его спутники, равно как и воины, сопровождавшие пленника, ничего не успели предпринять. Ричард вихрем подлетел к оторопевшему от неожиданности Гансйорку, за полкорпуса от него осадил коня и со всего маха впечатал правый кулак в широкое лицо рыцаря храма Соломонова.
Тот нелепо взмахнул руками и вылетел из седла, перевернувшись так, что в воздухе мелькнули ноги в кольчужных чулках со шпорами. Затем раздался грохот, вызванный соприкосновением шлема-«шляпы» с землёй, и здоровенный рыцарь растянулся лицом вниз среди синего моря колокольчиков.
Больше ничего нельзя было сделать. Львиное Сердце понимал, что ускакать, воспользовавшись замешательством своих тюремщиков, не сможет. Окажись поблизости лес, можно было бы попытаться. Но они так и так успеют убить под ним коня — у пятерых Ричард заметил заряженные арбалеты. Пленник им явно пока нужен живой, значит, рассчитывать на смерть в бою тоже не приходится. Да и какой тут бой? Без оружия, без доспехов, в ручных кандалах... Нет, бегство невозможно. Однако какой трус Генрих! И это сын Фридриха Барбароссы, который не боялся никого, кроме Бога!
Ричард опустил поводья, и конь под ним стал смирно. Уже через несколько мгновений вокруг выстроились всадники, направив на пленника кто арбалет, кто остриё обнажённого меча. Генрих, позеленевший от злости, тоже подъехал ближе и прохрипел:
— Знаете, ваше величество... Если бы только я... если бы вы...
— Не забывайте, что его нельзя убивать, мой император! — воскликнул из-за спин воинов Парсифаль. — И прикажите последить за этим детиной: он приходит в себя.
Гансйорк в это время приподнял над примятыми стеблями физиономию, измазанную кровью и облепленную голубыми лепестками. Вид был настолько дикий и нелепый, что находившиеся возле незадачливого тамплиера воины не удержались — покатились со смеху.
Рыцарь рукой в кожаной перчатке размазал по лицу кровь и цветочки, затем привстал на колени, будто проверяя, целы ли у него кости. Кости, судя по всему, были целы. Через несколько мгновений Гансйорк вскочил и с рёвом бросился к сгрудившимся вокруг пленника воинам.
— Пустите! Пу-у-усти-те, вам говорят, чтоб мне всю жизнь не жрать мяса, а живьём глотать лягушек!!! Дайте мне этого мерзавца-а-а!
— Остынь, Ганс! — костлявые пальцы Парсифаля стиснули плечо громилы с такой неожиданной силой, что тот скривился. — Остынь, я тебе сказал. Ты забываешь о наших обетах.
Гансйорк резко обернулся к магистру. Его лицо выражало в этот момент настоящее безумие.
— Я помню об обетах! Я не зарежу этого английского негодяя, хотя ужасно этого хочу. Просто поврежу как следует его наглую рожу да, может, руки вывихну, чтоб меньше ими махал.
— Ты его пальцем не тронешь, ясно? — приказал магистр. — Сам виноват, что получил оплеуху — для чего было болтать? А наболтал ты много лишнего. Оч-чень много, и об этом я поговорю с тобой отдельно.
Последние две фразы Парсифаль произнёс совсем тихо — так, чтобы мог слышать только Гансйорк. И тот, от этих ли слов, или от колючего взгляда колдуна, вдруг сник, попятился и медленно отошёл назад, пробормотав только:
— Ладно! Только бы увидеть, как он сдохнет!
Пришёл в себя и император. Всё ещё бледный, с нижней губой, дрожащей от гнева, а ещё больше — от пережитого страха, он отдал несколько распоряжений и, отъехав, долго говорил о чём-то с Парсифалем.
Выполняя его приказ, охранники связали спереди руки короля, и без того скованные цепью, и прикрутили их к седлу. Ричард не сопротивлялся. Его потешала эта лихорадочная возня трёх десятков человек вокруг безоружного пленника. И более всего забавляло воспоминание об ужасе, исказившем лицо германского императора, когда конь короля нёсся прямо на него. Привычный, почти мистический трепет, который внушал всем на поле боя Ричард Львиное Сердце, жил не только в душах сарацин...
Глава 3
Добыча ускользает
Спустя некоторое время они снова двинулись в путь. Опять двое воинов вели под уздцы коня, на котором ехал пленник, но теперь ещё двое — позади, приблизившись вплотную, остальные, кроме тех, кто сопровождал короля с магистром, — скакали по бокам.
Отряд выехал на дорогу.
— Ваше величество! Впереди облако пыли! — предупредил один из рыцарей. — Большое облако — скачет много людей. Если это отряд воинов, то он больше нашего.
— Только этого не хватало! — прошипел под нос Генрих и на всякий случай велел рыцарям обнажить мечи, а воинам приготовить арбалеты.
Неизвестный отряд двигался, впрочем, не навстречу, а наперерез императору и его спутникам. Он приближался быстро, и вскоре стало видно, что скачут человек пятьдесят, в полном боевом облачении и вооружении. Один из всадников держал высокое древко, над которым, полыхая золотом и багрянцем, развевалось знамя.
— Это ещё кто? — не без удивления проговорил Парсифаль, вновь подъехавший к императору. — Откуда они взялись?
— Не знаю, — предчувствуя неладное, отозвался Генрих. И, видя, что встречи не избежать, скомандовал своим: — Стой! Пленника в середину. Кто же это, в самом деле, такие?
Очень скоро он получил ответ на свой вопрос. Вот из густого пыльного облака вырвался крупный мужчина в алом длинном гамбезоне, надетом поверх великолепной, тонкой работы кольчуги.
— Я приветствую моего императора! — зычным голосом воскликнул он. — Как удачно, что мы поехали именно этой дорогой!
Генрих от изумления едва не рухнул со своего седла, а Парсифаль со всей поспешностью отъехал от императора и оказался в самом конце отряда.
— Леопольд Австрийский! — наконец сумел выдохнуть Генрих. — Любезный герцог, дьявол вас забери! Что вы тут делаете?
— Я ехал, чтобы встретиться с вами,
