Да, перед ним стояли те же самые лошади, каких он когда-то видел во сне. Еще тогда он рассказал брату сон, который и доныне, во всех подробностях, в его памяти: он крепко натягивал вожжи, и лошади рысью мчались по степи.
Заве-Лейб гладил лошадей по холке, по гриве, затем нежно обнял их и с умилением прошептал:
– Эх, люба, люба моя!
Медленно и ласково водил он рукой по их шеям, по крупам, пальцами расчесывал гривы, открывал рот и заглядывал в зубы.
– Стой! Стой! – успокаивал он их.
Вдруг острой болью кольнула сердце мысль: а лошади-то не его.
– Эх, – с досадой выругался он. – Почему вы попали к Танхуму, а не ко мне? Мне бы иметь вас!
От боли и досады он даже ударил одну лошадь в бок, а другую в морду. Лошади испуганно шарахнулись.
Шум в конюшне разбудил Танхума, прервав какое-то долгое, запутанное сновидение. Он видел невесту, она стояла около колодца. Вдруг вынырнул вор, у которого он забрал шапку, и пытался столкнуть невесту в колодец. «Я же его до смерти забил, а шапку с деньгами забрал себе, – подумал он во сне. – Откуда же вор взялся?»
На этом сон оборвался, и Танхум вскочил с постели. Дрожь пробежала по его телу. «В конюшню забрался вор. Конокрад… сейчас уведет лошадей», – пронеслось у него в голове.
Танхум схватил лежавший в углу топор и бросился в конюшню.
– Кто там? – испуганно крикнул он, едва переводя дыхание.
В темноте между лошадьми кто-то стоял. Танхум замахнулся было топором, но тотчас опустил его, опасаясь изуродовать в тесноте лошадь. В эту минуту послышался знакомый голос:
– Танхум!
Танхум облегченно вздохнул.
– Это ты, Заве-Лейб? Что ты делаешь у меня в конюшне среди ночи?
Заве-Лейб хотел что-то ответить, но губы у него тряслись. С трудом он пробормотал:
– Лошади… Понимаешь, я хотел… поглядеть на лошадей…
– Среди ночи… Ты в своем уме? Кто лезет в конюшню в такое время? Ведь я подумал, что это вор! Мог тебя насмерть топором зарубить!
Ничего не ответив, Заве-Лейб выскользнул из конюшни, нырнул в ворота и пустился бежать.
16
Едва побледнело на востоке, Танхум отправился к невесте. Народ еще спал, на улице не было ни души. Упитанные, с лоснящейся кожей гнедые неслись, задрав морды, в серую, местами еще окутанную туманом степную даль. С восторженным блеском в глазах смотрел Танхум на своих любимиц и с гордостью и упоением думал о том, что их хозяин – он, что, туго натянув вожжи, он правит ими, и они со всей силой мчат его к невесте, к его будущей жене.
Танхум сидел, откинувшись на окрашенное в зеленый цвет сиденье брички. Кроваво-красная заря занялась на краю неба. Подернутая мглой степь становилась все яснее и яснее и предстала перед его глазами во всем многообразии своих красок.
«Денек будет сегодня на славу», – подумал он. Лошади неслись мимо полос серой осенней стерни недавно сжатых хлебов. Там и сям мелькали порыжелые пятна перезревшего сена и зеленого, еще не увядшего буркуна. Легкий ветерок едва колыхал придорожные травы, насвистывая веселую песенку. Танхуму хотелось, вторя утреннему ветерку, затянуть песню, поклониться травам, прижаться грудью к матери-земле. Никогда ему еще не было так хорошо на душе, как сегодня! Опьяненный радостью, он забыл и о воре с драгоценной шапкой, и о вечном страхе, который его преследует и гонит с места на место. Ему бы хотелось посмотреть со стороны на мчавшихся лошадей, прислушаться к тарахтенью брички, представить себе, что сказали бы люди, увидев такую упряжку:
«Едет, видать, зажиточный хозяин».
Солнце уже стояло высоко в небе, когда Танхум с шумом и грохотом въехал в колонию. Он стал разыскивать хату, где жила сваха, но, подъехав к ней, вдруг повернул лошадей в другую сторону.
– Что ж это вы не узнали моей хаты? – крикнула выбежавшая навстречу растрепанная Ханця, накинув на голову платок. – Заезжайте, заезжайте, пожалуйста!
Танхум завернул к ней во двор и стал распрягать лошадей. Ханця ушла в хату хлопотать по хозяйству.
Со всех сторон стали подходить колонисты. Пока Танхум распрягал лошадей, они разглядывали их и прикидывали на глаз, какая им цена.
– Кони что надо! Жеребцы как на подбор! – отозвался низенький человечек с седенькой бородкой.
