Итак, приют для страждущих закрыт, комната продезинфицирована, а Грегор должен свыкаться с одиночеством, ограничивая свои заботы ежедневными посещениями вольера, ставшего теперь диспансером, куда он регулярно доставляет новых пациентов, радея об их исцелении. Но это совсем не то, что прежде, и он всякий раз покидает своих питомцев с неизменной грустью, а иногда, боясь возвращения в пустой номер и желая хоть немного развеяться, идет на Центральный вокзал или же — как, например, сегодня днем — в парикмахерскую, подстричься.
Час спустя Грегор, идеально подстриженный, свежевыбритый, с усами в виде изящной трапеции, выходит из салона своего парикмахера. Мужской салон соседствует с дамским, откуда уборщица широкими взмахами метлы вываливает на тротуар целые ворохи отрезанных, в силу новой моды, длинных волос; эти бывшие шевелюры — темно-русые, золотистые, рыжие, черные, гораздо реже седые или с проседью — образуют зыбкий шевелящийся стожок, в котором Грегор замечает нового увечного голубя, запутавшегося в чьих-то светлых космах.
Грегор рассматривает пленника. На его правую лапку прочно намоталась длинная не то белокурая, не то рыжеватая прядь, потом в ней так же безнадежно запуталась и левая, мешая птице свободно двигаться. С каждым ее рывком волосы все глубже впиваются в кожу, препятствуя свободному кровообращению. Пойманный голубь тщетно бьется в этих силках, судорожно машет крыльями, пытаясь взлететь, но одного их усилия недостаточно — так не может подняться в воздух самолет, лишенный шасси.
Некоторые голуби оказывают глупое сопротивление Грегору, когда он подбирает их по доброте сердечной: обороняются и клювом, и когтями, раня своего благодетеля до крови; в этом они очень похожи на старых дам, которым помогают перейти через улицу, хотя они никого об этом не просили. Но сейчас все происходит довольно мирно. Грегор стягивает клюв голубя резинкой, чтобы он молчал, и, спрятав птицу за пазухой, тайком проносит ее в «Сен-Режи», снова нарушив правила отеля.
Войдя в номер, он первым делом сажает голубя в теплую воду с дезинфицирующей жидкостью: лапки необходимо как следует промыть. Пока птица маринуется в этом растворе, он готовит нужный материал для операции — скальпель, пинцет для удаления волос, зубочистку. Три часа спустя, сочтя этот срок достаточным для размягчения тканей, он начинает прикидывать, с какой стороны будет легче распутать впившиеся в лапку волосы. Потом, просунув зубочистку между кожей и прядью, начинает осторожно разрезать скальпелем волос за волосом, удаляя их по очереди с помощью пинцета.
Процедура занимает минут двадцать; после чего, по мнению Грегора, пациенту необходимо отдохнуть два-три дня, чтобы набраться сил. А пока он его разглядывает. Разглядывает долго. Разглядывает с пристальным интересом, все последующие часы то и дело подходя к нему почти против воли и чувствуя, что вид этой птицы возбуждает в нем странное, доселе неизведанное чувство. Это можно назвать восхищением, внимательным, изумленным, почтительным, бодрящим, а можно даже экстазом, какого доселе в нем не вызывал никто на свете, так что к вечеру он начинает раздумывать, не страдает ли он тем пресловутым аффектом, о котором раньше только слышал, не придавая ему никакого значения, той самой эмоцией, которую трудно определить в точных терминах. Словом, той самой болезнью, которую можно назвать — рискнем произнести это слово — влюбленностью.
Раненый голубь на самом деле оказывается голубкой с белоснежным оперением, еле заметными светло-серыми полосками на крыльях и сиреневым отливом на грудке. Ее пунцовый клюв усеян шафранными пятнышками, светло-розовый цвет лапок переходит внизу в тускло-серый, а безупречно белый хвост чуточку задран кверху, на манер павлиньего. Да и все остальное говорит об экзотической родословной этой птицы: если у других голубей глазки круглые, то у нее они не только чуточку раскосые, но еще и украшены ресницами, что и вовсе уникально. Ее воркование с приятной хрипотцой, грациозная, хоть и боязливая поступь, манера склонять головку набок, отводя в сторону грустный взгляд, так трогают Грегора, что у него сжимается сердце, а на глаза невольно наворачиваются слезы.
Это признак его слабости, возрождение его мании величия, если только не начало старческого слабоумия: даже рациональный мозг Грегора не в силах изгнать воспоминание об оккультистах, которое пробудила в нем пернатая гостья, — тех, что во времена его молодой славы восторженно провозгласили его инопланетянином, прилетевшим к ним на спине белой голубки. Вслед за чем его неизменно изобретательный ум рождает гипотезу о возможности некоего контакта между ним и ею: в конце концов, эту возможность нельзя исключать, как и возможность общения с марсианами!
