Ознакомительная версия.
К осени 1905 года Царская Семья, отрезанная всеобщей забастовкой, сидела в Петергофе, и единственным средством сообщения с Петербургом был пароход. «Хоть вплавь добирайся», – печально острил царь. Казалось, вопрос о падении Николая предрешен.
Вернувшийся из-за границы и добиравшийся на этом пароходе к царю Витте услышал сочувственную речь гофмаршала Бенкендорфа: как трудно будет Царской Семье с пятью детьми искать пристанища у коронованных родственников в Европе.
И все-таки Николай вывел корабль империи из шторма.
Еще летом 1905 года, когда рост революции яростно продолжался, внешне цеплявшийся за «правых» царь делает неожиданный ход. В июне президент США Рузвельт предлагает свои услуги – помочь России и Японии прийти к миру. Царь отправляет в Америку... либерала Витте! Сначала «правые» торжествуют – миссия Витте кажется безнадежной. Слишком многого добились японцы, немыслимо заключить мир на достойных условиях. Но Витте мир заключил. И на условиях, лучших в этих обстоятельствах. Витте триумфально возвращается в Россию. Николай награждает его титулом графа.
В это время у царя осталось два пути: провозгласить Николая Николаевича военным диктатором (и самому постепенно уйти со сцены – на что, видимо, рассчитывала «камарилья») или решиться на то, против чего завещал бороться отец, – реформы и конституция.
Этот путь предложил ему вернувшийся Витте.
«Россия переросла формы существующего государственного устройства... Пока еще есть возможность – надо даровать конституцию, иначе народ вырвет ее...»
Огромного и тучного Витте сменит гигант Столыпин. Два самых знаменитых его министра – высокие. В этом был скрытый комплекс Николая: громадный отец всегда был надежной и крепкой защитой. И он доверял высоким людям.
У Николая хватило гибкости – он согласился на конституцию.
И... заколебался. За спиной Витте Николай продолжал упрашивать великого князя Николая Николаевича стать диктатором. Витте сердился, видел в этом жалкое безволие, он не хотел понять, что рушился мир. То, что создали его прадеды – самодержавие, Николай, как блудный сын, готовился пустить по ветру. На нем должна была закончиться великая самодержавная империя.
И он опять хотел, чтобы другие упросили его сделать то, что уже давно решил сам.
Его пришлось упрашивать... Николаю Николаевичу! Даже если он знал об Игре – он не мог воспользоваться ее результатами. Армия находилась на фронте в Маньчжурии. (Все повторится в 1917 году, когда армия будет сражаться на фронтах мировой войны.)
Подавлять революцию было некому. Согласиться стать диктатором – означало погубить династию.
В день подписания Манифеста у Николая страшно болела голова. Он вспоминал японца, который когда-то рассек ему лоб. Приехавшему Витте министр двора, граф Фредерике, рассказал, что царь опять просил Николая Николаевича стать диктатором. Тот вынул пистолет и сказал: «Или я сейчас же застрелюсь, или ты подпишешь».
Николай подписал.
Из дневника:
«17 (17! –Э.Р.) октября... Завтракали Николаша и Стана. Сидели и разговаривали, ожидая приезда Витте. Подписал манифест в 5 часов. После такого дня голова сделалась тяжелой и мысли стали путаться. Господи, помоги нам, спаси и усмири Россию».
На обратном пути на пароходе Николай Николаевич торжественно обнял Витте: «Сегодня 17 октября – это знаменательное число. Ровно 17 лет назад, и тоже 17-го в Борках была спасена Богом династия. Думается, теперь династия спасается от не меньшей опасности».
Он был прав. 17 – «знаменательное число» для их Семьи.
В эти дни Николай, как всегда, оставался спокойным и молчаливым. Но в письмах к матери...
