Любопытен момент, когда, по свидетельству давнего друга Мейлера, талантливого журналиста Джорджа Плимптона, произошел зримый поворот в его мироощущении — от экзистенциализма к африканской философии, магии, идеям бессмертия, кармы и реинкарнации. Вдвоем они полетели в Заир, писать о бое Али и Формана. Незадолго до боя Мейлер согласился участвовать в утренней пробежке Али, хотя сам давно перестал бегать. Он продержался с ним на равных полторы мили, потом Али и его тренер побежали дальше. По дороге назад Мейлер услышал в зарослях рычание льва и мгновенно вспомнил, как рыбачил в Провинстауне, а рядом проплыл кит, и в голове у него промелькнули имена: Мелвилл-Мейлер… и тут же он представил себе возможный сценарий своей славной смерти — лев, за которым охотился Хемингуэй, ждал все эти годы, пока не явилась достойная замена. Плимптон с удивлением вспоминал, что никогда не видел Мейлера таким спокойным и раскованным, как в Африке, «хотя это была территория Хемингуэя». Однако здесь можно вспомнить о другом: отец писателя родился в Южной Африке, в 70-е стали писать о том, что Мейлер сравнялся славой с Хемингуэем, и к тому же бег на длинные дистанции подобен глубокой медитации, и, возможно, во время этой пробежки произошли какие-то глубинные перемены в обычно напряженно работающем сознании писателя — в него вошла первозданная природа, и он вспомнил о своей принадлежности вечности. В появившейся затем книге «Бой» (1975) Мейлер много размышлял о смерти, и критика с недоумением отметила несвойственную ему умиротворенность. Некоторые язвили, что стареющий автор гонит от себя мысль о том, что его интересная жизнь однажды оборвется, и тешится мечтами о ее возможном продолжении. Однако думается, что эта перемена умонастроения подспудно готовилась давно.
В 70-е современность поблекла, Мейлер искал новый жанр и новых героев. «Бой» — небольшая по объему, но очень значительная писательская работа. Однако после «Нагих и мертвых» даже положительные отзывы о каждой новой книге всегда сопровождались «но» — опять не тот долгожданный роман. Было известно, что Мейлер работает над каким-то романом, тему которого он не сообщил даже издателям, но за который потребовал аванс в один миллион, потому что «это счастливое число». Он ходил то ли к астрологу, то ли к нумерологу, который объяснил ему, что число в контракте не должно быть круглым, а обязательно оканчиваться на счастливое число. Таким образом выяснилось, что у великого писателя, как в свое время у Фрейда, появились счастливые и несчастливые числа. Но мистика чисел затрудняла составление контрактов недолго, и вскоре стало ясно, что с 1972 года Мейлер пишет какой-то большой роман. И интервью о нем в американской и европейской прессе постепенно вытеснили слухи. Отрывки из «Вечеров в древности» печатались в таких популярных журналах, как «Плейбой», «Вог», «Дом и сад», «Пэрис ревью», и его публикация сразу же стала событием мировой культуры — одновременно он вышел в США, Франции, Великобритании и вскоре был переведен на другие языки мира. Появились новые интервью. Приведем некоторые высказывания Мейлера как предисловие автора к его роману.
* * *
«…Я решил отказаться от идеи „Великого американского романа", когда меня захватил великий Египет XIII–X веков до нашей эры. Я понял, что современная Америка подобна Балканам — это слишком сложное, многослойное общество, чтобы его можно было объять единым литературным произведением… всегда хочется попробовать что-то новое, никогда не знаешь, чем займешься завтра…
Я собирался совершить короткое путешествие в прошлое — в Египет, Грецию и Рим. Но погрузился в Египет и завяз в нем более чем на десять лет. Обнаружилось, что я шел к этому роману давно. Так, герой романа „Песнь палача" был для меня мифической фигурой на раунде со смертью. Корабль „Аполлон" и его команда предстали мне олицетворением современной технологии, враждебной природе человека. Я всегда занимался символическими фигурами доминирующей на Западе „мужской" культуры. Герой египетского романа, которому удается четырежды родиться на протяжении ста восьмидесяти лет, позволил мне выйти за пределы не только личности, но и самой истории. Эта возможность захватила мое воображение…
Я не раз говорил, что этот египетский роман милей мне любой из моих жен. Я оставляю его на год-два и возвращаюсь назад, а он говорит мне: „Ты выглядишь усталым, ты вернулся издалека, так позволь мне омыть твои ноги". До сих пор я мог без затруднений возвращаться к нему. Но роман подобен этому мистическому существу — хорошей женщине. Нельзя вечно злоупотреблять ее терпением. Поэтому я думаю, что настало время кончить египетский роман. Пришло время…
