Перед Франциском, на яркой жизни которого словно вечным пятном отпечатался позор Павии, возникла необходимость срочно стабилизировать ситуацию на Западе и помешать своему сопернику достигнуть мирового могущества. Франциск воспрепятствовал началу крестового похода императора против турка и захвату Истамбула и Иерусалима. Оба двора, императорский и королевский, вынуждены были склониться к мирному решению вопросов. Карл V, уязвленный крушением своих надежд на крестовый поход и мировое господство, предложил королю уладить разногласия в поединке – выйти на турнирное поле и сразиться один на один, дабы Божьим судом решить, кто из них прав. Но прежде чем скрестить копья, каждый должен что-то поставить на кон: Бургундию, с одной стороны, а Миланское герцогство, с другой, отдать одному из сыновей короля. Франциск тут же предложил кандидатуру Генриха, герцога Орлеанского, которому эти владения были обещаны в брачном договоре. Карл V отказался, посчитав, что супружеские узы с Екатериной Медичи делают принца опасным противником. О Генрихе император не хотел и слышать.
Намечавшийся мирный договор провалился. Франциск выдворил из Франции имперского посла. Многочисленные военные кампании с плачевным исходом убедили Франциска в необходимости получить не только Миланское герцогство, но и Савойю и укрепиться в Альпах.
Вторжением в Савойю и Пьемонт началась вторая война Франциска I с Карлом V.
Противник войны Монморанси, ратующий за примирение с императором, попал в немилость. В фаворе оказался адмирал Шабо де Брион, ставленник королевской фаворитки Анны д’Этамп и близкий друг королевы Маргариты Наваррской. Он стал главным министром и предводителем армии. Для войны нужны были деньги, много денег, и король отдал распоряжение изъять треть церковных доходов, а также половину доходов епископов и архиепископов. Для Екатерины это были уроки политического реализма, еще более привлекательные и действенные, чем теории флорентийца Макиавелли. Ее восхищало во Франциске все! Она чувствовала в нем защитника, обдумывала каждое слово короля, пыталась понять ход его мыслей и поступков. Она высоко ценила его незаурядный ум, отмечая при этом желание Франциска казаться легкомысленным для того, чтобы скрыть свое истинное лицо макиавеллевского властителя. Он вынашивал проекты зачастую противоречивые, а иногда и авантюрные, например, попытку объединить интересы французских католиков, протестантов и турок. А почему бы и нет? В будущем это вполне может случиться.
В начале войны удача улыбалась Франциску. Но вскоре все изменилось: католики не могли простить королю союзничества с неверными. Папа Павел III и английский король Генрих VIII предпочитали не вмешиваться и наблюдали за происходящим с недоброжелательностью. Император торжествовал: общественное мнение христианского мира целиком и полностью было на его стороне. Адмирал Шабо де Брион мог захватить Милан, но проявил нерешительность, и время ушло.
Франция подверглась ужасному нашествию – пятидесятитысячная императорская армия перешла через Альпы и захватила Прованс.
Карл V уже чувствовал себя победителем, громко заявляя, что на месте французского короля он бы сразу вышел сдаваться со сложенными руками и веревкой на шее.
Франции грозила опасность. Теперь главная цель заключалась в защите королевства от имперской агрессии. Поскольку адмирал де Брион не сумел остановить врага, он впал в немилость.
Король вынужден был вновь обратиться к Монморанси. Чтобы снова обрести свое могущество, Анн де Монморанси без колебаний согласился вести ненавистную ему войну. Его назначили командующим армией. Бывшая партия мира объединилась с партией войны, религиозные разногласия временно отошли на второй план.
Вместе с сыновьями король отправился в Валанс, в штаб-квартиру военных операций в тылу.
Перед отъездом Генрих зашел к Екатерине проститься. Она обрадовалась его приходу, ведь их встречи были очень редки, особенно после смерти Его Святейшества. Она так жаждала услышать, что он будет тосковать о ней, что он любит ее, несмотря на то, что она оказалась без обещанного приданого. Но он говорил только о войне.
– Монморанси – выдающийся полководец. Он все тщательно продумал.
– Я слышала, что он жесток и его все боятся.
– Это мнение недоброжелателей, – резко возразил Генрих. – Его жестокость оправдана, а военные действия дальновидны, что принесет Франции победу. Он решил стянуть все силы в большой укрепленный лагерь и дать императору возможность поиграть в завоевателя до тех пор, пока голод не застанет Карла V врасплох. Он применит тактику своих предшественников, великих полководцев, а именно тактику выжженной земли. По его приказу уничтожено сто городов и деревень, разрушены мельницы, иссушены поля, отравлены колодцы. Из-за нехватки продовольствия Карл V уже приостановил продвижение своих войск вперед.
