– Откуда язык знаешь? – спросил по-хазарски стоявший поблизости Горик. Он немного знал хазарскую речь и, выслушав ответ буртаса, утвердительно кивнул головой.
– Дозволь, княже, мне этого пленника себе взять, – обратился он к Олегу. – Пригодиться может, раз языкам обучен. Да и хватит уж с нас на сегодня кровушки пролитой.
– Забирай его. А эти, – князь указал на остальных хазар, – ваши.
Так Кежайка-Тилмай попал в услужение к Горикуварягу. Остальных пленных мужики увели в лес и вернулись оттуда одни.
Чеслав поправлялся с каждым днем. Рана на груди почти затянулась, и хотя ребра еще побаливали, но дышать уже стало значительно легче. Больше всего беспокоило вывихнутое плечо. Хотя сельский лекарь вправил кость, растянутые мышцы и надорванные связки делали руку воина слабой и непослушной. Бойкая Зоряна во всем угождала парню, где накормит, где сапоги снять поможет. Приглянулся девушке красивый княжий витязь, да и Чеслав не устоял против чар юной пореченской красавицы. Когда-то Зоряна увлеклась молодым сородичем – Радмиром. Но после гибели всех своих близких замкнутым стал Радмир, нелюдимым, все время проводил в детинце с поселившимися там воинами князя. Не таким оказался Чеслав. Ласковый в разговоре, приветливый и веселый гость воеводиного дома быстро нашел с девушкой общие интересы. Бывало, часами рассказывал ей про жизнь киевскую, про людей разных, про страны и земли, в которых ему довелось побывать. Но больше всего любила Зоряна рассказы про богатырей, сражавшихся то с колдунами да ведьмами, то с огненным змеем – Горыном. Много сказок да небылиц знал выросший не в княжьей гриднице, а в богатом купеческом тереме Чеслав.
Отец его был из купцов новгородских, за товаром в разные страны ходил, много повидал, много разного знал и ведал. А в Новгороде кто купец, тот и воин. Нередко приходилось торговым людям из великого града в своих походах за товаром засыпать с мечом под боком, и просыпаться под свист хазарских стрел или под грозный рев скандинавской дружины. Возвратившись из своих странствий и походов, отец часто рассказывал сыну разные истории, а также забавные сказки и небылицы. Он же и начал обучать паренька воинскому уменью. Но однажды не вернулся отец из странствия своего, а погиб в бою с норвежскими викингами, потопившими его корабль и завладевшими всем товаром. Тогда-то и пошел Чеслав к князю Киевскому в услужение и, присягнув ему на верность, был зачислен отроком в младшую дружину.
Встанет, бывало, Чеслав с постели, выйдет во двор воеводиного дома размять больное плечо – меч поднять ему пока тяжело, так он с поленцем тренироваться начнет, а Зоряна тут как тут.
– Расскажи сказку про Чудище лесное, – и забудет парень про свою больную руку.
Расскажет девушке сказочку про разную нежить – Кощея и лешего, кикимору да Бабку Ягу, про водяного и русалок, красивых, но коварных, способных утащить в подводное царство усталого путника, расскажет да закончит сказ забавным стишком или песенкой. Зоряна смеется и вопросы разные задает. По сердцу девушке молодой воин. Пропадать стали они: то в поле гулять пойдут, то в лес по ягоды. А когда сердце к сердцу тянется, то и тело к телу ближе становится. Случилась любовь у них, первая для девушки, да страшно в том родителям признаться, а когда поняла, что ребенка носит, совсем страх замучил. Отец-воевода в трудах и заботах целыми днями то в поле, то в лесу пропадал, а мать что-то подозревать стала, но молчала, не спрашивала.
Утро выдалось теплым и солнечным. Повсюду раздавались птичьи трели и жужжание полевых пчел, перелетавших с цветка на цветок. Зоряна шла к реке, задевая свисавшими с коромысла ведрами высокую траву. Над речкой стрекотали стрекозы, а две горластые лягушки громко квакали до тех пор, пока не увидели подошедшую девушку и, испугавшись, не плюхнулись в воду. Зоряна прошла по деревянным мосткам, собираясь зачерпнуть ведром речной воды. Сквозь прозрачную воду было отчетливо видно дно водоема, на котором сидели выползшие из-под большой коряги два огромных зеленых рака. Мелкие рыбешки сновали туда-сюда в поисках корма. Только вся эта жизнь сейчас не радовала девушку. Словно камень лежал на сердце, под которым зарождалась новая жизнь, не знала она, как в этом признаться родителям. Внезапно раздавшийся голос за спиной заставил задумавшуюся девушку вздрогнуть.
