– Не забывайте, что вы всего лишь слуга короля, а я его сестра, – бросила она в лицо Монморанси, столкнувшись с ним в одном из залов Лувра.
Возможно, король уже забыл о случившейся между ними размолвке, ведь, как оказалось, он был прав. Гугеноты наглеют с каждым днем и становятся опасны. Достигнет ли он сегодня согласия с королем? Приученный к методичности и последовательности, как в мыслях, так и в делах, приведя свои раздумья в порядок, он наконец открыл дверь.
Когда Анн де Монморанси тяжелым армейским шагом вошел в кабинет, Франциск уже принял для себя решение. Но, прежде чем огласить свою волю, пожелал выслушать коннетабля, который открыто призывал к борьбе с ересью, а вслед за ним свою сестру Маргариту, мнением которой особенно дорожил.
Анн де Монморанси склонился в нижайшем поклоне, затем отступил на шаг, как полагалось по этикету. Этот сиятельный вельможа был ровесником короля, одного с ним роста и с такой же внушительной осанкой. Лицо Монморанси отличалось невозмутимым спокойствием, монументальностью и суровостью воина. Он обладал большой властью, соединив в своих руках должности командующего армией и управляющего королевским двором, был умен и проницателен. Его блистательная карьера и богатство вызывали всеобщую зависть, но с ним приходилось считаться. Он олицетворял собой незыблемость настоящего. Основные его идеи сводились к обеспечению мира внутри государства и на его границах, достигаемого полным подчинением королевской власти.
– Монсеньор, – первым начал беседу Франциск, как только Монморанси в ответ на его повелительный жест расположился рядом с ним в кресле, – я хотел бы знать ваше мнение о случившемся.
Глядя королю прямо в глаза, Монморанси подался вперед и решительно произнес:
– Мое мнение не изменилось. Сир, какой может быть компромисс с учением, отвергающим сущность католицизма? Угроза возросла как никогда. Оставаться терпимым становится опасно. Поймите, гугеноты стремятся не просто справлять религиозный культ, они хотят навязать этот культ всем французам, а для этого им необходимо захватить власть. Эти воззвания – явное подстрекательство к заговору против Вашего Величества. Опасность начинает обретать очертания готовящейся войны во имя Господа. Милосердие и терпимость, к которым вы призывали, не принесли добрых плодов. Всякое снисхождение обращается против государства.
Из-за сгущающихся туч в кабинете стало совсем темно. Король пододвинул светильник поближе к коннетаблю, чтобы яснее видеть выражение его лица. Очень многое зависело от того, как правильно они поймут друг друга. О возникших между ними недавних разногласиях Франциск решил не вспоминать и забыть, как будто их и не было. Но смягчить воинственный пыл коннетабля было необходимо.
– Если мы пойдем на крайние меры, враждующие братья начнут беспощадно уничтожать друг друга. Может наступить хаос.
Фанатичный защитник государственных интересов Монморанси не собирался сдаваться, твердо решил на этот раз отстоять свою точку зрения о немедленном принятии чрезвычайных мер.
– Ваше Величество, Бог свидетель, я радею лишь о ваших интересах и вашей славе. Милосердие и снисхождение к еретикам не принесет добрых результатов. Необходимо отплатить возмездием за оскорбление католиков и осквернение ваших личных покоев. Еретиков надо казнить! И немедленно!..
От этих слов Франциск отшатнулся, откинулся на спинку кресла. Монморанси замолчал и поднял взгляд на короля. Наступила минута тягостного ожидания ответа.
Король медлил. Речь шла о двух противоборствующих религиях, и, если он пойдет на крайние меры, религиозные разногласия неминуемо грозят обернуться тысячами жертв, потоками крови. Необходимо усмирить бурные страсти, добиться спокойствия враждующего общества. Но и виновных оставить безнаказанными нельзя.
Вместо ответа Франциск снова задал вопрос:
– Уже известно, кто автор пасквиля?
Спокойный голос короля насторожил коннетабля.
– Антуан Маркур, французский священник, проживающий в Швейцарии, ближайший сподвижник Кальвина. А в королевство несколько его печатных листков попали через Гийома Фере, королевского аптекаря.
– Где он сейчас?
– Его ищут. Как только найдут, немедленно отправят в Бастилию.
Франциск кивнул в знак одобрения.
– Хочу обратить ваше внимание, что придворная среда стала весьма благоприятной для пропаганды новых идей. Сейчас считается признаком образованного человека не разделять мнения, совпадающего с установленными истинами христианского учения. Сир, время компромиссов закончилось. Какой может быть компромисс с учением, отвергающим саму сущность католицизма?
Король снова решил не отвечать на вопрос. Пусть все знают, что последнее слово за ним. Он прекрасно понимал, что разногласия, происходящие до поры до времени подспудно, становятся явными. Ему нанесли личное оскорбление и он как глава государства не может пойти против течения. Но он был и останется сторонником идей гуманизма и должен пытаться призвать всех к благоразумию.
