— Ты?
— Да, — усмехнулся Валент. — Тебя стоило бы называть Амвросием Это старинное имя и оно подойдет. Согласен?
— Звучит красиво.
— Ну, так и бери его себе! У римлян есть древний обычай. Когда раба освобождают, ему дает имя хозяин. Свое имя чаще всего. Ты сбежал. Сам себя освободил, а значит сам себе хозяин. Выбрать новое имя — твое право. Меня можешь взять в крестные.
Мальчик улыбнулся, а глаза его засветились.
— Поешь еще, а то остынет, — сказал он серьезно.
— Теперь, когда мы закусили и согрелись, я хотел бы кое-что сказать, — обратился ко всем седобородый гот. — Готовы ли вы сменить шутки на серьезный разговор?
— Почему нет, Эрманрих?
— Хорошо. Тогда самое время. Что мы видели на том берегу, Рыва уже знает. Завтра он поведет воинов к городу князя. Нас четыре рода. Мы получили обещанную землю и даже больше. Дома построены. Наши старики, жены и дети в тепле. Они сыты. Бог сохранял нас в пути. Мы почти не потеряли скота и сумели даже кое-что заготовить в новых местах. Весной мы отправимся в поход и нужно знать, сколько воинов мы сумеем снарядить.
— Кто-то должен остаться и охранять поселения. Может быть даже треть мужчин.
— В этом нет нужды, — сказал Рыва. — В наших землях для защиты наверняка останется Всегорд. Даврит хочет иметь рядом с собой как можно больше всадников-готов. Мы соберем много пехоты, но кроме дружины у князя нет конницы.
— Даврит обещал мне начало над всеми готами, — сказал Феодагат. — Все знают меня. Я убедил многих оставить службу императору. Никто не был обманут.
— Мы доверяем тебе и знаем тебя, — твердо произнес Эрманрих. — Ты всегда все делал правильно. При разделе добычи ты справедлив, в бою храбр.
— Князь сдержит обещание, — решительно сказал Рыва. — В будущую весну он даст под твое начало, Феодагат, восемь сотен готов. Две из них конных. Сколько поведешь в поход ты?
— Еще четыреста всадников с луками и дротиками, а также двести молодых пехотинцев. Но у нас немного кормов для лошадей. Об этом должны позаботиться вы.
— Так и будет. Сварог свидетель моим словам.
— Много ли нас пойдет за Дунай? — спросил широкоскулый гот.
— Все племена, с дружинами вождей во главе. Даврит поведет основные силы. Он хочет собрать под своей рукой двадцать тысяч воинов. Общее же число всех, кто пересечет великую реку невозможно определить. Ничто не сможет остановить нас.
— Это не похоже на обычный набег, — заметил Валент. — Византия вряд ли сумеет легко защитить себя в новой войне. Сейчас император борется с персами далеко на востоке. Граница ослаблена. Но даже если бы все отозванные в Азию войска были на месте, остановить такой поход почти немыслимо. Однако у империи есть страшное оружие — золото. Оно не раз выручало ее в самый трудный момент. Многие складывали оружие перед блеском монет.
— Война — это дело сильных, — нахмурился Рыва. — У нас хватит мужества справиться с врагом. Мы разобьем римлян. Не сомневайся!
— Пусть будет так, — ответил Валент, одновременно подумав: «Разве вы первые, кто приходит с мечом из-за Дуная? Это уже делали даки во времена Домициана, потом готы и гунны. Границы империи были незыблемы, пока она имела легионы, чтобы сражаться или золото, чтобы покупать мир».[41]
— Не сладко придется тем, кто остался, — усмехнулся широкоскулый. — Не хотел бы я встретиться в бою с кем-то из своих знакомых.
— Они всегда могут присоединиться к нам.
— Да, особенно те, у кого я уводил девок, — сострил молодой голубоглазый гот.
— Думаю эти, перейдут к нам в первую очередь, чтобы только пустить тебе стрелу в спину. Не боишься?
— Я уже однажды вырвал у них сердца — сделаю это еще раз.
— Вот кто должен вести нас в поход, а не ты Феодагат! — воскликнул Эрманрих.
— В поход куда? К юбкам?
— Не сердись, старый пес. Ты же знаешь, как я тебя люблю!
— Жаль, только нет вина. Без него ложиться с тобой в постель страшно даже мне.
Сытые воины покатились со смеху.
Рыва подбросил в огонь трескучих еловых веток. Внимание его больше не занимала беседа. Он вспоминал дом, жену и двух дочерей, которых не видел с весны. Впереди была зима, а значит спокойная жизнь дома. Повернувшись к мальчику, рыжебородый склавин улыбнулся. Ребенок еще не спал, хотя усталость была написана на его лице.
