На следующий день тот же посыльный принёс записку от Алчинбека, в которой школьный друг беспокоился о здоровье товарища, спрашивал, можно ли чем-нибудь помочь, извинялся, что из-за отсутствия времени не смог прийти сам.
Хамза, прочитав записку, ничего не ответил Алчинбеку.
Но дружба есть дружба. Алчинбек, нисколько не обидевшись на то, что его записка осталась без ответа, пришёл к Хамзе и передал ему устное приглашение дяди быть вечером у него в доме на торжественном ужине.
- Вы удивлены этим приглашением, Хамзахон? - участливо спросил Алчинбек. - Но байвачча зовёт вас к себе не как своего служащего, а как известного поэта.
Конечно, Хамза не мог даже догадываться, какую роль сыграли рассказы старого друга о Зубейде в сватовстве его дяди.
- На ужине будет много интересных людей, - продолжал Алчинбек, - например, ваш любимый Юсуфджан-кизикчи...
- Хорошо, я приду, - тихо сказал Хамза, - я приду и прочитаю стихи.
Ярко горят две хрустальные люстры в самой большой комнате. Многокрасочные ковры, шелковые и атласные одеяла, вышитые затейливыми восточными узорами подушки играют всеми цветами радуги. Веселье в полном разгаре. То и дело слышны громкие взрывы хохота. Слуги непрерывно подливают гостям в пиалы искусно заваренный душистый чай.
Лучшие люди Коканда собрались сегодня у Садыкджана-байваччи, цвет города - торговцы, купцы, заводчики, финансисты, мануфактурщики, окрестные баи-землевладельцы, большие и малые додхо - начальники из местной администрации.
В центре - Миркамилбай Муминбаев, грузный, дородный, в тёмных очках. Одного глаза у Миркамилбая нет, зато вторым и единственным он видит столько и так далеко, куда другим не заглянуть и в подзорную трубу.
Хозяин дома без устали угощает почтенного гостя.
- Отведайте вот этого мяса, бай-эфенди, прошу вас, очень вкусно...
- Да-да, очень вкусно, хай-хай, - говорит Муминбаев, не притрагиваясь к еде.
Садыкджан-байвачча наливает в две маленькие пиалушки с золотыми ободками медно-коричневый напиток.
- Коньяк? - шевельнув ноздрями, спрашивает Миркамилбай.
- Французский, только что из Парижа.
- Это большой грех для мусульманина - пить коньяк...
- Грех, грех, - улыбаясь, соглашается байвачча. - Да взыщет с нас всевышний со всей строгостью за эти наши маленькие заблуждения, хи-хи!
- Обязательно взыщет и примерно накажет, хе-хе... Ваше здоровье!
- Ваше здоровье! Да пойдут нам на пользу все наши грехи и заблуждения...
- Да получим мы восемь процентов годовых во всех наших новых финансовых начинаниях, бай-эфенди!
- Рахмат, спасибо. Святые слова, байвачча. Катта рахмат, большое спасибо!
Хамза сидел около дверей с Юсуфджаном-кизикчи. Этот край опекал Алчинбек.
Хамза, с самого начала сказавшись больным, не притрагивался к своей пиале. Нервы его были напряжены до предела. Он боялся, что, если выпьет хотя бы каплю вина, случится что-то непоправимое. Он сидел опустив голову, стараясь не смотреть в сторону Садыкджана, и лишь изредка отщипывал по одной виноградине от лежавшей перед ним большой золотисто-розовой грозди.
- Эй, Юсуфджан! - закричал через весь дастархан захмелевший Миркамилбай Муминбаев. - Как поживаете, как здоровье детей, домашней посуды, того-сего?
- Слава аллаху! - тут же громко и весело откликнулся кизикчи. - Это только привидения могут позволить себе несчастье иметь детей, а мы, осеняемые милосердием наших щедрых баев, живём себе припеваючи, не имея ни домашней посуды, ни потомства - ни мальчиков, ни девочек!
Общий смех подгулявших гостей покрыл ответ знаменитого острослова.
- Сегодняшняя щедрость нашего хозяина действительно не имеет границ, - вступил в разговор судья Камал. - Великая честь получить приглашение к такому обильному угощению...
- А меня никто не приглашал сюда! - перебил судью Юсуфджан. - Я пришёл сам. Я вообще никогда не жду никаких приглашений. А почему? А потому, что знаю - везде ждут меня!
И снова общий хохот гостей был ответом на очередную шутку кизикчи.
- Меня никто не приглашал, - продолжал Юсуфджан, - зато я пришёл самый первый. А почему? А потому, что знал - здесь будет очень вкусная еда. Наш хозяин всегда славился хлебосольством, ибо аллах непрерывно осыпает его своими милостями. А почему осыпает? - спросите вы у меня. А потому, отвечу я, что если уж бог захочет кого-нибудь наградить богатством, так он не спрашивает, кто был твой отец.
Теперь уже все смеялись, как говорится, навзрыд, до упаду.
