Странник рассказывал ужасные вещи. Как была взята штурмом и разграблена Нарва, как дикие московиты не только вверх дном переворачивали всё в домах, но (страшное дело, Господи Иисусе!) вскрывали склепы и раскапывали могилы в поисках сокровищ.
Господин Михаэль Колман потерял дом, родителей, жену, но сохранил собственную жизнь и жизнь дочери. И сбежал из уничтоженной московитами Нарвы не совсем пустым. В свёрнутой суконной ленте, служившей ему поясом, Колман вынес ощутимую колбаску серебряных талеров и золотых цехинов.
Этих денег хватило, чтобы прилично одеться, закупить добрую партию русских мехов и нанять место в отправлявшемся в Германию купеческом охраняемом обозе. От предложения остаться в благополучном, но контролируемом московитами Дерпте Колман вежливо, но твёрдо отказался. Видеть красные стрелецкие кафтаны он больше был не в силах, что с пониманием выслушал епископ, написавший рекомендательные письма знакомым нюрнбергским купцам.
Так Михаил Томила покинул Русь, чтобы не возвращаться. Подобранная на улицах горящей Нарвы девочка стала называть его отцом, не подозревая даже об оборотной стороне жизни почтенного купца.
В Нюрнберге, изредка и ночами, к нему наведывались таинственные люди, пробиравшиеся незаметно, бывшие в гостях недолго. Приносили монеты и украшения, уносили бумаги и пергамены. Информация была дороже денег, но купец не скупился — не корысти ради, но для Отечества старался.
Бывает же такое...
Когда названой дочери исполнилось пятнадцать, отец рассказал ей всё. Он не рисковал. Присматриваясь к девушке, Михаил-Михаэль понял, что она не выдаст, а вот помочь может сильно.
Так и вышло, и теперь отец и дочь работали вдвоём, помогая друг другу и страхуя от возможных несчастий.
Письмо Андрея вскрыла Маргита, дочь Михаэля. Машенька, как он называл её про себя. Только про себя, чтобы не услышал никто!
Знала бы девушка, как далеко заведёт её это письмо, как переменит жизнь...
Лондон. Штальхоф. Кусочек германской Родины в далёкой чужой Англии. Фахверковые белые дома с остроконечными крышами и переплетением потемневших деревянных балок, державших стены. Склады у порта, цепные псы у складов. Купцы, подобные своим псам, норовящие вцепиться в глотку любому, кто хоть на пенс может уменьшить барыш.
Всё, что продаётся за деньги — это товар. В том числе тайны и государственные интересы.
Человек из Штальхофа, забравший бумаги у Андрея, был невысок, худ и некрасив. Казалось, что все силы природа истратила, вылепив его нос, большой, горбатый и тяжёлый. Всё прочее — так, как получится, без раздумий и творческих изысков. Молчан испугался даже, что носатый прорвёт письма своим выдающимся во всех смыслах украшением, не успев прочитать их.
— Вам нужна работа, молодой человек, не так ли? — осведомился носатый.
— Благодарю, сударь! Я знаю несколько языков и, думаю, не пропаду.
— Да, нам, купцам, такие люди нужны. Не ищите далеко, здесь, в Штальхофе, я могу замолвить за вас словечко.
— Ещё раз благодарю! Только позвольте найти для начала комнату. Сойдя с корабля, я сразу к вам, сударь...
— К герру Нойману, там уютно и недорого — рекомендую.
— Уже и не знаю, как вас благодарить, сударь!
— Об этом мы тоже подумаем. Когда вы вернётесь, юноша...
— Непременно!
Выйдя на улицу, Андрей направился совсем не в сторону гостиницы герра Ноймана. У Молчана были иные планы.
Отправить пару писем, к примеру.
Одно, ясное дело, в милый город Нюрнберг. Только через английскую почту, а не, Боже упаси, с ганзейским кораблём. Андрей понимал, что любителей читать чужие письма хватает, раз уж и сам не без греха.
Второе же письмо не должно покинуть пределы острова. И адресовано было некоему почтенному господину, проживающему в Уимблдоне, тихом и близком к столице районе, где единственным развлечением жителей стала игра в мяч, приличная даже для дворян, но опасная. Славный удар мячом в лицо вполне мог искалечить неуклюжего игрока.
Вот письмо Андрея опускается в суму почтальона, вот оно едет в почтовой карете... А мы — неотступно за письмом, не так ли? Вот — новый почтальон, укатанная грунтовая дорога и уютный, увитый плющом дом.
— Сэру Уильяму Сесилу! — говорит почтальон слуге, вышедшему на стук к воротам.