Я начинал, как всегда опережая собственное понимание предмета. Сколько раз я и раньше убеждался в том, что сам процесс работы над книгой высвобождает какие-то дремлющие в нас возможности. Лучшее, что удается написать, рождается именно из этого источника. Мне самому было странно мое увлечение Древним Египтом… вдруг — такое отдаленное прошлое, совершенно иная культура. Я ничего не знал о Древнем Египте, но какой-то инстинкт влек меня к нему… Это была и магия незнакомого языка. Я немного занимался языком Древнего Египта, и меня увлекла его диалектика, его экзистенциальная чувствительность, столь прекрасно воплощенная в самой культуре этого периода его истории. Так, например, слово „магнетизм" одновременно означает и „ты", то есть оно говорит о том, что два человека, обмениваясь взглядами, ощущают игру неких сил. Сегодня мы говорим о „вибрациях", но это лишь бледная тень мироощущения древних египтян, каждое слово языка которых столь прочно и тонко было связано с множеством других слов… Я попытался мыслить как египтяне, создать новую психологию… Эта книга подобна археологическим раскопкам. Я не думал писать произведение такого большого объема. Но чем глубже я копал, тем больше я находил интересного и тем больше мне хотелось продолжать раскопки… Количество меняет качество. Боюсь, что длинная книга — анахронизм. Но чтение длинной книги становится частью вашего опыта, она вплетается в вашу жизнь… Не мне судить о результате моих многолетних усилий, но более чем когда-либо я был убежден, что действительно большая книга способна продолжить свою жизнь в сознании читателей, менять их жизнь…
Пока длился мой „роман" с египетским романом, я написал несколько книг о современности. …Но я не оставил свой давний замысел. Мне уже, видимо, не придется углубиться в жизнь Древней Греции или Рима, но я хотел бы в следующей части задуманной трилогии, которую открыл роман «Вечера в древности», перенестись на два-три века в будушее и написать роман о космическом корабле… Это будет головокружительно трудно… Третий роман, на который я очень рассчитываю, если мне доведется его написать, будет о современности. Есть у меня кое-какие припрятанные козыри, о которых я пока умолчу. Они-то и позволят мне связать воедино Древний Египет, космический корабль будущего и современность. Хочется верить, что я смогу соединить их столь же естественно, как три ствола, растущие из одного корня, или, если вспомнить символику мифов Древнего Египта, это будет трезубец — мистический фаллос Осириса. Если я смогу претворить в жизнь весь этот замысел, он позволит мне заглянуть в совершенно новые области, писать шире и лучше. Не знаю, смогу ли осуществить задуманное».
* * *
Подобно машине времени, роман Нормана Мейлера «Вечера в древности» переносит читателя на три тысячелетия назад, ввергая его в поразительно живой мир Древнего Египта времен правления Великого Рамсеса II и его потомка Рамсеса IX, эпох, исполненных кипения вечных человеческих страстей и объединенных чудесной жизнью главного героя романа.
В увлекательном повествовании Мейлера жизнь Богов, исторических персонажей и вымышленных героев разворачивается в едином потоке бытия, в котором миф и реальность неразделимы, поскольку, как заявляет автор в эпиграфе к роману, он верит в то, что множество человеческих сознаний «могут перетекать одно в другое и таким образом создавать или выявлять единое сознание, единую энергию… И наши воспоминания есть часть единой памяти, памяти самой природы».
Основополагающие события жизни Богов, эпизоды которой «воссоздаются» в жизни героев романа, в их воспоминаниях, служат матрицей существования каждого обитателя Египта, бесконечно повторяясь в смене времен года, ночи и дня, рождения и смерти, взаимоотношениях людей, общенародных праздниках, религиозных обрядах и, наконец, в жизни их земного представителя — фараона Рамсеса П. Именно благодаря убедительности мифопоэтического видения читатель воспринимает как естественные и те многочисленные описания мистических состояний, которые являются органической частью повествования и, постоянно переплетаясь с рассказом о жизни героев романа, постепенно обретают все более явственные черты единого эпического полотна, где ощущение и реальность, настоящее и прошлое не имеют четких границ. Где само время благодаря этой поразительной силе памяти и воображения превращается в пространство-время, вечное сейчас, в котором человек чувствует себя настолько свободным, насколько сильно развито его воображение и богата его память. Ведь путь в бессмертие — это жизнь, достойная воспоминаний. Укорененность в мифе сообщает повествованию иной масштаб, а присущий Мейлеру интерес к взаимоотношениям мистики и науки придает роману удивительно современное звучание. Именно благодаря зыбкости этой грани, заставляющей порой воспринимать этот уводящий нас в глубь веков роман как увлекательное путешествие в будущее, рассказ Мейлера убеждает читателя в том, что специфика культурно-исторического контекста, все различия мировосприятия — лишь фон, выявляющий неизменность человеческой природы.