Он подошел ближе к лошадям, заглянул им в зубы, поднял хвосты и разочарованно сказал:
– Вот те на! Это же совсем не жеребцы, а кобылы! А я думал…
– Что ты думал? – спросил высокий белобрысый мужчина. – Ты, наверно, хотел попросить жеребца на случку? А лошади хорошей породы…
– А бричка посмотрите какая… Вы слышали, как оси звенят? – отозвался другой колонист.
– А у этой вроде копыто расколото, – заметил кто-то. Поначалу Танхум с удовольствием слушал, как люди расхваливают его лошадей, хотя и боялся дурного глаза. Но замечание о расколотом копыте обидело его. Он хотел было отчитать человека, высказавшего такую чушь, но, повернувшись к нему, узнал в нем отца своей невесты.
Танхум напоил лошадей, приготовил для них мешанку, но мысль об обидном замечании будущего тестя не оставляла его.
«Видно, кони его получше моих и блеснуть мне перед ним нечем».
Наконец он не выдержал, подошел к отцу невесты и сказал:
– Вы говорите, что копыто расколото? Ничего подобного. Это вам показалось. Она просто плохо подкована, оттого и ногу держит не так, как надо, а бежит – дух захватывает… Перековать надо, и дело с концом.
Отец невесты ничего не ответил и продолжал разглядывать лошадей.
Из хаты вышла сваха. Она отозвала его в сторону и шепнула ему на ухо:
– Это же ваш гость! Жених вашей дочери!
Затем едва заметным кивком отозвала в сторону Танхума, долго с ним толковала, повторяя одни и те же слова:
– Сокровище я нашла для вас! Бриллиант! Сияет, как солнышко ясное! Полмира обойди – другой такой не найдешь. И умом и красотой блещет. Отдаем вам золотой клад, чистое золото!
– Так сколько вам надо заплатить за сватовство? – перешел к делу Танхум.
Сваха молчала. Она, видимо, ждала, что жених назовет ей сумму. Не долго думая, Танхум сказал:
– Дам вам пятерку, но с тем, чтобы свадьба была как можно скорее… Время сейчас горячее, ждать некогда, надо выезжать в поле.
Они долго торговались, а когда поладили, сваха подвела жениха к отцу невесты, который все еще стоял с колонистами около лошадей. Все трое отошли в сторону, поговорили немного и отправились к невесте.
Колонисты проводили их любопытным взглядом, строя всевозможные догадки насчет приезжего.
– Наверно, дельце какое есть, – заметил один из них. – В такую пору человек не станет даром гнать лошадей. Наверно, уж очень нужно было.
– Может, хочет лошадей менять? – высказал предположение другой. – Черт их разберет, этих богатеев, с их делами…
– А может, свататься приехал? – сказал третий.
…Сваха пошла в хату к невесте, а хозяин повел гостя по двору. Они долго рассматривали ригу, амбар, скирды сена и соломы, плуги, телегу. Проявляя гостеприимство, хозяин предложил Танхуму овес для лошадей, но гость с самодовольной улыбкой хвастливо заявил:
– За три версты не выезжаю без корма для лошадей и без ведерка. Лошадь любит, чтобы за ней уход был.
Они долго еще толковали о всяких домашних делах, затем хозяин зашел в хлев, оставив гостя во дворе.
Танхум подошел поближе к хлеву, до его слуха донесся вкрадчивый голос:
– Драгоценный камень я нашла для тебя! Бриллиант, настоящий бриллиант! Полмира объехать – другого такого не сыщешь…
Притаившись, он жадно ловил каждое слово свахи.
– Если бы ты видела, сколько народу сбежалось, чтобы поглядеть на его коней. Сам царь мог бы запрячь их в свою карету. Вот какие кони! Теперь таких и не найдешь. Посмотреть на них – сразу видно, какой хозяин твой суженый. А упряжь и бричка какие! А земли сколько у него! А хозяйство какое! Да разве все перечислишь? Ты только на коней посмотри, и хозяин тебе сразу и приглянется.
Желая предстать перед невестой во всей своей красе, Танхум распахнул свой черный пиджак и выставил наружу свою голубую рубаху, подпоясанную зеленым кушаком.
Вышел из хлева хозяин и пригласил гостя в хату. Усадив его, он крикнул дочери, которая в сенях разливала молоко из подойника в кринки.
– Живее, Нехама! У нас гость, дожидается тебя… Такую работягу, как она, такие умелые руки и сыскать трудно. Вы только посмотрите, какой порядок во дворе, в хате! Все сделано ее руками, – расхваливал отец Нехаму. Его маленькие черные глаза блестели, на тощем загорелом лице играла улыбка.
Танхум окинул взглядом комнату, посмотрел на стены, потолок и, соглашаясь с отцом, кивнул:
– Конечно, хорошая хозяйка в доме – целое богатство.
Вошла Нехама. В белом платье с черными крапинками, с гладко причесанными волосами, она казалась очень привлекательной. Ее толстая коса была перекинута через плечо. Нехама застенчиво взглянула на Танхума, и густая краска выступила на ее белом полном лице.
