– Ну что ж, подождем их.
Однако дни проходили, а послы афинские все не являлись. Фемистокла пригласили к эфорам.
– Все еще нет посольства, Фемистокл?
– Все еще нет! – Фемистокл недоуменно пожал плечами. – Я и сам уже устал ждать их!
– А может быть, афинянам выгодно затягивать решение вопроса о вашей городской стене?
– Выгодно? Но почему же?
– Выгодно потому, – резко сказал старый эфор, стукнув об пол посохом, – выгодно потому, что стены в Афинах все таки строятся!
– Этого не может быть!
– Но из Афин пришли люди, они были там по своим делам, и они говорят, что видели собственными глазами – афиняне строят стену!
– Эти люди вводят вас в заблуждение, – ответил Фемистокл, не теряя спокойствия. – Как же мы начнем строить стену, не договорившись с вами? Вот скоро придет наше посольство…
– Так где же оно, это ваше посольство?!
Афинское посольство наконец явилось в Спарту – Аристид, сын Лисимаха, и Аброних, сын Лисикла. Фемистокл искренне обрадовался, увидев их:
– Что там, в Афинах?
– Стена достаточно высока. Поэтому мы здесь.
Фемистокл ликовал. Он обнимал то Аристида, то Аброниха. Аброних отвечал таким же ликованием, но Аристид хмурился:
– Я не люблю обмана.
– Даже если это на пользу нашим Афинам, Аристид?
– Обман никогда и никому не приносил пользы.
– Не буду спорить с тобой, Аристид, – сказал Фемистокл, скрывая обиду, – но и ты не мешай мне довести дело до конца.
– Не буду мешать. Но только в том случае, если твоя горячая голова не доведет нас до беды.
В это время спартанские эфоры снова получили известие о том, что афинские стены уже окружили город и что стены эти уже высоки. Но Фемистокл продолжал уверять спартанцев, что они обмануты.
– Не давайте провести себя лживыми россказнями, а лучше пошлите в Афины людей, которых вы уважаете, людей добросовестных. Пусть они отправятся туда и все разузнают. Тогда вы получите точные сведения о том, что делается в Афинах.
Аброних восхищался самообладанием Фемистокла, восхищался его предусмотрительностью – правильно действует; пусть спартанцы отправят своих послов в Афины, а то ведь, пожалуй, когда обман все-таки откроется, им самим не выбраться из Спарты. А так в Афинах будут заложники. Великий мудрец ты, Фемистокл!
Аристид сидел молча, насупив брови, и краснел от стыда. В каком бессовестном обмане он должен участвовать! Конечно, он понимает, что спартанцы хлопочут о своих интересах, прикрываясь общими, и он понимает, что стена Афинам нужна… Но этот обман трудно перенести, когда всю жизнь привык говорить только правду!
– Неужели вы не верите мне? – продолжал Фемистокл, глядя прямо в глаза эфорам. – Так повторяю вам: пошлите своих послов, да не кого-нибудь, а из своей среды, людей знатных, которых вы цените и которым доверяете!
– Мы верим тебе, Фемистокл, – ответили эфоры, – но послов своих проверить тебя все-таки пошлем.
Проверить, действительно ли в Афинах строится стена вопреки желанию Спарты, поехали послы из среды спартанской знати. А одновременно с ними, только тайно от них, отправился в Афины и Сикинн с поручением Фемистокла.
– Скажи правителям, чтобы они задержали спартанских послов под любым благовидным предлогом. Иначе, я опасаюсь, спартанцы могут не выпустить нас из Спарты.
Спартанские послы, важные, суровые, но сохраняющие дружелюбный вид, как и подобает союзникам, вскоре появились в Афинах. Но еще раньше их явился Сикинн, посланец Фемистокла.
Увидев стены окружавшие город, спартанцы переглянулись с негодованием. Они намеревались тотчас вернуться в Спарту, но афинские пританы, вежливые, любезные, и слышать не хотели о том, чтобы так скоро отпустить гостей! И спартанцы поняли, что афиняне их не выпустят, пока не вернутся из Спарты афинские послы.
Фемистокл и его товарищи по посольству Аброних и Аристид решили, что наступила пора обсудить со спартанцами тот самый вопрос, ради которого они и приехали в Спарту. Объясниться с эфорами поручили Фемистоклу. Аристид от разговора уклонился, он слишком дорожил расположением Спарты.
Эфоры в этот день не узнали Фемистокла. Всегда любезный и улыбчивый, нынче он предстал перед ними с гордо поднятой головой. Он открыл свое истинное лицо, лицо афинянина, знающего цену себе и своему народу.