Вот и он сам, всемогущий приближённый королевы Елизаветы, член государственного Тайного совета. Создатель британской разведки.
Холёные ладони с длинными, унизанными перстнями пальцами взяли лист дешёвой бумаги. Круглые детские глаза цепко оценили почерк, уверенный, писарский, но слишком старательный. Автора учили писать не латинским алфавитом. Турок? Араб?
Граф Сесил любил такие письма. Чаще всего в них не содержалось ничего примечательного, но всё равно они проходили мимо секретаря непосредственно адресату. И в навозе можно отыскать драгоценность, если быть упорным и знать, что ищешь.
— Интересно, — сказал сам себе сэр Уильям.
И распечатал письмо.
«Милорд!
Считаю, что Вам будет интересно узнать, где граф Нортумберленд нашёл деньги на мятеж.
Ваше любопытство готов удовлетворить лично и доказательно.
Прикажите слугам держать открытым чёрный ход сегодня после вечерни.
Нижайше кланяюсь
Ваш покорный слуга».
Да, Уильям Сесил любил такие письма, короткие и деловые. Интереснее (и дороже!) сразу показать товар лицом, чтобы вам без торга предложили максимум.
Сэр Уильям оставит сегодня вечером двери открытыми, как и положено гостеприимному хозяину. Но слуги при входе будут необычными.
Очень необычными. Сесил даже позволил полным губам, скрытым под холёными усами, немного искривиться в улыбке.
Купить коня в Лондоне не проблема. Проблема — деньги, но их-то у Молчана хватало, не с пустыми же руками был отправлен за рубежи. Коня московит купил простого, незаметного, но достойного. Не слуга на таком едет, но джентри[16]. В общем, уважаемый, но не самый зажиточный человек; таких и поигрывающие кистенями (или чем ещё тут у них, в Англии) жители лесов не трогают. Не от человеколюбия, а из малости добычи, разумеется.
На такой вот лошади и приехал Андрей в Уимблдон.
Всё, как описали: с одной стороны рвут горизонт шпили Святого Павла, с другой — разлёгся большой нескладный дом, увитый плющом, с неухоженным парком перед входом.
Молчану всё равно огибать дом, сам же назначил встречу с чёрного хода.
Объехать дом он смог, а вот подойти к двери чёрного хода — нет.
Откуда-то выскользнули люди и сбили Андрея с седла в нестриженую траву. И спрятаться им было негде, и Молчан был наготове — а не заметил ничего и пропустил удар.
Заломив московиту руки за спину, нападавшие рывком поставили его на ноги. Умелые ладони (таким бы на рынке по кошелькам шарить) обыскали одежду, извлекли из-за сапожного голенища нож.
Худой смуглый господин с явной скукой смотрел за происходившим. Однако Андрей успел заметить, как правая ладонь незнакомца всё время возвращается к эфесу испанской шпаги. Умело возвращается и привычно, человек много часов провёл в фехтовальном зале, ясно же!
Плохо, если Андрея приняли за человека Сесила и захватили его враги. Смуглый походил на испанского гранда, не на англичанина. Католическая Испания не может не быть врагом английской королевы, воюющей со своими католиками. Если и остальные нападавшие такие же смуглые и темноволосые... Но их Андрей не видел: скрутили его мастерски, не до осмотра было.
— Значит, сударь, без рекомендательного письма и с ножом нанести визит решили?
Уже лучше. Перед ним англичанин, испанский выговор даже московит с иным не спутает.
— Мне больно, — сообщил Андрей смуглому.
— Уверяю, сударь, будет ещё хуже, если не договоримся, как полагается достойным людям. Сообщите мне, будьте любезны, кому на этот раз захотелось лишить жизни хозяина этого дома?
— Уж не мне, сударь, поверьте! Я говорить пришёл!
— С ножом?
— Э, сударь, у вас вон на перевязи шпага, что не делает вас разбойником... Надеюсь.
Смуглый хохотнул.
— Висельный юмор у вас, юноша. Отчаянный. И мне это, признаться, нравится. Так что же за дело привело вас к сэру Уильяму?
— Дело только для его ушей, сударь!
Смуглый сделал знак, и руки Андрея рванули кверху, так что боль ударила сразу и сильно.
— Предупреждал же — будет хуже...
— Что за тайна, если её первому встречному доверить можно? С милордом Сесилом говорить буду, и только. Или убейте сразу, сударь. Я к боли привычен, но умирать предпочитаю без мучений!
— Вы готовы к смерти, молодой человек?
От дерева, росшего у дверей, отделился прятавшийся там до времени мужчина со строгой осанкой и благородной внешностью.