– Здравствуй, Зоряна, – позади девушки стоял Невер, смущенно глядя на грохнувшееся с мостков ведро, которое Зоряна, испугавшись, уронила в воду.
– Ох, напугал, дурень! Совсем, что ли, с ума сошел, так подкрадываться? – вскрикнула Зоряна, выхватывая из воды свалившееся ведро. – Чего тебе, я тебя, кажется,
не звала?
– Поговорить мне с тобой нужно, – на лице паренька было явное замешательство. – Не знаю я, с чего и начать.
– Говори скорей да иди, куда шел, меня мать дома ждет с водой, не видишь – некогда мне.
– Не говорил я тебе до этого, а сейчас скажу. Тебе Радмир раньше нравился, говорят, встречалась ты с ним, – юноша снова замялся. – Радмир друг мне, вот я и терпел.
Невер нервно теребил ворот своей рубахи.
– Только теперь я знаю, что ты не с ним, а говорят, с этим, русом раненым. Правда это?
– С русом или с кем еще, тебе-то что? Я тебе не невеста, не жена, чтобы ты меня тут расспрашивал, – в голосе девушки появились гневные нотки.
– Я же сказал, что раньше молчал, а теперь признаюсь. Люблю я тебя, люблю давно, как только первый раз тебя увидал, так с тех пор только о тебе думаю. Не хочу, чтобы ты с этим русом общалась. Если позволишь, к отцу твоему пойду, буду у него тебя в жены просить.
В ответ на эту трогательную речь паренька Зоряна рассмеялась. Но тут же, устыдившись, перестала.
– Да какой же ты жених, сколько лет-то тебе? Мальчишка ведь еще.
– Лет мне столько же, сколько и тебе, зимой семнадцать будет.
– Нет уж, дружок, тебе подружку помоложе искать надо. Ты паренек видный, найдешь для себя еще любушку, а мне тот рус дорог. Люблю я его, люблю всем сердцем, как никого не любила, – и внезапно для себя самой выпалила. – Ребенка я от него ношу, уж второй месяц пошел.
На душе сразу стало как-то легко и радостно. Она сумела признаться этому несчастному, влюбленному в нее парнишке, и камень с сердца как будто свалился. Видела Зоряна, что причиняет ему боль, но назад пути уже не было.
Невер побледнел, и, наверное, с минуту оба молчали. Потом юноша поднял опущенные было к земле глаза и выкрикнул с отчаянием.
– Не нужен он тебе, этот русич! Уйдет он к князю своему и не вернется. А может, сгинет в бою, и останешься ты одна-одинешенька. Будешь потом, как Иля Рогдаева с дитем мыкаться, а я, если хочешь, могу принять тебя и с ребеночком.
– Нет, Невер, не будет по-твоему. Любовь она ведь такая, что все стерпишь. Покинет меня мой суженый, значит, судьба моя такая. Только любит он меня и не оставит, вот так-то. А теперь уходи, не тереби душу ни себе, ни мне.
– Где он, убью гаденыша! – Борята орал на весь дом. – Прочь с глаз моих, а то и тебя пришибу, как клопа!
Зоряна только что признавшаяся отцу во всем, в слезах бросилась на грудь подоспевшей матери.
– Уймись, дурень старый, – заслонив собой дочь, выкрикнула перепуганная Улада мужу, прижимая Зоряну к груди и закрывая ее от взбешенного супруга своим телом. Все знали, что пореченский воевода в гневе был страшен, и редко кто осмеливался ему перечить и вставать у него на пути в такие минуты. Зоряна плакала навзрыд, уже тысячу раз пожалев о том, что осмелилась рассказать о своей беременности отцу. Борята не унимался. Он уже выскочил во двор и, отшвырнув сапогом попавшуюся ему под ноги, тут же заоравшую кошку, вырвал из стоявшей поблизости старой колоды для колки дров торчащий в ней огромный топор. В этот момент он наконец-то увидел того, кого искал. Чеслав, опоясанный мечом, с которым почти никогда не расставался, входил в ворота. Воевода бросился на молодого гридня, как разъяренный бык. Проходившие мимо бабы истошно завизжали.
