меня утешает, что я буду отлучён лишь из-за вас. Не я же, в самом деле, захватил короля в плен — я только увёз у вас пленника, на которого вы не имели прав. Ну а если вам так страшно церковное отлучение, то верните Ричарда мне и пошлите в Рим гонца — сообщить, что лишь подчинились моему приказу.
Генрих отлично знал, что этого требования Леопольд не исполнит. Императору было интересно, как тот станет выкручиваться. Но дерзость ответа заставила его вздрогнуть.
— Я уже сказал, — голос Леопольда был очень твёрд, — мне вовсе не хочется участвовать в тёмных делах, что затевают ваши друзья-тамплиеры, ваше величество. И я намерен подчиниться указу его святейшества Папы Целестина Третьего и освободить короля Ричарда. Правда, не за просто так. У меня всё же есть право... Ну если не право, так повод требовать с него выкупа. Вот пускай его друзья и королева-мать покрутятся и соберут мне этот выкуп, а тогда я отпущу их героя на все четыре стороны. И точно знаю, какую сторону выберет — он тотчас помчится в Англию.
— Ну, право на выкуп имею я, а не вы! — уже почти не сдерживая ярости, воскликнул Генрих. — Я пока что ваш император — надеюсь, вы не забыли?! А потому хотел бы сейчас решить с вами, какую сумму и к какому сроку мы потребуем предоставить. Мне тоже кажется, что это хороший выход — взять деньги и избавиться от такой обузы, как сумасшедший король. Только учтите: я возьму две трети, а треть будет вашей.
— Вот как? — с лёгкой усмешкой переспросил Леопольд.
— Именно так должен поступать верный вассал! — отрезал император. И, проглотив слишком большой кусок бараньей ноги, закашлялся. — Я готов удовольствоваться ста тысячами серебряных марок. Значит, вам предстоит потребовать у друзей короля сто пятьдесят тысяч.
— Хм! — герцог был слегка ошеломлён названной суммой. — Боюсь, таких денег англичанам не собрать.
— Соберут, если захотят помочь великому полководцу, которого сегодня народ чуть не на руках выносил из зала ратуши. Пускай вон у жителей славного Вормса попросят взаймы, коли уж те так любят Ричарда Львиное Сердце! И срок назначьте не близкий: до весны, скажем. Тогда будет время собирать, занимать, продавать всякие побрякушки, которые наверняка имеются у королевы Элеоноры. А до того, как выкуп будет собран, пленник должен оставаться либо у меня, либо, раз вы так хотите, — у вас. И я настаиваю, чтобы вы увезли его назад, в Дюренштейн. Так надёжнее!
Герцог Австрийский вновь почтительно поклонился. Однако затем, не дожидаясь позволения, направился к своему отряду, который ожидал Леопольда, так и не спешившись, будто воины опасались какого-то подвоха.
— Я передам королю и его друзьям ваши условия, — воскликнул герцог, уже сидя в седле. — Доброй ночи и счастливого отъезда, мой император.
Глава 2
Сколько весит душа?
— Он аж подавился своей бараниной, так разозлился! «Я, — говорит, — твой император! А ты, — говорит, — об том забыл и меня не слушаешься!» И от бешенства едва не плачет... Вот вам крест — у него даже слёзы в глазах блестели. И рука так дрожала, что вино чуть из кубка не пролилось. А я перед ним сижу прямо в седле, точно это он — мой вассал, и смотрю сверху вниз, как его корёжит.
— В первый раз ты рассказывал, что сошёл с седла, и тебе не предложили сесть, Лео! С каждым новым кубком твоя история становится всё красочней и красочней.
Фридрих Тельрамунд произнёс эти слова вполголоса и самым невинным тоном, однако собравшиеся тотчас ответили дружным смехом.
Впрочем, Леопольд Австрийский, обычно вспыльчивый и гневливый, на этот раз и не подумал обижаться: он был слишком весел и доволен. К тому же его троюродный братец Фридрих — не тот человек, с которым Леопольду, при всей его отваге, хотелось бы ввязаться в ссору. И герцог поддержал шутку рыцаря, вместе с остальными закатившись хохотом.
— Клянусь моим лучшим мечом, я именно так и говорил с самого начала! Просто позабыл добавить, что сошёл с седла на несколько мгновений — у меня была слабовато натянута подпруга, я это заметил по дороге и боялся, что седло натрёт спину лошади. Покуда оруженосец подтягивал подпругу, я поклонился этому надутому мерзавцу Генриху и увидал, что около него даже сесть не на что! Он и сам-то пристроился на двух сёдлах — одно под другим. Стоило бы выдрать верхнее из-под его задницы да и расположиться рядышком. Но мне и подходить-то противно стало. Ну, подпругу поправили, и я снова сел верхом. А что? Он меня оскорбляет, а я не могу ответить тем же?
— Боже мой, дорогой братец! Да кто ж это выдумал, будто ты туго соображаешь? У тебя и соображение, и воображение, как у десятка миннезингеров вместе взятых. Надо же — целую балладу сочинил! Блондель, скорее беги за пером и чернильницей — надо это тут же записать!
— Вы обижаете меня, мессир! — отозвался трубадур. — Такую историю я отлично запомню и уже завтра к вечеру буду петь о ней балладу. А вы все послушаете.
— Только не забудь про лошадь! — не отставал тевтонец. — Постарайся описать страдания благородного скакуна, коему седло, ёрзая под величественной тушей моего родственника, оставило немало волдырей на шкуре. Да бедной коняге ещё и не дали отдохнуть, потому что Лео водрузился верхом почти сразу, как слез. Это будет вызывать слёзы не только у дам. Клянусь!
Фридрих продолжал веселиться, а герцог — делать вид, что его это нисколько не обижает. В сложившейся ситуации ему хотелось насколько возможно загладить всё ранее случившееся, да ещё и остаться при своей выгоде. И хотя хмель
