— Почему же — старость? — перебиваю я, — наоборот, — старость в их опытах утрачивает свои основные черты: у особи появляется бодрость, исчезает седина, возрождается производительность…
— Положим, соглашается инженер, — это так! Но что же из этого? Ведь этим не возвращается молодость — лучшее время жизни. Этим, как я уже говорил, продлевается старость, — тот период, который предшествует одряхлению, старческому маразму… Продлевается склон лет, отцветание жизни, но не расцвет! А вот вы лично — какой бы период пожелали продлить в своей жизни: двадцатипяти или пятидесятилетний? То-то!..
И он мягко смеется.
Странно, когда он смеется, глаза его остаются холодными, глубокими и неподвижными. И в сумерках мне снова чудится в них какая-то непонятная жуть, тревога…
— Да и насколько дается эта отсрочка одряхления? Опыты еще не выяснили этого определенно, ну, — скажем, — на пять-десять лет… Как это ничтожно мало!
— Ну, уж и мало, — смущенно возражаю я, чувствуя в его доводах жестокую логику, — это «мало» — для начала очень много. Мы не имели и этого!
— Только — пять-десять лет, — продолжает он, — да из них треть выкинуть на сон, этого рокового врага человека, этого вора его жизни. И что же остается?.. Нет, биологи не разрешат задачи продления жизни человека! Эту задачу призвана выполнить химия!
— Химия, — говорю я растерянно, — химия?. Гм!.. Какое же она может иметь отношение?.. Вы, мне кажется, преувеличиваете могущество предмета вашей специальности!
Мне хочется думать, что он шутит.
Но он внезапно оживляется и говорит с энтузиазмом:
— Да, химия! И только она! Границы ее могущества — бесконечны, возможности — неисчерпаемы! Наряду с прочими чудесами, она может продлить и жизнь человека и не на каких-нибудь жалких пять-десять лет, а на двадцать и даже тридцать!.. Да она уже и разрешила эту задачу, — добавляет он совершенно неожиданно и, встретив мой изумленный взгляд, разражается смехом.
Я тоже смеюсь.
— Я понимаю вас, — говорю я, — вы имеете в виду медицину, собственно лекарственный отдел ее — фармакопею?..
— Нет, — говорит он, снова становясь серьезным, — нет! Я имел в виду вот это…
Он вытаскивает из внутреннего кармана аптекарскую склянку, встряхивает ее, и на свете фонаря в ней вскипает пузырьками зеленоватая прозрачная жидкость.
Я перевожу глаза со склянки на моего спутника и обратно. Вероятно, на моем лице написано изумление, потому что он смеется и говорит:
— Это мое последнее изобретение. Это — биотрансформатор! Знаете, как в электромеханике. Препарат, трансформирующий снотворные волны и позволяющий продлить жизнь человека минимум на двадцать лет!..
Я молчу, я жду объяснений. Что можно сказать?..
— Оставим это пока, — говорит он, читая вопрос в моих глазах, и прячет склянку в карман. — Подойдем к вопросу систематически. Посмотрим, прежде всего, — какое место в жизни человека занимает сон? Взрослый нормальный человек спит восемь часов в сутки. Эту цифру и можно взять средней. Следовательно, на сон вы тратите треть всей своей жизни. Если взять продолжительность жизни в 60 лет, то на сон из них уходит двадцать лет! Но можно ли назвать сон жизнью? Нет, — это не то сознательное отношение к окружающему, которое, собственно, и важно для нас, которое наполняет нашу жизнь и дает ей содержание… Сон на двадцать лет выводит нас из строя сознательно живущих существ!..
Тема становится интересной. Я слушаю его со вниманием. Но куда он клонит? К чему это рассуждение?.. Ага, я, кажется, начинаю понимать!