Генрих был увлечен рассказом и, как всегда, не думал о Екатерине.
– Генрих, ты совершишь много подвигов, я знаю это, и отомстишь императору за те унижения, которым он подверг тебя и дофина, – прервала его Екатерина, чтобы тот, наконец, обратил на нее внимание. – Почему мы так редко видимся? Ведь я твоя жена!
Она крепко обняла его и заплакала.
– О, только не это! – взмолился Генрих.
Екатерина беспомощно опустила руки.
Генрих продолжал размышлять о военной кампании отца, о том, как проницателен Монморанси и как беспомощен в качестве стратега его отец. Ему необходимо было выговориться. Обычно молчаливый и замкнутый, в этот день он испытывал необычайное волнение из-за происходящей на территории Франции войны и желания поскорее очутиться на полях сражений, покарать ненавистного Карла. В нем заговорил воин-рыцарь.
– Если бы не Монморанси, Карл бы уже двигался к Парижу. Я хочу быть рядом с Монморанси, хочу учиться у него искусству командовать армией.
«Как он ошибается в оценке своего отца! Какая трагедия, что отец и сын не понимают и не любят друг друга! – искренне сожалела Екатерина. – Он восхищается коннетаблем, потому что Монморанси – ближайший друг Дианы. Генрих не замечает, какой он жестокий, грубый, неистово преданный вере, высокомерный и алчный. Монморанси вызывает отвращение у многих молодых дворян, но только не у моего любимого Анри».
Словно очнувшись от обуревавших его мыслей, Генрих замолчал. Некоторое время они в полной тишине смотрели друг на друга. Он понял, что больше всего волнует Екатерину, и, смягчившись, дружелюбно произнес:
– Пойми же наконец: Диана де Пуатье – благороднейшая и прекраснейшая из женщин, мой друг, моя вдохновительница, мой талисман, в советах которой я нуждаюсь постоянно.
– Анри, ты забываешь, что нужен и мне. Мне об этом иногда хочется кричать.
Его взгляд был понимающим и ласковым.
– Пока меня не будет рядом с тобой, искренне советую – подружись с Дианой. Не забывай, что ты стала моей женой не без ее участия.
В эти минуты расставания он возвращал ей пусть слабую, но все-таки надежду на возможное семейное счастье.
После отъезда Генриха Екатерину охватило ужасное ощущение пустоты. Оставшись одна, она долго размышляла над словами мужа. Генрих никогда не лгал, раз он признался, что Диана – его друг, наставница и только, значит, пока их отношения чисто платонические. Это признание успокаивало, она даже допускала, что со временем завоюет сердце мужа. Но почему он был настроен против их брака? Неужели только потому, что брак одобрял его отец? Чем больше она сближалась с Франциском и чем доверительнее становились их отношения, тем непреодолимей становилась стена между ними, Екатериной и Генрихом. Недавно ей пересказали случайно подслушанный разговор между Генрихом и Дианой: «Я вообще не должен был на ней жениться. Все так считают, но только не мой отец», – сказал Генрих. А Диана ответила: «Монсеньор, нравится вам или нет, но жизнь сложилась именно так…» Раз Генрих так привязан к Диане и считается только с ее мнением, значит, действительно, он прав: она должна войти к Диане в доверие и подружиться с ней.
Стоя на коленях в часовне, Екатерина, намеревавшаяся использовать эти минуты тишины и уединения для размышлений, вдруг поймала себя на том, что молится Пречистой Деве так, как никогда прежде не молилась. Сейчас Генрих был на пути в военный лагерь. При мысли о том, что она не скоро увидит его, Екатерина почувствовала себя покинутой и одинокой посреди огромного пустого пространства. Из ее раненого сердца поднялась горячая молитва.
Теперь она молила Пречистую Деву только об одном, чтобы Генрих скорее вернулся, вернулся живым и невредимым, вернулся к ней и ни к кому другому.
Вскоре пришло послание, которого в Париже с нетерпением ожидали: король звал к себе королеву и двор, назначив местом встречи Лион, ставший на время проведения военной кампании своего рода столицей. На линию фронта к королю регулярно привозили всех придворных дам. Отъезд готовился в спешке, несмотря на изнуряющую летнюю жару. Екатерине не терпелось поскорее увидеть Генриха и предстать перед своим кумиром – королем.
