Робеспьер (нервно): Как вы смеете? Враги уже столько времени рисуют меня тираном! А вы стали их подголосками! В иностранных газетах так и пишут: «армии Робеспьера, суды Робеспьера, правительство Робеспьера»! Робеспьер – везде! Во всем виноват Робеспьер! В терроре, в казнях, в том, что он выдумывает мнимых убийц, чтобы окружить себя армией телохранителей!
Ленде, севший к этому моменту за стол, еще ниже опускает голову. Деталь: его правая рука ложится на рукоятку лежащего на столе пистолета с длинным дулом.
Барер (насмешливо): У них есть повод. За тобой повсюду таскаются якобинцы с дубинками. Тот же рыночный силач Дидье. К тебе уже не подойти.
Карно: Ты задерживаешь отправления на фронт роты парижских канониров, так нужных армии. Для чего? Не для образования ли собственной преторианской гвардии?
Робеспьер (с трудом сдерживаясь): Я? Я всего лишь один из вас. Разве в моих руках армия, финансы, судьи или чиновники? Я – один человек…
Колло: Лицемер! Ты повсюду расставил своих людей: в мэрии, в Революционном трибунале, в Национальной гвардии, в полиции, даже начальником школы Марса ты провел своего Леба! Флерио-Леско, Дюма, Анрио, твое собственное Бюро общего надзора полиции, которым ты подмял под себя Комитет общей безопасности! – твои люди повсюду. Через Бюро ты арестовываешь, кого хочешь, кого хочешь – казнишь, составляя проскрипционные списки для Дюма и Фукье. У Конвента не осталось никакой власти. Теперь ты подыскиваешь подходящих генералов, чтобы подмять под себя и армию!
Члены Комитета угрожающе подступают к Робеспьеру.
Крупно – сжимающиеся кулаки Колло д’Эрбуа и Карно.
Дальше разговор идет на повышенных тонах, пока не переходит на крик.
Карно: Не обращая внимания на мое мнение, ты арестовываешь чиновников военного ведомства, незаменимых на своей должности!
Билло: Ты арестовываешь патриотов. Ты отправил в тюрьму лучший революционный комитет Парижа – комитет секции Неделимости!
Робеспьер: Какой же он лучший, если их собственный председатель донес на них, как на мошенников?
Колло: У тебя все люди мошенники. Ты всех меряешь по своей мерке, добродетельный евнух!
Барер: Ты говорил Дантону, что при его морали никто не может считаться недобродетельным. А при твоей морали, Максимилиан, кто может считаться добродетельным? – все порочны и все подлежат казни!
Ленде (не поднимая глаз, тихо): Робеспьеру была нужна смерть Дантона, чтобы расчистить дорогу к власти, теперь это очевидно.
Билло: Ты приберегаешь в тюрьме охвостье жирондистов, как свою будущую свиту! Ты уже год не разрешаешь отправить их дело в трибунал, в то время как многие погибали за меньшие вины!
Переглядывание Карно и Барера. Видно, что им не по вкусу слова Билло.
Робеспьер: Комитет был в курсе всех моих действий.
Билло: В последнее время ты действуешь самостоятельно, не уведомляя нас. Вы с Кутоном вынесли в Конвент декрет прериальского закона, не поставив его на обсуждение в Комитете.
Робеспьер: Закон уже принят, и незачем говорить об этом. До сих пор в нашем Комитете все делалось на взаимном доверии, и я не счел нужным…
Билло (прерывая): Потому что ты знал, что Комитет общественного спасения не пропустит твой диктаторский закон!
Робеспьер: Диктаторский? Вы что же, хотите таких судов, как суд над Дантоном?
Ленде (поднимая голову): Теперь вообще нет судов – только казни!
Робеспьер: Прериальский закон был нужен, чтобы уничтожить последних заговорщиков в Конвенте.
Колло: Ты метишь в истинных республиканцев, в тех, кто отстоял Республику в департаментах, кто подвергал свою жизнь опасности среди бесчисленной контрреволюции, пока ты отсиживался в тылу: в Карье, в Барраса, в Дюбуа-Крансе, в Фуше. А ведь Фуше ничего не делал в Лионе без меня. Ты и меня поместил в свой проскрипционный список?
Робеспьер (не отвечая): Я ни в ком не вижу поддержки! Кругом заговорщики. Я знаю, что в Конвенте есть люди, желающие погубить меня, а ты вместе с Билло защищаешь их!
