Ознакомительная версия.
– Хорошо, – отвечал князь, – но они желали бы остаться вместе.
– Здесь не дворец, а крепость, – заметил евнух, – для них обеих отведена одна комната.
– А если я пожелаю что-нибудь сказать им или они мне?
– Они не узницы, и я буду посредником между вами.
Княжна и Лаель вышли из паланкинов и последовали за евнухом.
Не успели они исчезнуть из вида, как послышался шум отворявшихся многочисленных дверей, и отовсюду появились группы вооруженных людей.
«Такая дисциплина может поддерживаться только в присутствии царственных особ», – подумал князь.
Учреждение евнухов не было исключительно турецким; с давних времен оно составляло отличительную черту византийского двора, и Константин IX, по всей вероятности, самый христианский из всех греческих императоров, не только терпел евнухов, но они пользовались его уважением. Поэтому княжна Ирина без всякого удивления или страха подчинялась распоряжению евнуха как личности для нее не новой. Пройдя ряд коридоров и поднявшись по нескольким лестницам, он вместе со следовавшими за ним женщинами очутился в особой части замка, где все свидетельствовало об известном комфорте. Полы были чисто выметены, двери украшены коврами, в воздухе стояло благоухание, а под потолком висели зажженные лампы. Наконец он остановился перед одной портьерой и, откинув ее, сказал:
– Пожалуйте сюда и будьте как дома. На столе вы найдете маленький колокольчик. Когда вам что-нибудь понадобится, то позвоните, и я тотчас явлюсь.
Видя, что Лаель с испугом прижалась к княжне, он прибавил:
– Не бойтесь. Мой повелитель в своем детстве слышал сказку о Хатиме, арабском воине и поэте, и с тех пор считает гостеприимство величайшей добродетелью. Не забудьте о звонке.
Они вошли в комнату и были удивлены окружающей их роскошью. Под большой люстрой со многими лампами стоял круглый диван, а по стенам тянулись такие же диваны с горами подушек по углам. Пол был покрыт циновкой и небольшими пестрыми коврами. В глубоких окнах виднелись цветущие розы, запах которых, однако, заглушался мускусом, которым была пропитана вся комната. Стены были драпированы шерстяными тканями.
Ирина и Лаель прежде всего подошли к одному из окон. Расстилавшийся перед ними Босфор был усеян пенистыми волнами, которые с шумом разбивались о подножие замка. Густая мгла скрывала от их глав европейский берег. Ирина возблагодарила Бога, что нашла убежище в такую непогоду, тем более что дождь лил немилосердно, и покраснела, вспомнив о красивом незнакомце, встретившем ее у пристани. Но Лаель прервала ее размышления, показав детскую туфлю, найденную у центрального дивана. Очевидно, они находились в гареме коменданта крепости.
В комнату неожиданно вошли две женщины с подносами, третья – с низеньким турецким столиком, а четвертая – с грудой шалей. Это была гречанка, и она объяснила, что хозяин замка назначил ее прислуживать гостьям. Она также сообщила, что принесла на подносах только закуску, а обед будет подан позднее.
Ирина и Лаель подкрепили свои силы и, когда служанки удалились, легли на один из диванов, укрывшись шалями, так как через не застекленные окна проникал холодный туман.
Вскоре в комнату вошел евнух и, поклонившись, произнес:
– Мой повелитель не желает, чтобы его гостьи сочли себя забытыми, и, зная, что родственнице августейшего императора Константина нечем занять скучных часов в этом покое, предлагает ей послушать рассказы знаменитого сказочника, который, отправляясь к султану в Адрианополь, заехал сегодня в этот замок.
– А на каком языке он рассказывает?
– По-арабски, по-турецки, по-еврейски, по-гречески и по-латыни.
Ирина согласилась принять сказочника.
– Накройтесь покрывалом, – сказал евнух, удаляясь, – так как сказочник мужчина.
Через минуту в комнату вошел арабский сказочник. В Константинополь в те времена ежедневно приходили караваны из Аравии, и княжна Ирина не раз видела арабских шейхов, но никогда ее глазам не представлялся такой благородный представитель их расы, как сказочник. На нем была длинная белая одежда, перехваченная поясом, полосатый красно-белый бурнус, накинутый на плечи, и красные туфли. Все это было изящно и утонченной работы. За поясом виднелись ножны, украшенные драгоценными каменьями, но без кинжала. На голове шелковый платок красного и желтого цветов. Все эти подробности его одежды едва обратили на себя внимание княжны, которая была так поражена его благородным, величественным, чисто царственным видом, что забыла опустить на лицо покрывало.
