Он отпустил и уже на другой день после ее отъезда почувствовал невыносимую тоску по ней. Однако вскоре в Мессину наконец-то возвратился Танкред. Ему не удалось собрать достаточно сильного войска для того, чтобы вытурить из Тринакрии крестоносцев, и он прибыл заключать с Ричардом мир и отдавать наследство покойного Гвильельмо. По случаю окончательного мира и удовлетворения всех требований Ричарда было устроено трехдневное пиршество, за которым легче было спрятаться от тоски по Беренгарии. Больше всего Ричарда удивляла эта тоска тем, что между ним и принцессой Наваррской ведь еще не было телесной близости. Если ему и доводилось когда-нибудь скучать по женщинам, то только по тем, с кем он успел разделить ложе.
Видя, как тоскует король, его верный тамплиер Робер де Шомон предложил Ричарду устроить рыцарский турнир в ознаменование удачно разрешенных споров с Танкредом и получения наследства Гвильельмо.
— Отличная мысль! — оживился Ричард. — Надо помириться с Филиппом и устроить состязания моих рыцарей с его рыцарями.
Король Франции после разорения Мессины все больше и больше злился на удачливого Ричарда. Он завидовал богатой добыче английского короля и требовал своей доли, которую, по мнению Ричарда, французские подданные не заслужили. Дошло до открытых перебранок между крестоносцами короля Франции и крестоносцами короля Англии. Могло кончиться и большой потасовкой, а быть может, и кровопролитным сражением.
— Филу! — ласково обратился Ричард к Филиппу-Августу, явившись в его ставку. — Возлюбленный друг мой! Перестань на меня сердиться, умоляю тебя! Вспомни, сколько хорошего связывает нас с тобой в прошлом.
— Мне сдается, здесь, на Сицилии, ты забыл все это хорошее, — продолжал дуться Филипп-Август.
— Ты ошибаешься, Филу. Вот моя рука! Я люблю тебя, как прежде, и никто не в силах заставить меня плохо к тебе относиться. Я предлагаю тебе заключить строгий договор.
— Договор?
— Да, и если хочешь, мой Амбруаз начертает его на пергаменте, — уже не ласковым, а твердым голосом объявил Ричард.
Король Франции был несколько озадачен. Он явно настроился на ссору. Быть может, ему уже не хотелось плыть за море и он замыслил, воспользовавшись хорошим предлогом — расколом в рядах крестоносцев, — возвратиться в Париж?
— Каково же будет содержание договора? — спросил он.
— Мы обязуемся впредь поровну делить все, что будет ниспослано нам Господом в нашем походе, — ответил король Англии.
— Добычу? — так и сорвалось с языка Филиппа-Августа.
— И добычу, и тяготы, и невзгоды, — внутренне усмехаясь, отвечал Ричард. — Если мы будем брать город, то равными силами, а не так, как Мессину. И на поле сражения не прятаться за спины друг друга. Тогда и споров о добыче и славе не будет никогда возникать. Ты согласен?
— Мессину мои люди брали столь же доблестно, как и твои, и не наша вина, что моих подданных погибло вдвое меньше, нежели твоих, — попытался нащупать почву для ссоры король Франции.
— Пусть так, я даже готов признать вину моих воинов в том, что они вывешивали только знамена Святого Георгия, а про твои лилии забывали, — не удержался от ехидства Ричард. — Но ты готов заключить со мной честный договор?
Как ни пытался и дальше Филипп-Август избежать договора и под любым предлогом поссориться с королем Англии, ему все же пришлось уступить выдержке Ричарда, и договор меж ними был подписан. В том числе там было и соглашение об устрожении мер наказания к тем пилигримам, которые пытаются внести разлад.
На следующий день в честь заключения договора состоялся рыцарский турнир. В поле за монастырем грохотали барабаны, пели рожки и трубы. Лучшие рыцари двух государей съезжались с двух сторон, и равным было число белых стягов с красным крестом и лазурных знамен с тремя белыми лилиями. Ричард и Филипп уселись рядом на самом почетном месте.
— Уступаю тебе право дать знак начинать, — сказал Ричард.
— Изволь, я сам могу уступить тебе это право, — с легким раздражением в голосе ответил Филипп-Август.
— Ты неисправим, Филу, — хмыкнул Ричард и махнул рукой: — Начинайте! Где там наши битюги?
По обычаю, ристания начались с бугурдов — поединков силачей, которые и впрямь были подобны ломовым коням. Огромные и крепкие англичане, нормандцы, гасконцы и аквитанцы вышли, обнаженные по пояс, против таких же увесистых и могучих подданных французского короля — бургундцев, провансальцев, фламандцев и парижан. Одновременно проходило по четыре поединка. Ричард ликовал — в тридцати схватках его люди одержали двадцать две победы, причем у французов лучше всех оказались фламандцы.