Билло: А ты хочешь отправить этих людей на гильотину? Нет, я знаю, что ты хочешь на самом деле – ты хочешь гильотинировать весь Национальный конвент!
Робеспьер: Вы слышали? Вы все здесь свидетели, что я не говорил, что хочу гильотинировать весь Конвент. Теперь я знаю тебя, Билло.
Билло: Теперь я тоже знаю, что ты – контрреволюционер!
Робеспьер (кричит): Контрреволюционер?!
Билло: Контрреволюционер!
Колло: Тиран!
Билло: Пизистрат!
Робеспьер (хрипит): Разбойники!…
Билло: Ты говоришь о себе!
Карно (поворачиваясь к Сен-Жюсту, а потом к Кутону): Триумвиры! Вы скоро погибнете!
Бледное лицо Робеспьера начинает быстро меняться: сначала оно выражает изумление, потом обиду, потом злость, потом все эти чувства вместе, так что создается впечатление, что он гримасничает. Наконец, он падает в кресло и закрывает лицо ладонями. Плечи его подрагивают.
Сен-Жюст неподвижно стоит у стола, за все это время ни разу не пошевелившись.
Кутон выкатывает на середину залы и вертится в своем кресле-самокате волчком.
Кутон: Граждане, граждане, успокойтесь, это уже слишком!
Билло (Робеспьеру, более спокойно): Тебе мало светской власти – ты претендуешь на власть папы римского! Разве это не контрреволюционный шаг – восстановить во Франции Бога святых лицемеров, веками обманывавших темный народ, как сделал это ты на своем празднике Верховного существа?
Колло: И отслужить мессу в Париже в качестве первосвященника!
Карно: Ты фактически восстановил во Франции культ католического Бога, великий жрец!
Билло: Ты только делаешь вид, будто возмущен, что эта Богоматерь Катерина Тео провозгласила тебя сыном Божиим, ты и на самом деле вообразил себя новым мессией!
Робеспьер (горько, отнимая руки от лица): Если вы не сумели дать народу счастливую жизнь на земле, не лишайте его утешительной веры в лучшую жизнь хотя бы после смерти.
Он встает, выпрямляется, твердый, непоколебимый, почти успокоившийся. И только в голосе его прорезаются истерические нотки.
Робеспьер: Все, что вы сказали, – ложь! Я вижу, что мне здесь больше нечего делать! Если так пойдет дальше, вам придется спасать Республику без меня!
Быстро и резко идет к выходу, распахивает дверь. Тяжелая дверь медленно закрывается за ним.
…
Шторка. Все ошеломленно молчат.
Сен-Жюст (стоя посреди залы, резко): Вы считаете ложью спасительную веру бедняка в лучшую жизнь на небе, но не хотите помочь ему на земле. Вы грабите обездоленных тем, что заморозили исполнение вантозских декретов. Этим вы лишь умножаете число врагов Республики, вместо того чтобы создать ей опору в виде сословия облагодетельствованных ею людей. Пока Республикой воспользовались лишь богатые.
Карно: Состоятельные граждане и есть опора Республики. Ограбить их в пользу твоих голодранцев?
Сен-Жюст: Не должно быть ни бедных, ни богатых, крупные собственники – враги Республики, за деньги они будут служить любому режиму. Сейчас тюрьмы забиты богачами и аристократами. Но вы предпочитаете бесконечно кормить этих бездельников, чтобы потом все равно отрубить им головы.
Барер: А ты бы предложил еще один прериальский закон для расчистки тюрем?
Сен-Жюст: Спроси у Колло. Он разгружал тюрьмы залпами картечи.
Колло: Ах, ты…
Билло: Спокойно, Колло…
Сен-Жюст: Вы должны знать, я был не в восторге от прериальского закона. Наоборот, считаю, что теперь, когда мы победили при Флерюсе, можно уменьшить террор. Конечно, только в том случае, если Республика сохранит свою революционную силу. Я бы предложил лучший выход разгрузки тюрем – принудительные общественные работы! Пусть эти аристократы на своей шкуре узнают, что такое барщина, которой они угнетали несчастных крестьян: пусть они чистят сортиры, метут улицы, прокладывают дороги, чинят мосты, работают грузчиками! Будет справедливо, если народ станет, в свою очередь, властвовать над своими угнетателями и если трудовой пот смоет высокомерие с их чела.
Барер (холодно): «Мы должны наполнять преступниками против Республики не тюрьмы, а гробы…» Я забыл – кто это сказал?
Сен-Жюст: Когда-то и Барер де Вьезак сказал про тирана: «Ах, какой добрый король!»