«Петергоф. 19 октября 1905 года. Мне кажется, что я тебе написал в последний раз год тому назад. Столько мы пережили тяжелых и небывалых впечатлений. Ты, конечно, помнишь январские дни, которые мы провели вместе в Царском... Но они ничто по сравнению с теперешними днями. Забастовки железных дорог, которые начались вокруг Москвы, потом сразу охватили всю Россию. Петербург и Москва оказались отрезанными от внутренних губерний... Единственное сообщение с городом – морем, как это удобно в такое время года! После железных дорог стачка перешла на фабрики и заводы, а потом даже в городские учреждения. Подумай, какой стыд!.. Только и были сведения о забастовках, об убийствах городовых, казаков и солдат, о беспорядках, волнениях и возмущениях... А господа министры как мокрые курицы рассуждали... вместо того чтобы действовать решительно. Когда на „митингах“ (новое модное слово!) было открыто решено начать вооруженное восстание, я об этом узнал тотчас же... В случае нападения на войска было предписано действовать оружием. Наступили тихие грозные дни. Чувство было как бывает летом перед сильной грозой. Нервы у всех были натянуты до невозможности. И конечно, такое положение не могло продолжаться долго. В течение этих ужасных дней я виделся с Витте постоянно. Наши разговоры начинались утром и кончались вечером при полной темноте. Представлялось избрать один из двух путей – назначить энергичного военного человека и всеми силами постараться подавить крамолу. И другой путь – предоставление гражданских прав населению, свобода слова, печати, собраний, союзов и т.д. Кроме того, обязательство проводить всякие законопроекты через Государственную думу... Это в сущности и есть конституция. Витте горячо отстаивал этот путь. И все, к кому я обращался, отвечали мне так же, как и Витте. Манифест был составлен им и Алексеем Оболенским. Мы обсуждали его два дня, и наконец, помолившись, я его подписал... Милая мама, сколько я перемучился, ты представить себе не можешь. Единственное утешение, что такова воля Божия и что это тяжелое решение выведет дорогую Россию из того невыносимого, хаотического состояния, в котором она находится почти что год...»
Преподаватель царских дочерей Жильяр видел императрицу в день подписания манифеста. Она сидела, как сомнамбула, глядя в одну точку. Рушился мир. Ее мальчика обокрали в колыбели. Он уже не будет самодержцем.
И она решает бороться.
В ноябре взбунтовалась вторая столица. Строили баррикады в Москве. Переворачивали трамваи. Николай почувствовал злобу обманутого. Он дал им конституцию, он перешагнул через себя... И в ответ все продолжалось!
На Рождество Николай пишет письмо матери, обычное нежное письмо доброго Ники, но в нем уже и – пролитая кровь. Он все больше привыкает к крови.
«22 декабря. Милая дорогая мама! Все мои молитвы за тебя будут особенно горячими в дни праздника... Очень грустно будет эту елку проводить без тебя. Она бывала такой уютною в Гатчине наверху...
В Москве, как ты знаешь, слава Богу, мятеж подавлен благодаря верности и стойкости наших войск... Потери революционеров огромные, но точные сведения трудно получить, так как много убитых сгорело, а раненых они уносили и прятали...»
В дни замирения революции Аликс внушает ему – со всей своей верой и страстью – злонамеренность Витте. Манифест ни к чему не привел – недаром после него продолжались восстания... Великие тени стояли за его спиной – его предки Романовы и небесный покровитель – Серафим Саровский. Они вместе с ним и подавили революцию, а не жалкий Манифест, который в дни тяжких бедствий заставили его подписать...
Витте – ставленник вдовствующей императрицы. И, борясь с ним, Аликс отстраняла от власти прежнюю императрицу. Навсегда.
К тому времени стало ясно: Николай справился с революцией. Пережив бурю, «правые», видимо, уже не думают о смене монарха на престоле. Но о смене караула у престола – пришла пора убирать либералов. Вечное: «Витте сделал свое дело...»
И не случайно вскоре к Аликс присоединяется другой Николай – великий князь Николай Николаевич, еще вчера и обнимавший Витте, и славивший Манифест, – он теперь его враг. Ярость борьбы изменила царя. Рыцарь с оружием, отстаивающий данные ему Богом права, воитель за народ и династию – ему нравится этот образ...
Теперь в письмах к матери – воинственное:
«Я хочу видеть свои полки и начну, по очереди, с Семеновского... Был смотр любимым Нижегородцам... Смотр офицерам конной гвардии... Смотр морскому гвардейскому экипажу».
И вскоре Николай сообщает матери:
«Я никогда не видел такого хамелеона – человека, меняющего свои убеждения, как он (Витте. – Э.Р.). Благодаря этому свойству характера почти никто больше ему не верит».
В апреле Витте вручает Николаю прошение об отставке, и Николай с удовольствием ему отвечает:
«Граф Сергей Юльевич! Вчера утром я получил письмо ваше, в котором вы просите об увольнении от всех занимаемых должностей. Я изъявляю согласие на вашу просьбу. Николай».
Вера Леонидовна: «Революция умирала... наступила тьма, отчаяние. Интеллигенция ударилась в блуд, в анархизм... Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, это было отчаяние заглянувших впервые в лицо революции. И, увидев кровавое лицо народного бунта, интеллигенция содрогнулась...
Ознакомительная версия.
