Князь даже не удержался и спросил одного из сопровождавших его чиновников, отчего так. Тот ответил:
– Сегодня день голубой, а завтра будет золотистый, и еще через день – красный. Есть еще день белый, есть желтый.
Посольство принималось в тронном зале, отделанном розовым мрамором. Великий хан восседал на огромном троне, вырезанном из слоновой кости и украшенном вязью листочков и цветов из золота с искринками драгоценных камней. Великий хан Гуюк был молод, круглолиц, подвижен. Его глаза-бусинки недобро поблескивали в узких щелочках век, губы, несмотря на полноту, точно узкие ленточки, сжаты в презрительной улыбке.
После обряда очищения, вручения подарков и высокопарных речей хан через вельможу вручил князю Ярославу ярлык на княжение и пайцзу. Русский князь с поклоном принял дары, но неожиданно для хана обратился с просьбой:
– Прости, Сын Неба, великий и непобедимый. Я прошу за своего сына новгородского князя Александра и за ростовских князей Бориса Васильковича и Глеба Васильковича. Будь им отцом, дай уделы в кормление.
– Каких же ты земель для них просишь? – удивленно вскинул брови хан.
– Ростовских…
– Где князья те, почему не явились пред мои очи?
– По малолетству не взял их с собой. Труден путь. Ты уж прости, великий хан.
– Пусть будет как просишь. А что для сына своего? Знаю о нем, Невский, – чуть растягивая слова, произнес хан Гуюк. – Славен трудами воинскими. Беру к себе на службу. Пусть правит Новгородской землей. Ярлык ему дам!
– Большего и не надобно, – склонился в очередной раз князь Ярослав.
Прием завершился. Посольство оказалось удачным. Князь Ярослав получил все, о чем просил. На обратный путь выдали провиант, воды и, что особенно поразило князя Ярослава, передали ответные подарки от хана Гуюка: табун в три десятка кобылиц, десяток арабских скакунов и три верблюда – белых, двугорбых с погонщиками в придачу.
Перед отъездом ханша Туракина пригласила русского князя на ужин. Речь пошла о сыновьях князя. Ее интересовал не только Александр, но и Андрей, а также находившийся в Сарае под залог княжич Ярослав. Ханше очень не понравилось влияние на русских князей Батыя. Она от злости, душившей ее, аж шипела, когда произносила ненавистное ей имя.
– Ярлык, что дал тебе Батый, выбрось и пайцзу тоже!
Прощаясь, она поднесла князю кубок вина. И после того, как он осушил его, сказала:
– Этот кубок твой. Пусть он напоминает о твоем пребывании в Каракоруме и обещаниях, данных тобой. Напоминает тебе, твоим сыновьям и твоим внукам.
Придя в шатер, князь почувствовал себя плохо. Тошнота подступала к горлу. Почистив желудок, он успокоился. «Съел чего-нибудь», – решил князь. Но вечером стало хуже, тело сжигал внутренний огонь, и никаким питьем его было не остудить. Тем не менее князь дал распоряжение трогаться в путь. Ехать верхом не было сил. Князь лежал в кибитке и смотрел в голубое небо.
«Как хорошо прошло посольство, – теплилось в душе от мысли. – И хан благоволит, и ханша… Хотя нет. Не зря она выспрашивала про Бату-хана. Враг он ее… и все, кто рядом с ним, враги. Но я не рядом с ним… А ярлык получил из рук Батыя… Ярлык! Вот что ее так разозлило. Не зря Роман Федорович предостерегал: подлая баба, хитрая и мстительная. Неужто подсыпала чего в вино? Ей станется. Травить меня, зачем? – внутри все похолодело. – Я же пришел с поклоном…»
С каждым днем становилось все хуже. На седьмой день пути князь понял, что времени у него осталось мало. Он приказал остановиться. Позвав писца, князь Ярослав распорядился:
– Пиши слово мое. Потом напишешь с него еще список, чтобы не утратить. Записывай, – и он начал размеренно, четко выговаривая слова: – Благословения чадам, моим шести сыновьям. О, возлюбленные мои сыновья! Плод чрева моего – храбрый и мудрый Александр, быстрый и ловкий Андрей, удалые Константин и Ярослав, милый моему сердцу Даниил и добрый Михаил. Будьте благочестию истинные поборники и величию державы Русской, Богом данной, защитники. Божия же благодать, и милость, и благословение на вас да в земле Суздальской умножится в роды и роды в веках. Я уже к тому времени не увижу вас, ибо сила моя истекает и кончина жизни моей приближается. Вы же не презрите двоих моих дочерей – Евдокию и Ульяну, сестер ваших, им в настоящее время горче желчи и полыни, потерявшим мать и лишившимся отца. Изнемогаю от многих болезней и нужд и душу свою передаю в руки Бога в иноплеменных землях. Месяца сентября в тридцатый день. Лета 1246-го. Аминь.
