– Благородный князь! Только несчастье, постигшее нас, не позволяет принять твое приглашение. Русские купцы благодарят тебя за твой щедрый дар и просят принять ответный подарок.
Купец с поклоном положил сверток к ногам князя и отступил назад. Куеля развернул ткань и увидел кинжал великолепной работы, украшенный сканью и вставками из самоцветов. Руки князя непроизвольно потянулись к дорогому оружию. Он прикоснулся к металлу, и ноздри его затрепетали. Еще мгновение, когда рука впитывает холодную мудрость стали, и вот клинок, словно вырастает из узоров, щедро рассыпанных по ножнам. Куеля смотрит и не верит своим глазам: под полированной поверхностью лезвия мелкой рябью бежит живая волна сплетающихся темных и светлых причудливо изогнутых вкраплений.
– Булат! – восклицает Куеля. – Вот это подарок! Ну уважил, купец! Такую бы сталь и на мою саблю!
Князь радуется, как дитя, а Обадия устало думает, что сейчас этот варварский князь непременно захочет выпить с этим купцом, и тогда все пропало. Он знает это, но сил у него больше нет, и он просто закрывает глаза, чтобы не видеть, как рушится с таким трудом созданный им шедевр посольского искусства.
– Налить купцу полную чашу! – долетает до слуха посла голос Куели. – Выпей с нами, дорогой гость!
– Я хочу выпить со всеми русами! – кричит Куеля и, сорвав со своего пояса кинжал, ревниво сравнивает оба клинка.
– Слуги, кумыса побольше! Мы все едем к русам! – князь встает и, сделав пару неуверенных шагов вперед, обнимает купца. – Это мой кинжал, этот кинжал подарил мне отец. А я дарю этот кинжал тебе, и ты теперь будешь нам, как родич. Любому кангару покажи мой кинжал, и он сделает для тебя все! Вот так!
– Благодарю тебя, великий князь, – кланяется хитрый купец. – Век не забуду твоей милости!
– Да уж не забудь, – вдруг совершенно серьезно говорит Куеля. – И не забудь, что я великий! А теперь выпей, рус, священного напитка, люблю смотреть, как люди пьют.
Купцу подносят полную чашу, и тот, расправив усы, одним махом осушает ее.
– Ай молодца! Вот уважил, не то, что этот хазарин. Знаешь, как он пьет... он так пьет, что на него даже сейчас смотреть тошно. А с тобой мы еще выпьем!
Куеля поднимает чашу, но, неожиданно пошатнувшись, проливает на себя кумыс. Он смотрит растерянно на мокрую одежду, и в голове его начинают ворочаться какие-то мысли.
– Ты, рус, поезжай к своим да скажи, чтобы готовились гостей встречать, – Куеля неловко стряхивает с одежды капли пролитой влаги. – Да чтоб как следует готовились. Мы ведь гости очень даже непростые. Скажи, что сам великий князь кангар пожалует. Да, так и скажи. Все, ступай!
Купец уже вышел из юрты, когда его догнал слуга и попросил вернуться.
– А что за несчастье у вас там случилось? – Куеля изображает озабоченность на веселом и пьяном лице. – Да, послушай, а где же мой старый друг Верен? Уж не с ним ли беда?
Купец поклонился и со вздохом ответил:
– Вот с нашим старшим, как раз, беда и приключилась. Немощь сердечная свалила, да еще сразу на двух телегах почти у самого брода колеса поломались. Никак нечистая сила лиходействует. Так вот, мы и решили поостеречься: не идти через брод до утра.
– Мудрое решение, – брови Куели ползут вверх, словно ему сказали что-то очень смешное. – Телеги поломались. Вот несчастье! Вот уж горюшко горькое!
Он схватился рукой за голову и покачал ею в притворном отчаянии, горестно охая, а воины засмеялись.
– Вы слышите, кангары, телеги у них поломались! – вскрикивает князь, и ему отвечает взрыв безудержного хохота.
Купец нахмурился и, еще раз поклонившись, сказал:
– Ну, я, пожалуй, пойду.
– Да ты, купец, не обижайся, – Куеля перестает смеяться. – Верена я люблю. Знатный воин, и не хуже моих кангарских соколов. Вылечу его сердечную немощь.
Князь поворачивается к своим воинам и, разведя руки в стороны, кричит:
– Полонянок молодых побольше да плясуний лихих, да кумыса покрепче – вот что надо воину, чтобы прогнать любую немощь!
Десяток пьяных глоток отвечают ему полузвериным восторженным ревом, а Куеля, вновь повернувшись к купцу, говорит уже тихо:
– Ну все, купец, ступай и скажи Верену, что сам князь Куеля едет к нему в гости.
Купец еще раз поклонился и вышел из юрты. Ловко вскочил в седло и, уже тронув коня, услышал долетающий из юрты голос Куели:
– Кумыса поболее, одежду мне дорогую и полонянок молодых не забудьте!