– А что с остальными заговорщиками?
– В ближайшие дни все будут арестованы.
– Поручите моим советникам, сторонникам умеренной политики и христианам в душе, склонить их к примирению.
Перспектива перемирия с гугенотами, так ужасавшая Монморанси, сторонника крайних мер, вызвала в его душе возмущение. Как истинный воин, он всегда предпочитал наступление и отступать в данном случае не собирался.
– Ваше Величество, поймите, неприятие доктрин Церкви грозит перейти в массовое противостояние государственному правлению. Зачинщиков необходимо подвергнуть пыткам для выявления всех их сторонников и сожжению на кострах. Это требуется для сохранения мира и порядка.
На лицо короля набежала тень. Он приблизил лицо к свечам. Пусть Монморанси видит, что он непоколебим в своих убеждениях и только его королевское повеление решает все.
– Опалой трудно подавить движение протестантов. Не уместно ли сначала выслать зачинщиков из Франции? Казни откроют путь новым распрям. Страшно представить последствия братоубийственной бойни, – слова короля звучали все более властно. – Поймите, протестанты – мои подданные, как и католики, и должны оставаться под моей защитой.
Анн де Монморанси был явно разочарован.
– Ваше Величество, за вами право принимать решение. Главное, чтобы это решение было на благо государства.
Главному распорядителю королевского двора больше нечего было сказать. Он сказал все. И теперь ждал приказа короля.
– Свое решение в отношении дальнейшей судьбы зачинщиков я сообщу по возвращении в Париж. Немедленно отправляйтесь в столицу и держите ситуацию под контролем.
Взмахом руки король отпустил коннетабля и остался один со своими мыслями и собакой.
Франциск с нетерпением ожидал прихода своей любимой сестры Маргариты, самой дорогой ему женщины, обладающей сердцем ангела и умом мужчины. Своими светлыми мыслями Маргарита облегчала ему бремя власти, чем оказывала немалую помощь. Он часто препоручал ей вести особо важные дела и с нетерпением ожидал окончательного решения. Ее точные рассуждения приводили в восхищение послов, которые по возвращении писали об этих встречах пространные донесения своим государям. Кротость, осмотрительность и благожелательность Маргариты часто совершали чудеса.
Какая удача, что именно сейчас сестра оказалась рядом, приехав в Блуа вместе со своей шестилетней дочерью Жанной. К сожалению, брак с королем Наварры Генрихом д’Альбре, который был на одиннадцать лет моложе ее, как и первый с герцогом Алансонским, человеком преклонного возраста, за которого Маргариту выдали замуж в семнадцать лет, не принес ей счастья. Зато во втором замужестве Маргарита стала матерью. Всю свою любовь она, как и прежде, дарила ему, Франциску, а теперь и дочери. Франциск любил Жанну, словно свое дитя, только сожалел, что внешне девочка была похожа на отца, короля Наваррского, негодяя и самодура. Он улыбнулся, вспомнив недавний разговор с маленькой плутовкой. Жанна задала ему вопрос: «Ваше Величество, вы тоже считаете, что женщина должна любить родного брата сильнее, чем мужа и ребенка?» Маргарита от слов дочери покраснела. Девочка была очень непосредственной и своими вопросами часто ставила взрослых в тупик. Он тогда ответил: «Только если брат – король, как я. А я – твой дядя – желаю тебе только добра. Запомни, Жанна, мои слова на всю жизнь: твоя мать – великая королева. Она – самая благородная женщина Франции».
При дворе Маргарита слыла мудрой советчицей короля и покровительницей гуманистов, особенно тех, кто был гоним и нуждался в опеке. Ее поддержка и помощь преследуемым Церковью еретикам часто становилась опасной для нее самой и была чревата серьезными последствиями. Но ничто не становилось препятствием для благотворительной деятельности бесстрашной Маргариты. Бдительные богословы Сорбонны усмотрели ересь в ее благородных деяниях и бесцеремонно посоветовали королю начать борьбу с еретиками с его ближайшего окружения. Франциск, уверенный в добрых намерениях сестры, встал на ее защиту, убеждал, что она слишком любит брата, чтобы навредить ему и государству. В беседах с ним Маргарита постоянно возвращалась к идеям церковной реформы, к переосмыслению Священного Писания, но в отличие от протестантов не ставила своей целью порвать с конфессиональной традицией и с Римом. Набожная Маргарита осталась верной религии королевского рода, но при этом не жалела сил в своих попытках уберечь еретиков от тюрем и костров. Что скажет она теперь? Ее совет может стать решающим для вынесения им окончательного приговора нарушителям спокойствия в королевстве. В добрых намерениях сестры Франциск не сомневался никогда.
