Тухачевский, конечно, личность знаменитая — нарком подобрался, сосредоточась,— и с ним куда как непросто... Хозяин его откровенно не любит, и это, в сущности, могло бы решить все. Но, с другой стороны, «победитель и завоеватель Сибири» — кстати, отзыв хозяина — исправно продвигается на высшие посты в партии и государстве. Шутка ли — замнаркома обороны! И это несмотря на все драчки вокруг истории с походом за Вислу. Как же он был опрометчив, что пересек дорогу самому Сталину! Молод, горяч, совершенно неспособен предвидеть. Да и кто бы мог угадать тогда будущего вождя?..
Ягода метнул мгновенный взгляд на Артузова.
Л ведь угадали, когда пришлось делать выбор. В двадцать втором уже многое определилось. А вот в двадцатом... И Ленин был полон энергии, и Троцкий на недосягаемой высоте. Тухачевский, кстати, не раз выступал против Троцкого и не примыкал к оппозиции. Пока это явный плюс. Смотря в чьих глазах, конечно. Бели хозяин не любит, то не любит за все, даже за добродетели. Они особенно раздражают. Тем более в человеке, который вынудил тебя пойти на отчаянный шаг — дважды не выполнить категорические директивы Москвы. Сталин — Ягода даже усмехнулся про себя, поскольку знал эту пикантную историю в мельчайших подробностях с обеих сторон,— едва не потерял голову. Пока Тухачевский ждал подкреплений, Первая Конная повернула на Львов. А в результате и наступление на Варшаву сорвали, и сами с носом остались под Львовом. Можно понять Егорова, которому никак не улыбалось идти под крыло Тухачевского, но Сталин... В том- то и суть, что он гениально все рассчитал. Новый Бонапарт его никак не устраивал. Странно, что многие этого так и не поняли. А корень проблемы именно тут. Вряд ли комвойсками Юго-Западного фронта Егоров единолично решился на саботаж важнейшего постановления ЦК, к тому же принятого по предложению Ленина. Но членом РВС у него был Сталин, и это решило дело. Вся история Европы могла бы сложиться совсем по-иному. Тысячу раз прав Ильич: от Версальского мира [1] остались бы рожки да ножки. А это значит, что бесноватый германский фюрер и вся его шайка не продвинулись бы дальше ближайшей пивной. Вот где главный урок похода за Вислу. Беда Тухачевского в том, что он все преотличненько понимает и, главное, не молчит. Разве такое можно простить? Нет, хозяин никогда не забудет. Вот и Егоров книгу свою «Львов — Варшава» в соответственном духе написал. Разбор операции в ЦДКА определенно показал, кто стоит за Егоровым и Буденным. Герой вроде бы понял, приумолк, да не тут-то было.... Не прошло и двух лет, как, на тебе, новая дискуссия, в Академии Тухачевскому уже виселицей грозят. А такими вещами не шутят... Даже друзья отступились. Эйдемана Ворошилов проинструктировал, Ян Гамарник вообще ушел, когда запахло жареным. Не в пользу героя арифметика складывается. Ворошилов опять же, Первая Конная, старые кавалеристы вообще... Ловко отбрил тогда Михаил Николаевич, смелый человек: «Вам ведь не все и объяснить можно...» Совсем иначе мыслит. За ним новое поколение. Якир, Уборевич, наши великолепные летчики... Аэропланы, танки, моторы — все это на нем, Тухачевском. Именно такой и будет война: химия, электричество... Он, конечно, не без грешков, как и все, впрочем. Особенно по дамской линии. О его похождениях книгу написать можно. Особенно в ленинградский период. Одна комната для новобрачных в Петергофском дворце чего стоит! Великие князья себе такого не позволяли. А Свечина кто сожрал? И, главное, зачем? Чтобы через несколько лет убедиться в правильности свечинской теории стратегической обороны? Да и то благодаря Якиру. Но, как говорится, не будь счастья, так несчастье помогло. Хозяин не выносит чистеньких херувимов. Не первый материал идет на Тухачевского. Пока все оставалось без заметных последствий. Правда, находились влиятельные защитники, которых нынче не густо, но вряд ли хозяину нужна сейчас именно эта светлая голова. Не тем он занят, высоту набирает, совсем иная кампания. Михаила Николаевича она вряд ли коснется. Нет, ему еще предстоит хорошенько поработать на благо родины, развернуться во всем, так сказать, блеске^ Пока он будет идти только вверх, иначе никак не складывается...
Ягода размышлял не дольше, чем это требовалось для второго прочтения.