– Афины уже настолько ограждены стеной, – заявил он после необходимых приветствий, – что в состоянии защищать своих жителей. Если спартанцы или союзники желают, они могут отправить послов к афинянам. Но посылайте таких послов, которые сумеют на будущее время различать интересы свои собственные и интересы общеэллинские. Когда мы, афиняне, нашли необходимым покинуть свой город и сесть на корабли, мы решились на это без спартанцев. А когда приходилось совещаться вместе со спартанцами, мы, афиняне, никому не уступали в рассудительности. А теперь мы сочли необходимым окружить свой город стеной. Ведь, не имея обороны, не сможешь участвовать в общих решениях с мало-мальски равным правом голоса!
Эфоры краснели и бледнели от гнева. Афины не пожелали с ними считаться! Афины больше не принимают их гегемонии! А Фемистокл, которого они чествовали так недавно, – он обманул, он провел их! Как они были глухи и слепы!
Спартанцы кипели негодованием, но прятали его под личиной приветливости и уважения. Они могли бы сейчас арестовать афинских послов, но тогда и афиняне посадят в темницу послов спартанских! Проклятый Фемистокл все предусмотрел!
Пришлось отпустить афинян. И в тот день, когда афинские послы покинули Спарту, спартанские послы выехали из Афин.
– Каково будет Ксерксу, когда ты, Мардоний, зажжешь огни на горах, несущие весть о твоей победе, а? Ты только представь себе это, Мардоний!
Фессалиец Алевад, грузный и осанистый, плотно сидел на большом темно-рыжем гривастом коне.
Мардоний искоса взглянул на него. Светлые глаза хищной птицы, горбатый нос, почти касающийся верхней губы, твердый подбородок, прикрытый пышной, мелко завитой бородой…
«Я понимаю тебя, Алевад, – мысленно ответил ему Мардоний, – тебе нужна эта война, потому что тебе нужна власть над Фессалией…»
Но речи Алевада не пропадали зря. Они вызывали в воображении необычайное, волнующее каждого полководца зрелище – победные костры, которые один за другим вспыхивают на вершинах гор, один за другим вплоть до Геллеспонта, а потом уже и за Геллеспонтом, До самых Сард, где сейчас пребывает царь.
Стояла весна 479 года. Мардоний со своим отборным войском снова шел в Аттику. Снова под копытами его конницы глухо гудела фессалийская земля. Грозное войско блистало доспехами, ряды его двигались четко, размеренно, подчиняясь единой команде. Оно шло медленно, но словно ураган поднимался следом, увлекая за собой жителей городов и селений, мимо которых это войско проходило. Мардоний приказал брать в ополчение всех, кто может держать оружие.
Персидские военачальники, выполняя волю полководца, бичами сгоняли мирных жителей в свои отряды.
Войско Мардония, чем дальше проходило по стране, тем больше разрасталось.
– Я не сомневаюсь, что ты поработишь Элладу, Мардоний, – продолжал Алевад, – ты сделаешь то, чего не смог сделать царь Дарий и не смог сделать царь Ксеркс. Ты докажешь царю, что Дарий, отстранив тебя от командования, сильно ошибся. Ты возьмешь Элладу и станешь полным ее властителем!
Кони мерно ступали рядом шаг в шаг. Сиплый голос Алевада гудел над ухом, как большой шмель, но это не раздражало Мардония. Лесть помогала ему поверить в себя и в успех своего рискованно задуманного дела.
– Скоро вступим в Беотию, – сказал Мардоний.
Алевад понял его.
– Да, я знаю. В Беотии нас ждет спартанский отряд. Вернее, должен ждать, чтобы преградить нам дорогу в Афины.
Мардоний взглянул на него:
– Ты забыл, Алевад, какую клятву дали афиняне?
Алевад засмеялся, открыв мелкие желтые зубы.
– Ну как это я могу забыть! «Пока жив хоть один афинянин, не будет у нас мира с Ксерксом! Нет на свете столько золота, нет земли столь прекрасной, чтобы мы ради этих благ захотели предать Элладу!» Ну, и еще там что-то…
– Вот тогда же и спартанцы дали слово выставить на нашем пути свое войско. А ты, Алевад, как будто этому не очень-то веришь?..
Алевад отмахнулся:
– Мало ли они давали слов, а потом забывали об этом! Может быть, забудут и теперь.
– Ну нет, – Мардоний вдруг хлестнул коня и поднял его в галоп. – Не забудут! Предстоит трудная битва. Надо готовиться, это враг очень сильный!
Алевад не ответил.
Войско Мардония вошло в Беотию и раскинулось по всей равнине. Мардоний готовился к сражению со спартанцами. Граница Аттики была рядом. И эта граница была открыта.