— Может, и мы поборемся, Филу? — ткнул он под ребра короля Франции.
— А твои прыщи? — усмехнулся тот.
— Что мои прыщи?
— Прошли? Ты сможешь оголиться по пояс?
— Лучше не стоит.
— То-то же!
Признав, что в бугурдах одержали победу рыцари Львиного Сердца, собравшиеся приготовились наблюдать тьосты — поединки конных копейщиков. И тут поначалу одерживали верх подданные английского короля, но, когда за дело взялись витязи графа Шампанского, положение стало выравниваться. В итоге в двадцати поединках девять раз побеждали люди Ричарда и одиннадцать — люди Филиппа.
— Мы должны сразиться на копьях, Филу! — воскликнул Ричард, огорченный подобным исходом турнира тьостов.
— Я сегодня утром дурно молился, — зевнул в ответ король Франции, — Боюсь, Господь не будет ко мне благосклонен. Если тебе так хочется поучаствовать в состязаниях, могу предложить тебе сразиться с Гийомом де Баррэ.
— Твоим церемониал-рыцарем? Охотно! Эн Гийом! Вы согласны помериться силами с королем Англии?
— Почту за честь, ваше величество, — отозвался рыцарь и стал застегиваться.
Герольды громко вострубили, появился Шарль де Фонтеней со знаменем Святого Грааля, глашатаи возгласили, что сам король Ричард намерен провести тьост с лучшим из рыцарей короля Филиппа.
И вот они съехались, чтобы поприветствовать друг друга с открытыми забралами.
— Желаю вам мягко упасть с коня, эн Гийом, — начал подзуживать соперника Ричард.
— Желаю вам не повредить при падении прыщики, ваше величество, — дерзко отвечал рыцарь.
— Что это за шпинат у вас на щите нарисован? — спросил Ричард, имея в виду изображенные на гербе де Баррэ листья дуба.
— А у вас, я вижу, дрок, эн Плантаженё? — еще более ехидно сощурился противник, — Говорят, ягоды дрока хорошо помогают от глистов, не так ли?
На сем приветствие окончилось. Полыхая гневом, Ричард отъехал на положенное расстояние, развернул коня, опустил забрало, взял у оруженосца Гийома тяжелый длинный ланс с длинным древком, выкрашенным в белый цвет и увитым алою лентой. Наконечник, как и полагалось для турнирного копья, имел форму полураскрывшегося трехлепесткового цветка. Наступило затишье, взорвавшееся внезапным грохотом барабана, призывающим — вперед!
Ричард пришпорил коня и во весь опор понесся на соперника. Удар! Все перевернулось, весь мир опрокинулся… Падая, Ричард все же успел сосредоточиться и удачно приземлиться на загривок. В шее что-то хрустнуло, но сильной боли не последовало. Некоторое время он лежал на спине и не мог вдохнуть в себя воздух. «О, где ты, смерть?!» — прогудело из глубин его души. Но смерти не было. Он наконец вдохнул, простонал и резко поднялся на ноги.
Король Франции стоял, радостно улыбаясь и помахивая рукой своим воинам, которые громко ликовали. Подданные Ричарда угрюмо взирали на своего поверженного властелина. Надо было что-то делать. Вдруг Ричард широко улыбнулся, потом захохотал, потом запел:
Несчастный рыцарь Уино
С коня своего слетел.
И Ричард-король опозорен, но
Уино ведь того не хотел.
И как бы то ни было, Уино,
Ричард тебя простил.
Он чуть не подох от обиды, но
Опомнился и остыл.
Ликует лилия, Уино,
Победой своей горда…
Жаль, в битвах люди ее — хм! Но…
А Ричард берет города!
Теперь наоборот — все подданные короля Англии взревели от восторга, а рыцари Филиппа-Августа заскрежетали зубами от обиды.
— Вы целы, ваше величество? — в тревоге подскочил к Ричарду коннетабль Робер де Шомон.
— Как новенький, — отвечал король Львиное Сердце.
— Да здравствует король! — вопили английские, гасконские, нормандские, аквитанские глотки, будто не Гийом де Баррэ вышиб из седла короля Англии, а король Англии одолел церемониал-рыцаря.
— Как видишь, Филу, наш договор полностью вступил в действие, — со смехом сказал Ричард, подойдя к Филиппу-Августу. — Мы разделили поровну славу нынешнего турнира.
И турнир закончился миром и пиром. Правда, король Франции недолго пировал вместе с королем Англии, вскоре увел своих людей в свой лагерь, не дожидаясь, когда Ричард «увидит Бога».
