить немалую сумму. Глеб уложил подарки для Василисы в заплечный мешок. Сказал приближенным, что собирается на охоту.
Григорий Меркурьев спросил:
- Не возьмешь ли с собой охрану, князь?
- Нет, Гриша. Люблю охотиться в одиночестве.
- Взял бы, князь, пару молодцев. Чем черт не шутит… На Суде-реке опять новгородские ушкуйники баловались.
- Так то на Суде-реке. От нас далеко.
- Скажи хотя б, где искать тебя в случае чего…
- В камышах за Шексной.
Глеб отправился в челноке к весянской деревушке. Он долго выжидал, наблюдая за хижинами из зарослей тальника. Видел, как выходили из изб люди, садились в лодки, куда-то отчаливали. Видел знакомого старика, чинившего сеть. Наконец увидел и Василису. Глеб выждал, когда она останется одна и издали крикнул ей.
- Василисушка, здравствуй. Вот решил тебя проведать. Василиса улыбнулась, хотя плохо скрывала смущение.
Она была все в том же холщовом платье.
- Пройдемся, красавица, по бережку, - предложил Глеб. - Подарки тебе принес, как обещал.
- А я думала, что это ты в шутку, Василий.
- Да нет, без всяких шуток.
Василиса молча кивнула. Они шли по берегу озера, обменивались ничего не значащими фразами. Глеб не знал, как вести разговор. Его охватывало волнение от близости этой женщины, от запаха ее тела. Ему казалось, что и Василиса расположена к нему, испытывает такое же волнение.
Они пришли к тому самому месту, где Глеб застал впервые Василису купающейся в озере и выходившей нагой на берег. В этом вот кустарнике он тогда затаился.
- Сядь-ка, Василисушка, на этот камень. Что я для тебя достану из этого волшебного мешка…
Василиса присела на большой, отшлифованный ветрами и дождями валун, а Глеб между тем развязал мешок и достал из него сафьяновые сапожки.
- Нравятся?
- Ой, красотища-то какая. Ты, верно, потратился. Зачем это?
- Я ведь говорил тебе, что я человек небедный. Хотел порадовать.
Василиса, засмущавшись, хотела было примерить сапожки. Но Глеб опередил ее.
- Нет уж, позволь я…
