какое есть оружие; у кого нет — куйте пики. Завтра выступаем. Вот вам и весь мой сказ.»
Народ стал расходиться, переговаривались на ходу озабоченно, тревожно. Прикидывали на чем ехать, что взять в дорогу. Некоторые правда прикидывали куда спрятаться от греха, пока партизаны не уйдут. С другой стороны, когда придет власть красных, должно будут льготы партизанам — то. А кто прятался? Тем не менее на следующий день, когда с трудом, уже после полудня, отряд вытянулся из села; численность его значительно увеличилась.
Опустевшее село погрузилось в тревожное ожидание. Что — то будет? Толи вернутся мужики толи сложат головы не знамо где. Выгонит красная армия колчаковцев, или может быть опять нагрянут в село какие ни будь чехи, с черепами и скрещенными костями на руковах.
Середина ноября. Погода вполне себе зимняя. Добрый мороз с ветерком, невольно нагибаешь голову и отворачиваешься от ветра. Вдоль по улице метет легкая поземка. Вчера в Баево пришел небольшой отряд — полк «Красные орлы». Привезли хоронить своего командира Федора Колядо. С ними много раненых. Рассказывали о большом кровопролитном бое под Солоновкой. Трое суток, плохо вооруженная, разношорстная партизанская армия держалась против трех белгвардейских полков. Пока не подошла помощь от Мамонтова. Теперь погнали беляков на Барнаул.
— Че командира-то как убило?
— Да он же всегда лез у самое пекло. А тут пулеметчик, сука, лупанул неожиданно. Ну мы назад, залегли. А под Федором коня убило и ему ноги перебило. Глядим беляки полезли, значит, захватить в плен хочут. Мы не подпускаем, стреляем, а сами тож не можем подползти — пулеметчик сука, кроет, не подступишься. Чё им, патронов у их не меряно. Федор за конем сховался, отстреливается из нагана. Его пулеметчик достаь то же ни как не может. Ну мы подобраться к нему смогли только по темну, а он уж кровью изошол, вмерз в снег. В руке наган без единого патрона. Э-эх, какой парень был…
Мужики мрачнели, молчали. И когда уже кончится вся эта война, нет ей ни конца ни краю.
Хоронили Колядо на площади, позади сельской церкви «Покрова богородицы». Хорошо земля не успела глубоко промерзнуть. Ломами разбили верхний слой, а дальше пошла браться лопатами. Так что могилу вырыли быстро. На площади собрался народ. Стоял на конях сильно порядевший полк Колядо. Привезли гроб, обшитый красным ситцем.
Долго говорили речи. Клеймили колчаковских кровопийц и мировую контру. Клялись отомстить за смерть товарища.
Наконец опустили гроб в могилу, закопали. На холмик поставили деревянную пирамидку с красной звездой вместо креста — по новой моде, значит. Партизаны по команде, не очень стройно дали в воздух залп из винтовок. С церковной крыши взлетели в синее небо, напуганные голуби. Прогремел еще залп и еще один. Эхо гулко раскатилось по селу. Ну, вот и все, управились. Народ стал расходиться по домам. Партизаны собирались, строились. Потихоньку выдвинулись на каменскую дорогу.
Притихший, замерзший Степа шел с матерью домой. Мальчик думал о смерти. О том, что вот был человек, а теперь лежит в гробу под мерзлой землей. Страшно — то как. Вот и тятя, убитый на германской войне, тоже лежит где — то далеко, в какой-то Галиции, что ли. Его ни кто не привез хоронить в родное село. Мальчик смутно помнил, как отец прощаясь поднял его на руки, поцеловал на прощание и все; больше он его уже ни когда не видел. И зачем это люди все время воюют? Убивают друг друга?! Вспомнилось, как летом стоял, смотрел на окапывающихся солдат. Было интересно. Оказывается ни чего интересного тут нет. Люди палят друг в друга, как сошли с ума. Жили бы себе спокойно, тихо — мирно. Хлеб ростили…
Мело уже по — хорошему, и мороз к вечеру только крепчал. На земле было вьюжно, холодно и не уютно.