Не было за столом человека, который не помнил бы, кем был отец Садыкджана-байваччи и сколько тысяч танапов оставил он в наследство сыну.
- У вас, Юсуфджан, очень острый язык, - сказал судья Камал, когда смех утих.
- Не язык, а ум, - коротко хохотнув, поправил судью кизикчи. - Это большая разница.
- Тем хуже, - нахмурился Камал-кази.
- Почему хуже?
- Нажили себе, наверное, много врагов, а?
- У меня, кази-ака, против врагов есть сильное средство, - подбоченился Юсуфджан, - я все молитвы корана знаю назубок.
Кроме того, из тысячи имён господних имеется три имени - Джабар, Кабыз и Кави, которые надо написать на бумаге и зарыть в землю, чтобы всем твоим врагам по воле божьей стало худо жить на этом свете... Если же кто-то добивается твоей погибели, то нужно выбрать три имени из девяноста девяти имён господних. Вот они, эти имена, - Каххар, Музил и Джабир.
Когда вы напишете их на бумаге, надо принести землю из семи развалин: первую - с перекрёстка, вторую - из развалин дома, третью - от старой мельницы, четвертую - опять из развалин дома, пятую - из развалин минарета, шестую - с того места, где ишак перевернулся, а седьмую, последнюю, - с самого высокого холма... Возьмите какую-нибудь посудину, всё смешайте, тысячу раз произнесите имя своего врага, желая ему самой страшной смерти, потом закопайте посудину среди наиболее древних развалин города, и готово дело: вашего врага настигнет мучительная гибель - он умрёт в корчах и судорогах.
- Слишком заумно шутите, Юсуфджан, - вздохнул судья Камал. - А ведь в коране сказано: кто в этом мире переусердствует в роли шута-масхарабоза, тот в день всемирного светопреставления станет свиньёй...
- Боже праведный, как замечательно! - захлопал ладонями по собственному животу Юсуфджан. - Неужели это возможно? Неужели мы все явимся на тот свет в ещё более интересном виде, чем живём на этом свете?
И снова, хватаясь за бока, громко смеялись гости, снова вытирали весёлые слёзы даже самые угрюмые и неулыбчивые.
Хамза, давно знавший Юсуфджана-кизикчи, много раз видевший его в цирковых представлениях, был поражён смелостью и находчивостью знаменитого народного острослова. Ему даже захотелось записать некоторые из его шуток, чтобы потом использовать их в каком-нибудь стихотворении или в статье в газете. И даже использовать не саму шутку, а тот принцип, по которому она строилась, - постоянная нацеленность против общественного зла и несправедливости.
Но не было с собой ни карандаша, ни тетради. И в памяти запечатлевались только бесстрашие и какая-то молодая, не знающая ограничений дерзкая задиристость весёлого смуглого человека.
На какое-то время Хамза забыл о своих личных горестях и печалях.
- Хе-хе, Юсуфджан, - задрал вверх бороду маленький толстый бай с надменным выражением лица, - вы хорошо веселите нас и показали свою большую учёность. Рахмат, катта рахмат... А вот скажите-ка нам, уважаемый: если через луч утренней зари переползёт чёрный паук?..
- Охотно отвечу на ваш вопрос, уважаемый. Но перед этим разрешите тоже задать вопрос: если на завтрак вместо тёплой лепёшки, свежего сыра и душистого чая вам подадут душистое мыло, шипучую известь и ведро отбросов, то какие чувства посетят вашу душу?
Маленький толстый бай растерянно молчал. Безмолвствовало и всё остальное общество.
Миркамилбая давно уже раздражало невнимание застолицы к его персоне. Андижанский богач привык сам направлять течение всех разговоров за дастарханом.
- Эй, Юсуфджан! Ваши масхарабозские остроты сегодня что-то очень уж длинны!.. У нас у всех разгулялся аппетит, мы уже давно хотим зарезать парочку дынь, а вы всё ещё шутите... Жаль, что святой Миян Кудрат опаздывает на угощение, некому прочитать молитву над едой... Впрочем, вы тут говорили, Юсуфджан, что знаете все молитвы корана назубок. Так, может быть, вы прочитаете нам молитву, если, конечно, совершили омовение?
"Если совершили омовение..." Трудно сильнее оскорбить мусульманина, чем заподозрить его в том, что он сел за дастархан, не совершив омовения.
Напряжённая тишина повисла в комнате. Хамза повернулся к Юсуфджану. Что ответит кизикчи?
- Не судите по себе, господин Муминбаев, - сдвинув брови, сказал Юсуфджан, - мы все пришли сюда, совершив омовение... - Это был хороший ответ на коварную провокацию бая. - Что же касается молитвы над едой, - продолжал кизикчи уже в обычной для себя шутливой манере, - то я с удовольствием прочту её. Ведь мы же со святым Мияном Кудратом очень часто заменяем друг друга. Мы с ним души друг в друге не чаем, каждый день советуемся, делим всегда поровну наши доходы... Да что там скрывать? Святой Миян Кудрат и я - теперь об этом можно сказать смело - мы же как два рога на лбу у одного быка.