Ярослав Всеволодович подозвал боярина и, передав ему свиток, строго наказал:
– Старшему из сыновей – Александру передай. А теперь зови священника. Время пришло.
Князь Ярослав скончался в тот же день.
Скорбным и еще более длительным было возвращение посольства во Владимир. Тело князя, опущенное в долбленку, заполненную медом, следовало к месту захоронения.
Но людская молва принесла эту весть ранее, и во Владимир собралось все семейство Ярославичей. Из Новгорода Великого приехал князь Александр, из Сарая вернулся княжич Ярослав, из Москвы – Михаил. Приехали и братья великого князя – Святослав и Иван Всеволодовичи. На похороны приехали князья ростовские, обязанные князю Ярославу своим столом.
Отпевали великого князя в Успенском соборе. После отпевания у гробницы епископ ростовский Кирилл сказал похвальное слово, сочиненное им самим:
– Братья и сестры! Сей великий князь владимирский Ярослав Всеволодович, доброплодная отрасль князей Мономашичей, был в той Орде, в пагубной земле татарской, и все беззаконное их неправедное умышление на благочестие узнал и сердцем разгорелся по Бозе, божественной ревностью преисполнился, не стерпев зреть людей земли своей погибающими душою и телом, за них он не пожалел дорогой своей жизни ради истинного благочестия, а более всего, зная исконное отеческое благородие великих князей Рюриковичей и Богом им данной страны трепетали от их Имен – Владимира, Ярослава, Владимира Мономаха, Юрия Долгорукого, Всеволода Большое Гнездо – не только ближние, но и дальние земли и царства, и даже греческие цари, и как повсюду в Русской земле, процвела православная вера христианская, в той Русской земле, какая исполнена всякой божественной благодати и всего земного доброплодия и изобилия, и не было там тогда у великих князей Киевских ничего ущербного, когда нам присягали и повиновались многие страны и дань давали от моря до моря: и угры, и чехи, и поляки, и ятвиги, и литва, и немцы, и чудь, и корела, и устюг, и двое булгар, и буртасы, и черкасы, и мордва, и черемисы, и сами половцы дань давали, и мосты мостили, литва же тогда из лесов боялась выходить, о татарах же и слуха совсем не было.
А в нынешние дни Божиим гневом за грехи наши было Русской земле пленение от безбожных татар не только телесное, но и духовное.
И того ради Богу подражающий самодержец, храбрый душой и телом, великий князь Ярослав во второй раз пришел к Орде к беззаконному царю Батыю. А тот послал его к Кановичам. И там он смертную чашу от Канович испил, и пострадал крепко за веру и землю Святорусскую, и стал Божиим угодником. Слава Богу Творцу, Отцу и Сыну и Святому Духу. Ныне и присно и во веки веков. Аминь.
– Буди тебе, Ярославе, Царствие небесное! Аминь! – откликнулась паства на речь владыки.
Так как никаких указаний насчет места упокоения Ярослав Всеволодович не дал, его тело положили рядом со старшим братом в приделе златоверхой церкви Успения.
Княжич Ярослав, приехавший на похороны отца, и бывшие в залоге вместе с ним воспитатели и его слуги, рассказали страшную историю. Князь черниговский Михаил Всеволодович, призванный Батыем в Сарай, отказался проходить обряд очищения. Тогда хан, рассвирепев, приказал привести его силой. Черниговский князь предстал перед Бату-ханом. На вопрос, почему тот отвергает обычаи и правила, установленные ханом для всех иноверцев, Михаил Всеволодович с вызовом ответил:
– Я готов поклониться тебе, великий хан, но я христианин, и мне не пристало кланяться идолам и тварям!
Князя вытолкали из ханского шатра и отвели к месту казни. Туда же привели и приехавших с ним боярина Федора и ростовского князя Бориса Васильковича. Вскоре пришли татарские мурзы. Удивляясь упорству русского князя, один из них предложил:
– Хан отходчив. Склони голову, пройди обряд очищения и останешься жив.
Но князь Михаил отказался, и тогда палачи забили его палками.
Путь очищения мурзы предложили пройти боярину Федору.
– Тебя хан поставит правителем Чернигова, покорись!
Но боярин, следуя своему господину, отверг заманчивое предложение.
– Христос страдал за веру, и я пострадаю, но твари кланяться не буду.
Боярина долго мучили, а потом убили.
Это произошло 20 сентября 1246 года. Истерзанные тела мучеников позже были привезены в Чернигов и погребены в притворе собора Святого Спаса.
Князя же ростовского Бориса, не удостоив приема, хан отпустил на Русь вольно.