Итак, он возится с голубкой целую неделю, с утра до ночи, и теперь, когда она снова начала ходить, должен бы отпустить ее на волю, подчинившись, таким образом, гостиничному уставу. Но хотя голубка полностью оправилась после операции на лапках, она все еще выглядит какой-то болезненной, грустной и утомленной. Разумеется, можно приписать эти симптомы долгому постоперационному периоду, и Грегору следовало бы пристроить голубку к торговцу птицами для восстановления здоровья, но он вынужден признать, что не перенесет разлуки. Его привязанность так сильна, что расставание было бы мучительно. И он, втайне от всех и снова в нарушение правил отеля, принимает решение оставить ее у себя в номере на постоянное жительство и обращаться как с невестой, которой у него никогда не было.
Однако этому подпольному союзу трудно быть постоянно неразлучным: оставшиеся дела все еще понуждают Грегора хоть изредка да покидать отель; к тому же совместная жизнь, как известно, требует, чтобы один из пары, выходя из дому, звонил другому как минимум трижды в день. И пришлось ему снова, под большим секретом, с помощью непомерных для его бюджета чаевых, прибегнуть к услугам горничной своего этажа, чтобы она заботилась о птице в его отсутствие. Когда его задерживают какие-нибудь хлопоты или обязательства, эта женщина обязана отвечать на шесть его звонков в день и сообщать о состоянии здоровья голубки, которую должна также кормить, в соответствии с тщательно разработанным рационом, смесью различных отборных зерен, запас которых всегда имеется в номере.
В числе дел Грегора осталась единственная светская обязанность — традиционные вторничные и пятничные ужины у Аксельродов. Несколько дней спустя хозяева дома находят своего гостя совсем уж странным, рассеянным, озабоченным, и Грегор вынужден сознаться, что он теперь не одинок; но, понимая всю эксцентричность ситуации, боится сообщить, что речь идет о представительнице животного мира. Это недоразумение заводит Этель на ложный путь: сначала она демонстрирует притворный интерес к его новости, потом чувствует скрытое раздражение, вылившееся в откровенную ревность, замаскированную холодностью. Однако наш влюбленный не способен долго молчать, ему не терпится расписать свою страсть во всех подробностях, и Грегор уточняет: предмет его нежных чувств не та, что называется любовницей, а существо голубиной породы; это разъяснение вызывает у Этель смех, а затем облегченный вздох.
Но поскольку у Грегора уже развязался язык, ему хочется рассказать все до мелочей, он не в силах остановиться и вскоре начинает говорить о голубке не как о домашней птице, а как о любимой женщине; весь вечер она не сходит у него с языка; в результате, радостное облегчение Этель сменяется недовольством, недовольство — злостью, а злость — вернувшейся ревностью, только на сей раз еще более острой, окрашенной непониманием, разочарованием, если не презрением под маской совсем уж не скрываемой холодности — и все это к величайшей радости Ангуса Напье.
За истекшие годы юноша с боязливой мордашкой еще надежнее устроился рядом с Норманом, выйдя из его тени и обретя подобие индивидуальности. Теперь он не только служит ему секретарем, но и занимает определенное положение — нечто среднее между компаньоном и приемным сыном, — обеспечивающее ему близость к Аксельродам; при этом он не расстается с мыслью когда-нибудь соблазнить Этель, хотя верит в свой успех все меньше и меньше.
В жизни Ангуса произошли и два других мелких события. Во-первых, жалованье, которое выплачивает ему Норман, позволило ему, экономя на всем, приобрести в кредит роскошный лимузин марки «дузенберг» — торпедо с откидным верхом, восьмицилиндровым мотором, зелеными дверцами, голубым капотом и широкими коричневыми крыльями над колесами с новехонькими шинами; обода и спицы — ярко-желтого цвета. В общем, самая что ни на есть шикарная и дорогостоящая модель: Ангус по уши влез в долги, чтобы купить это авто, слишком большое для него одного. Однако Ангус, даже если это незаметно по его глазкам, ставшим еще более испуганными после таких расходов, очень доволен своей покупкой. Когда Этель нужно съездить за покупками, он в любое время готов возить ее по магазинам. Но поскольку она, как правило, отказывается от его услуг, а сухой закон недавно отменен, второе мелкое событие состоит в том, что Ангус пытается утопить свои любовные печали в виски, который, нужно сказать, употребляет в неумеренных количествах. Сейчас его взгляд, устремленный на Грегора, горит лютой злобой, но так как он затуманен хмелем, а сам Ангус, как всегда, выглядит оробевшим, это не очень заметно.
