— Меценат, — важно проговорил Бембров, — человек, необходимый для поэзии и спорта. Так сказано у Горация…
Быков молчал.
— Отлично, — нахмурился Левкас. — Очень рад. — На щеках его от злости выступили красные пятна. — Вечером надеюсь увидеть у себя. Нам есть о чем поговорить.
Он протянул Быкову руку, но в это время случилось нечто неожиданное и непредвиденное. Ваня покинул француза и побежал к Быкову. Он быстро бежал по платформе, боясь, что его догонит Делье, но, не добежав двух шагов до летчика, споткнулся и упал.
Быков обернулся и поднял мальчика.
Рука Левкаса повисла в воздухе. Левкас рассердился, но не захотел показаться смешным и пошевелил пальцами.
— Твой? Чудный ребенок.
Он ушел, постукивая палкой. Впереди него, расталкивая локтями толпу, шел Бембров.
Быкова окружили незнакомые люди и, радостно жестикулируя, начали рассказывать о городских новостях. Маленькая веснушчатая гимназистка, чуть не плача от смущения, поднесла букет.
Быков поклонился ей и пошел к выходу. Только теперь он заметил старика в фуражке с выцветшим зеленым околышем. Старичок стоял вдалеке от толпы и внимательно наблюдал за Быковым, приподнявшись на цыпочках.
— Папаша, — воскликнул Быков, — что ж ты запоздал?
Старик радостно закричал:
— Вот-то беда какая, только из газет и узнал!
Увидев мальчика в розовом вязаном костюме, старик не удивился.
— Ну, как? Этого откуда привез?
— Издалека.
— А, понимаю. Что же, ты все по воде ехал?
Быков потрепал мальчика по щеке.
— Нет, не по воде… На вот, возьми его. А сейчас поедем со мной в гостиницу. Познакомьтесь с моим отцом, — сказал он Делье, — люби и жалуй, папаша, это мой помощник и механик.
— Очень приятно, — отозвался старик, — как доехали? Значит, не по воде, а по суше?
— Не понимаю, — улыбнувшись, сказал по-французски Делье.
— Ну и ладно, ну и хорошо.
Возле вокзала их поджидал присланный Левкасом автомобиль.
— Ура! — закричали в толпе. — Скорей назначайте полет!
Отец снял фуражку и поклонился, словно его самого приветствовали на вокзале люди.
В номере гостиницы Быков спросил старика:
— Как жил без меня?
— Плохо жил. Денег Левкас мне не давал… Говорил — ты виноват…
Быков нахмурился.
— На вот, возьми… — он протянул ему сторублевую бумажку. — И с мальчишкой займись, а то мне не до него.
Старик обрадовался.
— Да я уж… А на море сильная качка была? Я-то о Париже слышал, там, говорят, лягушечьи лапы едят под грибным соусом. Вкусно?
О том, как попал мальчик к Быкову, старик не догадался спросить. Разувшись, он ходил босиком по номеру и вел с мальчишкой бесконечные разговоры, посасывая свою витую трубочку.
В номере стало душно и накурено. Быков и Делье поселились в соседней комнате.
Они легли было спать, но едва успели раздеться, как задребезжал телефон. Звонил секретарь Левкаса. Вечером, в восемь часов, банкир приглашал к себе Быкова и его механика.
— Предполагается ужин, — сказал секретарь. — Автомобиль заедет за вами в половине восьмого.
Делье наскоро побрился и достал из чемодана синий костюм, в котором, по его словам, представлялся когда-то сиамскому королю.
— А кто такой Левкас? — спросил он. — Очень богатый человек?
— Левкас? Делец и первейший в наших местах биржевик. Мне сегодня предстоит круто поговорить с ним.
— А как теперь будет с мальчиком?
— С мальчиком? Мальчиком отец займется. Это его дело. Он и придумает.
— Как только выучусь говорить по-русски, обязательно буду пить водку с вашим отцом…
Загудел рожок автомобиля. Посмотрели на часы: без четверти восемь. Через минуту Быков и Делье уже садились в машину. По пути заехали на телеграф, и Быков получил деньги.
Дом Левкаса стоял в центре города, напротив собора, рядом с домом губернского предводителя дворянства. Левкас построил особняк десять лет тому назад, когда начиналось в России увлечение стилем модерн. На стенах дома были лепные украшения и лиловые вычурные разводы. Над пролетом лестницы, в передней, богатое, в декадентском духе, цветное панно изображало древнюю греческую царевну на морском берегу. Окна в доме были овальные, по форме похожие на высокие старинные вазы.
— Господин Делье говорит по-русски? — спросил Левкас.
— Нет.
— Тем лучше. Тогда мы сможем поболтать о делах. Согласен?