«Вот тебе и раз, – думал купец Само, – а старшому виделось, что нас здесь порежут. А выходит, будет пир. Странное дело, однако!» Он пустил коня рысью и заторопился к каравану, не забывая внимательно поглядывать по сторонам.
* * *
Русана[27] сбросила расшитые бисером черевички и, сделав пару робких шагов по траве, приподняла повыше подол летника, и ступила в прохладные струи реки. Мелкий песок защекотал ей ступни ног и, взбаламученный прикосновением, мутным облачком поплыл вниз по течению. В этом месте река раздвигала свои берега, образуя широкий, но мелкий перекат. Здесь едва заметная степная дорога упиралась в пологий бережок, указывая, что именно тут находится брод и только в этом месте следует переходить реку.
– Госпожа, что вы делаете? – раздался сзади голос служанки. – Здесь кругом люди, на вас же смотрят.
– Если бы их не было, – смеясь отвечала девушка, – я бы давно уже плескалась нагишом в реке.
Она наклонилась и, зачерпнув ладошкой пригоршню струящейся прохлады, кинула в служанку. Вода рассыпалась веером брызг, и служанка, тоже молодая девушка, с визгом, полным кокетства, отскочила в сторону. Кокетничать было перед кем: совсем рядом молодцеватые отроки поили уставших коней и весело поглядывали на девушек. Русана посмотрела на них и вспомнила, как на берегу Дона впервые увидела своего возлюбленного, своего красавца Ворона. Тогда он, раздевшись по пояс, статный и загорелый мыл своего коня в реке. Золотистые волосы мокрыми прядями ложились на его мускулистые плечи, и он, обернувшись, посмотрел на нее синими, как река, глазами.
Русана улыбнулась своим воспоминаниям, глядя куда-то сквозь отроков, и глаза ее, полные мечтательного счастья, засветились удивительным светом.
– Госпожа, отведите свой взгляд, – прозвучал совсем рядом строгий, но чуть насмешливый голос, от которого девушка вздрогнула и выронила подол. – Отроки совсем с ума посходили, того и гляди, передерутся.
Боярышня снова подхватила уже намокшее платье и сердито обернулась, желая узнать, кто посмел ее так напугать. Она уже было открыла рот, чтобы отчитать наглеца, не взирая на его положение, но увидела спокойный взгляд умных глаз на уставшем и благородном лице воина.
– Старшой, вы меня напугали, – сказала она совсем не сердитым голосом, ибо крепкая и сильная фигура этого человека невольно создавала в ней ощущение покоя.
– Но это то, что я менее всего желал бы сделать, – усмешка, с которой смотрят на шаловливых детей, скользнула по губам Верена.
– Вот как, – Русана зачем-то снова посмотрела на пунцовых от смущения отроков, не находя подходящих слов для остроумного ответа.
А ей вдруг очень захотелось ответить этому взрослому человеку что-то такое, от чего бы у него глаза вылезли на лоб. Нет, впрочем, не надо на лоб, потому что это будет совсем некрасиво. Пусть уж лучше он просто поднимет удивленно брови и подумает что-нибудь вроде того: «Ах, какая же она умница!», и влюбится в нее непременно. «Зачем влюбится?» – вдруг с испугом подумала она, и сама не могла себе толком ответить, для чего и почему она так подумала, но сердце ее вдруг кольнулось сладкой истомой, и стало страшно, словно что-то большое и неведомое коснулось ее своей тенью.
– Да перестаньте же смотреть на отроков, – снова долетел до нее голос. – Вы лишаете бедных юношей последних мозгов.
– Перестаньте говорить мне всякие глупости! – покраснев и рассердившись, сказала Русана и стала выбираться на бережок.
Она уже хотела позвать на помощь служанку, как вдруг прямо перед собой увидела широкую и сильную ладонь, покрытую, как старое дерево, сеткой мелких морщинок, и такую же, как старое дерево, сухую и теплую. Русана коснулась этой ладони кончиками пальцев и тут же почувствовала, как от этой руки исходит удивительная сила, которая теплом разливается по всему ее телу. Верен помог ей выйти из воды и неожиданно приблизил свое лицо к ее нежному и немедленно заалевшему личику.
– Боярышня, я должен сообщить вам нечто очень важное, – услышала она, как во сне, густой и взволнованный голос.
– Что же? – ответила она и почувствовала, что безнадежно и глупо робеет.
– Вы должны довериться мне, – продолжал Верен, совсем не замечая смущения девушки.
– Я уже доверилась вам, когда напросилась в ваш караван, – Русана испуганно подняла глаза и почувствовала, что неведомая сила толкает ее на путь непонятной для нее странной игры, где девичье сердце бешено колотится, и каждый ход неизбежно должен быть оплачен душевными муками. – Что же вам еще угодно от меня?