— Хороший мальчишка! — с грубоватой заботой произнес Рыва, погладив ребенка по взъерошенной голове. — Завтра поедешь с нами, а сейчас иди спать. Ну и имя тебе придумал этот римлянин, не выговорить. Не слушай эту болтовню, спи.
Накрывшись теплой овечьей шубой, маленький Амвросий уснул. Он устал за день. Как бы ему не хотелось послушать разговоры воинов, сил на это уже не осталось. Сон навалился на него с неожиданной силой. Голоса вокруг смолкли, а пламя померкло и растворилось в нежной теплоте. Мужчины еще долго говорили о чем-то, спорили, пели и смеялись. Но ребенок уже не слышал ничего. Он крепко спал.
За окном было шумно. О чем-то спорили воины. Скрипели нагруженные повозки. Ругались женщины. Голосили собаки и кричали дети, играя в снегу.
Дом князя склавин стоял в центре большого городища, построенного на месте римской, а потом и готской крепости. Деревянное двухэтажное здание было выстроено без всяких излишеств. Князь склавин — вождь союза племен живших за Дунаем — проводил в нем только зиму. Весной, лишь сходил снег, с дружиной он уходил в походы, обороняя земли склавин или разоряя города и села соседей.
Даврит отвернулся от слюдяного окна. Медленной раскачивающейся походкой он подошел к стене, как раз к тому месту, где висел его щит. Круглый красиво обитый серебром щит притягивал князя. В бою он всегда был рядом. Нередко спасал жизнь. Дощатый пол скрипнул под красными сапогами. Большие горячие ладони Даврита ласково прикоснулись к изящному предмету. Улыбка украсила широкое, бородатое, с кривым горбатым носом лицо. «Как идет тебе новая обивка, старый брат. Скоро, совсем скоро я доверю тебе свое сердце. Береги меня, как я берегу тебя!» — подумал князь и его голубые, немного раскосые глаза блеснули как у хищного зверя. Потом он повернулся. Горделиво поднял густоволосую голову. Обратился к собравшимся приближенным:
— Братья мои! Большой отряд готов присоединился к нам. От гуннов весной придет пять сотен воинов. Многие крепости на Дунае почти пусты. Речной флот римлян в плохом состоянии. Он не сможет нам серьезно навредить. Дорога открыта. Все — добрые вести!
В просторном бревенчатом зале приближенные князя слушали молчаливо.
— Как сойдет лед, и зазеленеют травы — мы должны быть готовы. Почти все племена перейдут рубеж. Под мою руку собрались союзники. Мы не будем одни в походе. Перун нас защитит. Перун даст нам победу!
— Добро! — ответили дружные голоса.
— Одно, друге, меня тревожит. Союзный вет все еще не решил объединить силы.[42] Лишь два племени, карпане и смоляне обещали дать под мою руку четверть своих воинов и припасы, что я попросил.
Даврит расправил широкие плечи. Огненными очами смотрели на него близкие мужи. Ожидали последних слов. Седые вожди хранили покой на своих лицах. Густобородые начальники племенных отрядов дружины слушали с тревогой. Князь еще раз оглядел тех, кому доверял, на кого мог положиться в самом нелегком деле. Лавки у стен были полны. Не привыкшие к утонченной роскоши северные люди оделись сегодня с грубоватым варварским блеском. «Мы возьмем много добычи. Об этом вы думаете сейчас? Или вас беспокоит тоже, что меня?» — метнулось в его уме. Суровые молчаливые лица ничего не ответили. Князь улыбнулся. Качнул гордой головой.
— Остальные… Их нужно убедить. Они должны понять, наконец, что без единого вождя и без большого войска все новые поселения на римской земле окажутся под угрозой. Император не потерпит нас мирных: он захочет видеть нас лишь своими рабами. Так уже было с готами и другими народами. Вет нужно убедить. Об этом я вас прошу, братья, — закончил Даврит. Сел в расписное дубовое кресло.
— Да, князь! Все сделаем! — ответили сильные голоса. — Время есть, потолкуем. Все дружины пойдут с тобой!
— Спасибо, друге. Какие вести, Всегорд? Ты хотел — говори.
Невысокий крепкоплечий человек справа от князя встал. Сделал два шага вперед. Он был полноват, широколиц, с низким морщинистым лбом. Серые глаза его двигались быстро, но не избегали встречных взглядов.
— Прибыло посольство от кагана.[43]
— Что от нас нужно аварам, Всегорд?
Руки полноватого мужа невольно поправили у пояса штаны под просторной зеленой рубахой. Лицо сделалось напряженным.
— Не знаю, князь! Посол Баяна желает без промедлений говорить с тобой. О чем — молчит. Приехал он только вчера под ночь. Мы приняли его со всем положенным почтением, предоставили все что могли. Теперь, не дожидаясь, он требует встречи.