Быков молчал.
— Меня очень огорчило твое поведение, Быков. Я верю в твое будущее и только поэтому прощаю твои нехорошие поступки…
— Но чем я провинился?
— Чем? И ты еще не понимаешь, как плохо вел себя за границей?
— Простите, не понимаю.
— Я тебе объясню. Если ты одолжил у доверчивого человека двадцать рублей и отказываешься их потом отдать — это будет хорошо или плохо?..
— Если я занял их у вас, вы хотите сказать?
— Ты меня не учи. Ну, все равно, занял. Чем бы ты был без меня? Железнодорожным телеграфистом из тех, о которых поют куплеты в провинциальных водевилях. Я сделал тебя человеком. Я дал тебе деньги. Я купил аэроплан, на котором ты мог обучаться полетам…
— Но при чем же здесь двадцать рублей? Я просил вас не торопить меня. Я сказал: вернусь, когда достигну первых мест в авиации. В газетах писали обо мне каждый день, причисляли к первому десятку мировых летчиков. Мне нужно было несколько месяцев, чтобы стать первым. Я бы с лихвой вернул долг. Почему вы меня торопили? Почему стали угрожать мне судебным преследованием? А обвинение в шантаже?..
Левкас не хотел говорить о главной причине своего беспокойства и неожиданной торопливости. Дело объяснялось просто: первые успехи Быкова обрадовали Левкаса. Левкас был одним из самых богатых людей юга России. Через влиятельных сановников он начал хлопотать о разрешении Быкову полета в Ливадии, поздней осенью, в присутствии царя. Соверши Быков удачный полет, и меценат русской авиации был бы принят Николаем, свершилась бы заветная мечта банкира…
Вошла горничная, сказала, что ужин подан.
— Прошу, — прищурился Левкас и первый пошел в столовую. Делье, не понимая, о чем идет разговор, догадывался по виду банкира и Быкова, что беседовали они без особого удовольствия, и сочувственно пожал локоть летчика. Быков благодарно посмотрел на своего механика, но ничего не сказал. Чуть сутулясь, он шел за Левкасом. В ярко освещенной столовой сидели гости — приятели, знакомые, компаньоны банкира.
— Мы счастливы приветствовать вас здесь, в нашем дружеском кругу, — сказал Бембров, с опаской поглядывая на важно державшегося Делье. — Первый тост я предлагаю за здоровье нашего уважаемого хозяина, оказавшего такую могучую поддержку первому русскому авиатору-спортсмену.
Выпили по бокалу шампанского.
Маленькая женщина в длинном черном платье с высоким воротником, сидевшая рядом с Бембровым, поднесла к глазам золотую лорнетку. Внимательно разглядывая летчика, она по-французски что-то сказала Бемброву, и тот угодливо захихикал.
— Ты уж извини, — сказал Левкас, положив руку на плечо Быкова, — я не хочу нарушать намеченную раньше программу вечера, и наш деловой разговор перенесем на более позднее время.
Быков ничего не ответил, и Левкас весело проговорил, обращаясь к маленькой женщине:
— Я уже позвал Петю, он с гитарой наготове — и ждет вас, дорогая Лариса Степановна…
Маленькая женщина вскинула кверху голову и мелкими шажками пошла к роялю. Высокий рябой цыган сидел на стуле возле рояля и настраивал гитару.
— Вы мою любимую спойте, я вас очень прошу, Лариса Степановна, — сказал уже захмелевший Бембров.
Женщина прислонилась спиной к роялю, взмахнула руками, словно готовясь к прыжку. Низким, густым голосом запела она цыганский романс на слова знаменитого московского адвоката Плевако, выступавшего на самых громких уголовных процессах, о чем не преминул с горделивой улыбкой сообщить присутствующим Бембров. Левкас благосклонно смотрел на певицу и в такт пению постукивал тихонько пальцами по столу.
Маленькая женщина пела о человеке, измученном ревностью, и о его страданиях, и Быков не мог сдержать улыбки, когда, со странными телодвижениями, изображая переживания отвергнутого влюбленного, она закатывала глаза и размахивала руками:
Я презрен, отвергнут,
А он торжествует,
С улыбкой глядит на меня…
«Погоди немного, и я в самом деле с улыбкой взгляну на него», — думал Быков, наклонив голову и заранее представляя, как нервно будет вести себя Левкас во время предстоящего объяснения.
Маленькая женщина сделала гримаску, и тотчас же раздались за столом аплодисменты. С любопытством наблюдал Быков за соседями по столу. Чувствовалось, что гости Левкаса пришли к банкиру не из желанья повеселиться: сидели они в большом зале натянуто-строгие, как на деловом приеме.