Черты незнакомца были правильные, цвет лица смуглый и нос острый, борода небольшая, а глаза блестели из-под густых бровей, как отполированный черный янтарь. Скрестив руки на груди по восточному обычаю, он почтительно преклонился перед княжной, но, подняв голову и встретившись глазами с нею, он забыл свою почтительность и стал смело смотреть на нее с таким гордым видом, как будто он был чем-то более даже эмира, владеющего десятками тысяч верблюдов. Она спокойно выдержала его взгляд, хотя ей казалось, что она видела эти глаза недавно. Неужели это был тот самый незнакомец, которого она встретила на пристани и которого приняла за коменданта? Нет, это было невозможно, тем более что сказочник казался человеком пожилым, а комендант был юношей. К тому же для какой цели стал бы комендант маскироваться? Как бы то ни было, она опустила покрывало, подобно тому, как сделала это на пристани.
– Этот преданный слуга и мой друг, – произнес сказочник, опуская глаза, принимая прежний почтительный вид и указывая на евнуха, который с глубоким уважением скрестил руки на груди, – сообщил мне, по приказанию его повелителя, что родственница государя этой столицы, служащей светилом для всей земли, укрылась в замке от бури и скучала благодаря отсутствию всякого развлечения. Он предложил мне рассказать ей какую-нибудь интересную историю. Я знаю много сказок, преданий и притч, но, княжна, они так просты, так бесхитростны, что ими могут интересоваться только детские умы обитателей пустыни, а в тебе, я боюсь, они возбудят один смех. Но, как бы то ни было, я явился к тебе, и как ночная птица поет, когда взойдет луна, потому что луна прекрасна и достойна поклонения, так и я готов преклониться перед твоими желаниями. Приказывай, княжна.
Он говорил по-гречески, но с некоторым чужестранным оттенком.
– А ты знаешь, – отвечала Ирина после некоторого молчания, – сказку о Хатиме, знаменитом арабском воине и поэте?
При этих словах евнух улыбнулся, а сказочник с одушевлением человека, которому предлагают говорить на любимую тему, произнес:
– А ты, княжна, имеешь понятие о пустыне?
– Я никогда там не бывала.
– Хотя пустыня не отличается красотой, но она – храм великих тайн, – продолжал сказочник с быстро усиливающимся энтузиазмом. – Тот, Кому ты поклоняешься, как Богу и вместе Сыну Божию, что превышает нашу простую веру, прежде чем явиться миру, удалился в пустыню. Так и наш пророк перед появлением среди верующих ушел на время в Хивá, обнаженную, каменистую, безводную местность. Поэтому я позволю себе сказать, что сыны пустыни – благороднейшие из людей. Таков был и Хатим. Вот как в Геджасе и Недже рассказывают о нем.
В те дни, когда Всемилосердный Бог создал мир, что для Него так же легко, как для горлицы свить гнездо, он украсил землю горами, реками, морями, лесами и зелеными лугами; все было, по-видимому, кончено, кроме песчаных пустынь, которые нуждались в воде. Но Творец пожелал отдохнуть, и, в минуту отдыха найдя все, совершенное Им, прекрасным, Он сказал Сам Себе: «Пусть так все и останется. Придет время, когда обо Мне и о Моем имени люди забудут так же, как забывают о листьях прошедшего года. Тот, кто гуляет в саду, думает только об окружающей его красоте, но обитатель пустыни, желая видеть что-либо красивое, должен взглянуть на небо, а смотря на небо, он, естественно, вспомнит обо мне и скажет с любовью: «Нет Бога, кроме Бога Всемилосердного. Его человеческие глаза не видят, но Он видит их, Он Всевидящий, Всезнающий». Придет время, когда вера будет мертва и поклонение истинному Богу заменится идолопоклонством, когда люди будут называть богом камень и медные изваяния. Такое время наступит прежде всего в странах, где процветает довольство, и в городах, где царит роскошь. Вот почему необходимы пустыни. В их обнаженном, безграничном одиночестве снова возникнет вера и очистит, просветит мир, потому что Я – источник жизни – буду вечно присущ пустыне. Там Я подготовлю людей для искоренения зла на земле, они будут лучшими образцами человечества, и их добрые качества не заржавеют, они будут храбры, потому что Мне понадобится меч, правдивы, потому что Я – сама правда, великодушны и полны любви друг к другу, потому что Я – источник любви. Они станут говорить огненными языками, и один будет витией, а другой поэтом; живя среди вечной угрозы смерти, они будут бояться не Меня, а бесчестия: Сыны пустыни будут Моими сынами, никем не победимыми хранителями слова. И среди них из века в век будут появляться такие образцы человеческого совершенства, в которых явятся соединенными все добродетели».
Ознакомительная версия.
