– Мне кажется, – резко заметил Иорам, – что столь пристальное внимание к физическим свойствам человека вызывает определенные подозрения.
– Я догадываюсь, на что вы намекаете, – сказал Иосиф Аримафейский, вновь вставая, чтобы наполнить кубки, но на этот раз гранатовым соком, приправленным сосновыми семечками и свежей мякотью апельсинов. – Но, похоже, причины такого отбора совершенно иные. Ессеи полагают, что нравственная красота находит отражение в физических свойствах. В любом случае, ессеи рассматривают физические достоинства мужского тела как источник наслаждения, дарящий радость другим. При этом необходимо учитывать, что любое проявление беспутного поведения у них наказывается надлежащим образом.
Иорам с удовольствием отпил несколько глотков из кубка и задумался.
– Почему не все ессеи живут в Кумране? – спросил он через пару минут.
– Думаю, они все там жили до тех пор, пока тридцать лет назад не произошло сильнейшее землетрясение, о котором вы наверняка помните. Мощные толчки разрушили многие постройки в Кумране. Ессеи истолковали природную катастрофу как ожидаемый ими знак Божьего гнева. И они разбрелись по пустыне. Позже выяснилось, что землетрясение – а оно, конечно, имело для них символическое значение – было лишь суровым предупреждением. Некоторые ессеи вернулись в Кумран и восстановили там разрушенные строения, другие поселились в иных местах.
– А что вы сами о них думаете?
– Разумеется, в Храме мы редко говорим о них. Ессеи живут обособленно, и поэтому ни у нас, ни у них не возникает желания наладить тесное общение. Не секрет, что высокопоставленное духовенство и вожди Синедриона не питают уважения к ессеям. Безусловно, их неукоснительное следование Закону Моисея и строгие нравственные мерила выше любой критики. Но ессеи, совершенно не стесняясь, кричат на всех перекрестках о своем глубоком презрении к Храму и его служителям. Для них Храм – всего лишь разбойничий притон. Но я надеюсь, дорогой брат, что вы понимаете: все это не для посторонних ушей.
– Не заставляйте меня произносить имя Господа в субботу! – запротестовал Иорам. – Я весьма вам обязан за ценные сведения, которыми вы поделились со мной, но еще больше за те, которые вы мне сообщите в дальнейшем. Они помогут мне лучше ориентироваться.
– Хочу добавить, что и фарисеям, и саддукеям в равной степени неприятно, что добродетели ессеев намного выигрывают по сравнению с нашими добродетелями. Принимая во внимание, что ессеи не торговцы, а довольствуются результатами своего труда – они мызники, каменщики, ткачи, горшечники, а также занимаются другими ремеслами, – среди них нет ни одного богача. Ессеев невозможно обвинить в таких преступлениях, как продажа неполных мер или десятикратное взвинчивание цен в неурожайные годы. Они – образец кристальной честности. Боюсь, что так отозваться можно лишь об очень немногих обитателях Иерусалима, – сказал Иосиф, поднимая глаза к потолку.
– Если говорить откровенно, – заметил Иорам, – здесь есть люди, завидующие репутации ессеев.
– Совершенно верно. Но существуют и другие причины для взаимной ненависти, о чем я вам уже говорил. Несколько десятилетий назад у ессеев был выдающийся, насколько мне известно, предводитель, которого они называли Учителем Справедливости. Наш тогдашний царь Александр IV Яннай не желал мириться с тем, что влияние этого человека распространилось далеко за пределы Кумрана, поскольку многие считали его чуть ли не пророком. Этот предводитель вызывал у него неописуемый гнев. Царь приказал арестовать Учителя Справедливости, причем не в обычный день, а именно в день праздника Йом Кипура, подвергнуть его жестоким пыткам, а затем казнить. А поскольку Александр IV Яннай был не только царем, но и первосвященником, то ессеи прозвали его Злым священником. Конечно, их ненависть к Александру IV Яннаю могла бы угаснуть вместе с династией Селевкидов, к которой, как вы знаете, принадлежал этот царь. Однако вскоре выяснилось, что и многие священнослужители подвергали преследованию Учителя Справедливости. Вот почему нас с ессеями вечно будет разделять кровь. По словам ессеев, мне хорошо известным, «все люди, которые вступили в Новый Союз, но заблудились, предали и отвернулись от колодезей с чистой водой, не принадлежат к Народу и не будут нанесены на скрижали со дня исчезновения Единого Повелителя до пришествия Мессий Аарона и Израиля». Вот так обстоят дела. Их ненависть, будто высеченная в камне, не угаснет до скончания веков.