— Представьте себе, — продолжает мой спутник, — что имеется возможность устранить влияние сна в жизни человека. Это при шестидесятилетней жизни даст вам плюсом двадцать лет бодрственного, сознательного отношения к окружающему. Это не омолодит вас под старость, а равномерно удлинит вашу жизнь во всех периодах. Подумайте! — за 20 лет сколько вы могли бы пережить, передумать, испытать наслаждений, получить мудрого опыта!.. Итак, вы понимаете мою мысль: — устранение влияния сна в жизни человека разрешило бы задачу продления жизни более плодотворно и удачно, чем при помощи метода, избранного биологами…
— Но, — возражаю я, и мне кажется очень удачно, — во-первых, вопрос о сне — есть вопрос также биологический, а во-вторых сон устранить невозможно! Но если бы даже это и удалось, то удлинения жизни мы все-таки не получим. Скорее наоборот организм, лишенный биологически необходимого ему сна, износился бы во много раз быстрее, чем при нормальных условиях!
Я доволен отповедью. Если химик хотел подшутить надо мной, то теперь он видит, что мистифицировать меня не так то легко.
Но он невозмутимо отвечает:
— Зачем же лишать сна? Это и не нужно и, как вы совершенно справедливо заметили, только бы повредило задаче… Я только хотел обратить ваше внимание на то, что сон распределен в жизни человека так, что благодаря ему вы лишаетесь трети своей жизни… Тут дело не в устранении, а в перераспределении промежутков сна и бодрствования. Сон в жизни нужно перераспределить так, чтобы он не мешал человеку бодрствовать всю жизнь…
— Но это немыслимо! — восклицаю я.
Он опять смеется. Я знаю: — это над моим растерянным лицом.
— Совершенно мыслимо, — говорит он, — просто вы не думали, как следует, над этим вопросом! Вещества, влияющие именно на сон, давно уже известны медицине. Хлороформ, например, всегда усыпляющее, тогда как кокаин — наоборот — лишает сна… Да мало-ли!.. Но не в этом дело. Рассмотрим вопрос внимательно. В сутки вы спите восемь часов подряд. Этот срок нужен вашему организму. Но представьте себе, что вы могли бы спать в течение суток так: час — сна, два часа — бодрствования, и снова — час сна, два часа бодрствования, и так далее… При таком порядке вещей, в общей сложности, вы спали бы в сутки те же восемь часов, — ваш организм получил бы то, что ему нужно! А теперь дальше — представьте себе возможность спать по секундам: секунду спите, две — нет, секунду спите, две — нет, и так далее… И при таком порядке ваш организм в сутки получил бы все те же 8 часов сна полностью! А для постороннего наблюдателя вы представляли бы любопытное зрелище: все 24 часа он видел бы вас бодрствующим, так как секунды сна стушевывались бы перед вдвое большими промежутками бодрствования! Но секунда всетаки изрядный промежуток времени и вряд ли вас можно было-бы назвать и бодрствующим. Были бы заметны перебои в вашем сознании. Этакое мелькание, как на экране киноматографа, Когда лента пущена недостаточно быстро. Вы знаете, — для того, чтобы глаз не заметил этого мелькания, необходимо, чтобы смена картин происходила быстрее десяти в секунду…
Противник блестяще разбил меня на всех позициях. Я ошеломлен этой теорией, этой строго логической последовательностью его мысли. Я начинаю приходить в возбуждение от открывающихся перед моим воображением горизонтов. Какая чудовищная, смелая и заманчивая идея! Как жаль, что она неосуществима!
И я уныло говорю только:
— Ну, со сном дальше секунды куда же итти!..
Но человек с серыми, пустыми глазами продолжает:
— Секунда также имеет деления — она содержит в себе 60 терций. И при сне в одну терцию через две, вы будете жизнерадостным и подвижным и всю жизнь сознательным и бодрствующим для самого скептического и наблюдательного глаза. Нужно было только найти управление этими терциями — регулятор!.. И после долгих опытов он найден мной и заключен в эту склянку!..
Регулятор сна найден мною и заключен в эту склянку.
Перед моими глазами снова зеленая жидкость. Я смотрю на нее с восторгом.
— Биотрансформатор, — шепчу я.
— Да, Биотрансформатор — претворитель и распорядитель снотворных волн! Действие его абсолютно безболезненно и безукоризненно. Лучшая ему рекомендация та, что он непрерывно испытывается мною на самом себе в течение ряда последних лет. Да, вот мы с вами провели сегодня неразлучно двенадцать часов. За это время, для суток, я уже наполовину выспался. В общей сложности 4 часа полного и глубокого сна и, однако, вы меня видели все время бодрствующим!.. Один глоток действует в течение недели…
