— Бедный мой Рафаэль, даже здесь вас презирают, это просто уморительно!
— У них есть для этого основания! Они хорошо меня знают… Не правда ли, дорогой мой?.. Я больше не могу, позвольте мне сесть…
— Прекрати, ты смешон!
— Я это прекрасно знаю… Этот мир мне столь же отвратителен, как и я сам… Так лучше уж смеяться, не правда ли?.. Какое у тебя было лицо!.. Минуту назад ты был весь коасный, а сейчас совсем зеленый… Нужно почаще смеяться, это помогает сохранить хороший цвет лица. Посмотри на нашу прекрасную подружку: только веселье придает ей такой цветущий вид… Ну ладно, довольно шутить, мы пришли поговорить о деле. Как тебе известно, за мной наблюдают французская полиция и твои дружки из гестапо, поэтому я не могу заниматься своим маленьким бизнесом. Но ты меня знаешь, друзья для меня святы, и если я могу оказать им услугу, то не колеблюсь ни минуты. Поэтому, когда мадемуазель Дельмас попросила меня продать ее бриллиантовое украшение, я подумал о тебе.
При упоминании о мнимых бриллиантах Леа закрыла глаза.
— Бриллианты? — сразу успокоившись, произнес Мазуи. — Я думал, что речь идет о нескольких безделушках. Я бы, конечно, взял их, чтобы оказать услугу такой очаровательной девушке. Но бриллианты!.. Когда я мог бы их увидеть?
— Вначале я должна убедить родственников отдать их мне.
Мазуи понимающе взглянул на нее.
— Я прекрасно понимаю, мадемуазель. Давайте встретимся и поговорим об этом. Только приходите одна, без этого прохвоста.
— Дорогой мой Кристиан, какой вы злопамятный!.. Долго вы еще будете на меня дуться из-за нескольких пустяковых афер?
— То, что вы называете «пустяковыми аферами», стоило мне, однако, больше миллиона франков.
— У меня не было выбора, меня обманули. Вот увидите, после сделки с мадемуазель Дельмас вы еще будете меня благодарить.
Леа встала, показывая, что ей пора идти. Мазуи галантно помог ей надеть канадку.
— До свидания, мадемуазель, я жду вашего визита. Пока, Маль. Помни, что чем реже я тебя вижу, тем лучше для тебя.
— Воистину, я — никем не признанный гений, — мелодраматически произнес Рафаэль, выходя из комнаты.
Прихожая теперь была забита до отказа. Многие посетители стояли. Некоторые из них устремились к открывшейся двери:
— Месье Мазуи, у нас назначена встреча!..
— Я подумал, месье Мазуи. Я отдам вам его за полцены…
— Умоляю вас, месье, вам известно что-нибудь о моем муже?..
— Что со мной будет? Они арестовали моего сына…
— Месье, вы велели мне прийти, если я замечу что-нибудь подозрительное у соседей. Я слышал, как у них говорят по-английски, это подозрительно или нет?
— Терпение, друзья мои, терпение, я всех приму.
Леа почувствовала отвращение.
Почему Рафаэль так сильно сжал ей руку? Он делал ей больно… Леа взглянула на него, готовая возмутиться. Почему он так смотрит? Нет! Эта женщина с распухшим лицом и мокрыми волосами… это не…
— Отвлеките внимание Мазуи и этих людей, — сквозь зубы процедил Рафаэль.
Сумка Леа упала на пол, и ее содержимое рассыпалось во все стороны.
— Ничего страшного, — наклоняясь, сказал Мазуи, — мы поможем вам собрать все эти безделицы.
Она никогда не думала, что в ее сумке умещается столько вещей. Когда все эти галантные господа, наконец, выпрямились, лица их немного покраснели.
Большое спасибо, месье, спасибо.
— Держите, Леа, я нашел вашу губную помаду, — сказал Рафаэль.
— Но…
— Я с трудом отыскал ее, она закатилась под скамейку.
Внезапно поняв, она быстро убрала в сумочку губную помаду, зная, что та ей не принадлежит.
Дождь прекратился. Леа отвязала велосипед от решетки и, сев на него, поехала, не заботясь о Рафаэле Мале.
— Эй! Подождите меня!..
Вкоре он, оседлав свой гоночный велосипед, догнал ее.
— Не спешите так, нам надо о многом поговорить.
— Оставьте меня в покое, я не хочу иметь с вами ничего общего.
— Вы не правы. Прежде всего, вы должны быть мне благодарны: если бы не мое вмешательство, то вам, может быть, пришлось бы познакомиться с методами моего друга Мазуи.
— Я не сомневаюсь в том, что вы прекрасно знаете его методы, и время от времени даже помогаете ему.
— Думайте все, что хотите. В любом случае нужно быть совершенно сумасшедшей, чтобы броситься прямо в пасть волка. Скажите, что вы собирались там делать? Эта история с драгоценностями — правда?