– Да вы знаете их тексты наизусть, – с удивлением произнес Иорам.
– Да, мне их часто читали или пересказывали, ведь я пытался понять, почему ессеи относятся к нам с таким глубоким презрением.
– И что же теперь делать?
– Что вы имеете в виду? Мы должны постараться не разжигать их ненависть.
– Значит, мне в Антиохии лучше держаться от ессеев на расстоянии?
– Да, если, конечно, вам это удастся. Но в Антиохии они менее опасны, чем здесь. Обратили ли вы внимание на то, что кроется за словами «Мессии Аарона и Израиля»? Это означает, что Мессии будут одновременно и политическими, и духовными вождями, а поскольку предполагается, что они явятся одновременно, можно сделать вывод, что речь идет об одном человеке. Если такой Мессия придет, немедленно возникнет конфликт между ним и Иродом Великим и римлянами. Вспыхнут народные восстания, начнется резня.
– Следовательно, вы не ждете с нетерпением прихода этого Мессии?
– Разве я это сказал? Или, может быть, именно вы не ждете с нетерпением его прихода? – оживившись, воскликнул Иосиф Аримафейский. – Неужели вы думаете, что все это может долго продолжаться?
– В конце концов, мы не так уж несчастны, – заметил Иорам.
– Нет, совсем нет. Но раньше наш народ был крепко спаян верой, а сейчас она существует только благодаря деньгам и страху перед римлянами. Однако не стоит недооценивать могущество веры и чувство гордости. Мы живем на вулкане, – сказал Иосиф Аримафейский.
Он встал и зашагал из угла в угол.
– Простите за нескромный вопрос, но как вам удается иметь столь трезвые суждения, будучи членом Синедриона? – спросил Иорам.
– В Синедрионе я не один такой, – шепотом сказал Иосиф. – Я не обязательно должен быть слепым только потому, что принадлежу к господствующей знати. Как и многие другие, я читал Книги.
– А что вы будете делать, если придет Мессия?
– А вы как думаете? – иронически улыбаясь, ответил Иосиф вопросом на вопрос.
Иорам заерзал на диване и несколько раз провел ладонью по бороде.
– А я-то думал, что у нас в Антиохии спокойно… – пробормотал он.
– Вы слышали, что говорят астрологи? – через несколько мгновений вновь заговорил Иорам. – Вся Антиохия взбудоражена их предсказаниями.
– Слышал, конечно, слышал, – ответил Иосиф Аримафейский. – Ирод тоже слышал. И первосвященник Иисус. И некоторые другие. Мне бы очень хотелось составить точное представление об этих астрологах.
«Некоторые другие» действительно слышали о том, что астрологи прочли на небе. Слухи об этом событии проникли даже далеко на запад.
– Ты слышал? – спросил ессей, искавший саранчу в зарослях папируса на берегах озера Мареотис, у встречного рыбака-иудея. – В Израиле родился царь. Хвала Всевышнему!
– Ты знаешь, как его зовут? – откликнулся рыбак, бросая обратно в воду карликового сомика.
– Имей веру в Господа. Он знает и откроет нам его имя, когда настанет срок.
Слухи, докатившись до Александрии, смешались с ароматами амбры и кедра и запахом вяленой рыбы. Вскоре Иосиф услышал их отголоски в разговоре своих учеников.
– Знаете ли вы, учитель, что в Палестине родился царь? Подумать только, возможно, он родился одновременно с вашим сыном!
– Успокойся, сын мой. Думай лучше о работе. Этот штырь слишком толстый, он не подойдет.
В ту ночь старый человек увидел во сне, что его глаза открылись свету небесному. Утром он спросил себя: «Разве у Ирода есть еще один сын?»
Глава VI
Отклики на смерть царя
Полусонные рыбаки на своих бутрах, находившихся в нескольких сотнях локтей от Приморского Элевсина, восточного предместья Александрии, не могли не заметить, как и многие другие, что вокруг одной из вилл горит непривычно много факелов. Рыбаки прекрасно знали это здание, поскольку именно там они продавали самый удачный улов, который их сети вытаскивали из морских глубин. Эта вилла отличалась от всех прочих александрийских построек великолепной колоннадой из белого мрамора, привезенного из Греции, и изящными террасами-цветниками, тянувшимися вплоть до усыпальницы Стратона. Она принадлежала богатому греческому торговцу Крисилаиосу, возможно, другу, но, вне всякого сомнения, фавориту римского префекта Гая Петрония, правителя Египта. Как правило, сады освещали три десятка факелов, придававших статуям розоватый оттенок человеческого тела. Но на этот раз яркий свет на побережье отбрасывали не менее трехсот факелов.
