Юбок она надевала много, одну на другую, как принято было в деревне.
— Доброе утро, бабушка, — сказал я.
Покупатель расплатился и ушел.
— Что, сегодня не учатся?
Я сказал, что меня выгнали, потому что я не приготовил уроки. Это была не совсем ложь, потому что уроки я в тот день действительно не приготовил.
Бабушка поверила.
— Ну так посиди немного со своей старой бабушкой, — сказала она.
— Нет, — сказал я, — я только случайно тут проходил и решил с тобой поздороваться.
Этому она не так уж поверила.
— А к дедушке ты можешь подойти?
Я сказал, что могу. Тогда она вытащила из какого-то кармана плоскую металлическую коробочку и велела мне передать ее дедушке. И добавила, что я тоже могу из нее угоститься.
— А что это?
— Ты же умеешь читать, так прочти.
Я прочел: «Сардины». Она погрозила мне пальцем:
— Я сказала «угоститься», но не съешь все сам. Запомни. Может, дедушка и не разберет, съел ты все сардины или нет, но я-то уж точно дознаюсь.
В этом она была как мама — всегда знала, когда я вру. Но в отличие от мамы щедро награждала оплеухами за любую ложь.
Мама рассказывала, что дедушка наказывал своих сыновей ремнем. Ставил на колени и лупил, и чем старше был мальчик, тем больше ему доставалось. А бабушка учила маму оплеухами, и чем старше становилась мама, тем сильнее были оплеухи. Но однажды мама сказала ей, что она уже женщина, и тогда оплеухи прекратились. Что это значит, что она уже женщина? Я тогда не понял, и мама сказала, что объяснит мне в другой раз. Но этот другой раз так и не наступил.
— До свидания, бабушка, — сказал я и поцеловал ее на прощанье.
Это была ошибка. Она сразу поняла, что я что-то замышляю. Из-за поцелуя. И ведь он мне в действительности не был нужен. Просто я ужасно обрадовался, что она занята на площади и я смогу привести к ним пана Юзека.
— Давай, иди, — сказал она, — нет у меня времени с тобой целоваться, иди уже, проказник ты эдакий!
— Я просто так поцеловал тебя, — сказал я. — Я ничего не имел в виду.
«Пока она вернется домой, — думал я, — нас уже там не будет. Дедушка — что он понимает? Я верю в Бога». Я уже тогда верил, что Бог предоставляет нам возможность делать добро или зло. Но мы должны выбрать.
Глава 6. Я завоевываю доверие пана Юзека
Это было очень старое кладбище, на многих памятниках стояли даты первых лет прошлого столетия. До войны, еще маленьким, я иногда по воскресеньям убегал сюда, когда мне надоедало тихо сидеть с мамой в костеле. Я знаю, большинство детей, а может, и все боятся кладбищ. Но я никогда не боялся. Я всегда думал, как было бы хорошо, если бы у моего отца была могила и мы с мамой могли ее навещать. И еще я думал, что умершие люди, наверно, находятся где-то все вместе и дружат, как мы в школе. Может, поэтому я придумал себе игру. Я шел между памятниками и искал кого-нибудь, чье имя мне нравилось, а потом представлял себе, что этот человек дружит с моим отцом на том свете.
Пана Юзека на кладбище я не нашел. Я решил, что он, возможно, ждет меня в костеле. Но и там его не было.
Я подумал, что, наверно, не вызвал у него доверия и он скрылся. Просто выждал, пока я уйду и не смогу следить за ним. Я не мог его в этом винить, но мне было по-настоящему жаль. Я еще немного покрутился в кладбищенском саду и посмотрел во всех скрытых углах возле забора, а потом снова вышел на улицу. Может быть, он подождал меня какое-то время, а потом решил, что я уже не вернусь. Или что со мной что-то случилось. Но что я мог сделать, если дяди и тети не было дома?!
Я нащупал в кармане банку с сардинами. Мне захотелось есть. Надо было возвращаться к дедушке. Я раздумывал, сесть ли мне на трамвай или идти пешком. У меня было мало денег. Можно было уцепиться за трамвай сзади, но, после того как мама однажды засекла меня на этом, мне пришлось пообещать, что больше так ездить я не буду.
Я уже начал вспоминать, где здесь ближайшая остановка и каким трамваем лучше ехать, как вдруг увидел, что пан Юзек выходит из книжного магазина с двумя книгами под мышкой. И с газетой. Я подошел ближе и увидел, что одна из книг была на немецком. Он нашел удачное место, где можно спрятаться на какое-то время, если нужно ждать. К тому же из окна магазина он мог следить, пришел ли я.
— Добрый день, — поздоровался я, как будто мы давние знакомые.
Он поддержал эту игру, хотя на улице почти не было прохожих:
— О, привет! Как дела?
Он еще не знал, как меня зовут. Со стороны можно было подумать, что я его младший брат или соседский мальчик. Или же, например, что он учитель, а я его ученик. Впрочем, нет, не в такое время.
— Вы уже махнули на меня рукой?
Он покачал головой.
— Прошло много времени.
— У моего дяди никого нет дома, — сказал я. — Но мы сможем пока переждать у дедушки. Дядя и тетя вышли, наверно, за покупками или по делам. Но они всегда возвращаются до полудня.
И я объяснил ему, что после дяди поехал на Театральную площадь, чтобы проверить, сидит ли бабушка там и не осталась ли она случайно дома с дедушкой. Потом я рассказал ему о дедушке и сказал, что там нет ни сторожа, ни привратника, потому что их дом разрушен. И под конец показал коробку сардин. И тут на меня набросился какой-то прохожий — продаю ли я? Я сказал, что нет. Но он все добивался, сколько я хочу за коробку. Я опять сказал, что не продаю. Он с подозрением посмотрел на пана Юзека:
— Я дам тебе больше.
Я на мгновение заколебался, но потом повторил, что не продаю. Когда он наконец ушел, я спросил пана Юзека, хочет ли он пойти со мной к дедушке, посидеть там до полудня.
Он согласился.
— Сейчас вы выглядите совсем как студент или даже как фольксдойч, — сказал я.
Он явно