— Не более чем история с вашими бриллиантами. Зачем вы сочинили подобную небылицу? Теперь он захочет снова увидеть меня.
— Я это прекрасно знаю. Бриллианты — его страсть. Только таким способом можно было избежать слишком подробных расспросов. Леа, прошу вас, не гоните так, мне уже не двадцать лет, и я за вами не успеваю.
— Это вам только на пользу, вы слишком много едите и стали жирным, как свинья довоенной поры.
— Вы очень жестоки. Однако мне необходимо поговорить с вами спокойно.
— Ну и говорите себе на здоровье: на велосипеде, посреди авеню Анри-Мартен, — да это же идеальный способ избежать подслушивания, не правда ли?
— Вы правы, но я слишком запыхался. Прежде чем мы остановимся, ответьте мне: что вы там делали?
— Думаю, то же, что и вы: собиралась узнать что-нибудь о Саре.
Несколько минут они ехали молча. Показалась площадь Трокадеро. Вновь пошел дождь.
— Давайте где-нибудь укроемся.
Они привязали свои велосипеды к дереву и бегом бросились к ближайшему кафе. Там они устроились в глубине полупустого зала.
— Я голодна, — сказала Леа.
— У вас есть талоны?
— Есть несколько, а зачем?
— Без них вас здесь не накормят. И не жалуйтесь: то, что тут подают, — вполне съедобно. Гарсон, будьте добры!
Волоча ноги, подошел пожилой гарсон, в длинном белом переднике.
— Что господа желают?
— Мадемуазель голодна, что бы вы нам посоветовали?
— Смотря по обстоятельствам!..
— Но у нас есть талоны.
— Я сомневаюсь… даже по талонам… у нас вообще-то выбора почти нет.
— Вы хотите сказать, что если есть талоны плюс еще что-то, то можно довольно сносно поесть?
— Месье все правильно понял, и чем больше будет это что-то, тем обильнее окажутся порции.
— Какой позор! — сказала Леа.
— Замолчите, вы только разозлите его, — тихо произнес Рафаэль. — У вас есть с собой деньги? Я сейчас совсем на мели.
Леа пошарила в кармане куртки и протянула ему несколько смятых банкнот.
— Этого достаточно?
— Вместе с тем, что есть у меня, наверное, да.
Рафаэль протянул банкноту, которая мгновенно исчезла в кармане гарсона… Вскоре они услышали из кухни его крик:
— Две порции, полагающиеся больным.
Леа встала и подошла к чугунной печке, возвышавшейся посреди зала. Она сняла свою мокрую канадку и повесила ее на спинку стула, поближе к огню. В какой-то момент девушка испугалась, что Рафаэль подойдет к ней, но он остался сидеть и молча курить, погрузившись в свои мысли.
Леа подумала: если Рафаэль непричастен к аресту Сары, как думает Франсуа, то, что же он тогда там делал? Я же видела, когда собирала свои вещи, как он подошел к Саре, заговорил, а она ему что-то передала… наверное, эту губную помаду. На самом деле она ни на минуту не могла себе представить, что Рафаэль способен ее выдать…
— Мадемуазель, все готово!
— Спасибо.
На столе дымилась маленькая кастрюля, наполненная чем-то похожим на рагу из зайца. Запах у этого блюда был довольно приятным.
— Это контрабандный кролик, — прошептал гарсон.
Кролик или нет, но это было вполне съедобно.
— Я, может быть, смогу помочь Саре выбраться из…
— Как?
Рафаэль огляделся. Зал постепенно заполнялся служащими близлежащих контор.
— Здесь слишком много народа. Доедайте скорее. Я расскажу вам об этом в более спокойном месте.
Смеясь и обмениваясь шутками, вокруг толклись люди. За соседним столиком устроились четыре девушки в ярких шерстяных шапочках и подобранных им в тон рукавичках и носках, что делало девушек похожими на веселых гномов. Они сняли свои отяжелевшие от дождя пальто и плащи. Платья у девушек, хоть и явно домашнего пошива, были красивыми и очень им шли. Леа бросила на соседний столик завистливый взгляд, сравнивая яркие наряды с выцветшим темно-серым костюмом, доставшимся ей от матери. Этот взгляд не ускользнул от внимания Рафаэля.
— Вы выглядите очень элегантно. Этот костюм делает вас похожей на мудрую мышь, что, однако, противоречит вашим поступкам. И потом, с вашими волосами яркие цвета показались бы дурным тоном.
— Я предпочла бы одеваться в дурном, как вы говорите, стиле, чем казаться монашкой в цивильном платье. Надо будет надеть мой пуловер из розовой ангоры.
— Что мне нравится в вас, женщинах, так это то, что в любых, даже самых скверных ситуациях вы думаете о том, как подобрать цвета, добиться гармонии, чтобы сумочка подходила по цвету к туфлям. Вы — как дети: плачете, думая об участи, постигшей подругу, а через две минуты говорите о тряпках.