— Значит, считаете, что кому-то неймется скомпрометировать видного советского военачальника? — он сложил бумаги обратно в папку и разгладил ее рукой.
— Создается такое впечатление,— осторожно подтвердил Артузов.
— Это несерьезный материал. Сдайте его в архив,— заключил нарком, возвращая папку.
Артузов испытал мгновенное облегчение. Он никак не ждал, что Генрих Григорьевич так легко и уверенно возьмет все на себя. Тем более в нынешней обстановке. Но первая реакция вскоре изгладилась, сменившись нарастающим беспокойством. Муторное ощущение совершенной ошибки вновь обдало едкой кислотой.
Опасный остался документ, хоть и не было в нем ни грана правды. Опасный для каждого, кто к нему прикоснулся.
Время проявляет причинную взаимосвязь событий, которые зачастую выглядят разрозненными клочками действительности, вечно текучей, изменчивой и непостижимой в целостной полноте. Все проходит, но ничто не проходит бесследно. Слово, брошенное министром с трибуны, неощутимая подвижка осадочных толщ, стрекоза, покинувшая личинку,— все оставляет свой след в четырехмерном континууме пространства — времени. Физики называют его мировой линией. И, быть может, самое изумительное свойство создавшего нас мира заключается именно в том, что в соприкосновение приходят никак не причастные друг к другу вещи. Порой через много-много лет. Дальними ответвлениями мировых линий. Так пересекаются круговые волны от двух брошенных в воду камней. Так переплетаются корни растений. Листы и не ведают, какая борьба вершится во мгле перегноя.
Склеивая черепки критской или этрусской вазы, археолог с превеликим тщанием восстанавливает прихотливый рисунок. Но неосторожный владелец, столкнувший свой антик с каминной доски, помнит узор.
Перед рейхсфюрером СС Генрихом Гиммлером стояли четыре вазы, вернее, урны с прахом его людей. Проследить последовательность событий не составляло труда.
В ходе чистки, известной как «ночь длинных ножей», когда были ликвидированы главари штурмовых отрядов, показалось целесообразным убрать еще кое-каких деятелей, никак не причастных к СА, но неугодных фюреру. В их число попали генералы Шлейхер и Бредау. Германия и остальной мир в целом отнеслись к акции с пониманием. В уничтожении Рема и его банды многие увидели долгожданный знак поворота к более умеренной политике. Труды министерства пропаганды, таким образом, увенчались успехом. А вот с генералами вышло маленькое осложнение.
Руководство рейхсвера потребовало их недвусмысленной реабилитации, чуть ли не извинений. Министр обороны фон Бломберг и командующий сухопутными войсками фон Фрич лично посетили фюрера в Бертехсгадене и весьма энергично дали понять, что армии нанесено оскорбление. «Неслыханное», как позволил выразиться Бломберг, этот «Резиновый лев».
Гитлер был поставлен в трудное положение. Ссора с генералитетом менее всего входила в его планы, но и осудить СС — главное орудие партии — он никак не мог. Уж тут-то Гиммлер и Гейдрих постарались, как могли. Сошлись на компромиссном варианте. На широком совещании, где были представлены все виды вооруженных сил, фюрер и рейхсканцлер выразили подобающее сожаление по поводу «досадного недоразумения». На сем конфликт, казалось, себя исчерпал, хотя в печати, вопреки обещаниям, не появилось ни слова.
У армейской аристократии не было повода для недовольства. Возрождение военной мощи рейха шло невиданными в истории темпами. Принятый 21 мая 1935 года «Закон о вооруженных силах» еще более укрепил ее влияние. Фон Бломберг был назначен главнокомандующим, подчиненным лишь фюреру, а возглавляемое им министерство стало именоваться военным. Недвусмысленный знак! Сухопутные силы возглавил конечно же Фрич, флот — адмирал Редер, авиацию — генерал-полковник Геринг. Второй человек в государстве оказался в формальном подчинении у «Резинового льва». Впрочем, Геринг сразу же показал зубы.
— Все, что летает, принадлежит нам! — заявил он с присущим ему апломбом и отобрал у Редера морскую авиацию.
Последнее обстоятельство никак не нарушило общую атмосферу полного взаимопонимания. Честь корпуса СС тоже не пострадала. Гиммлер, согласно личному указанию фюрера, передал военному министерству документы, касающиеся всех обстоятельств дела, включая прискорбное происшествие в доме Шлейхера, где заодно с генералом застрелили и его жену. «Для ознакомления», как значилось в сопроводительной записке. Вроде бы поставлена последняя точка.
