Когда Минуций ушел, Неэра принялась за дело: достала из сундука в летней спальне господина упомянутое платье из гальбина и другие вещи, принадлежавшие раньше его любовнице.
Все это она унесла в свою комнату, после чего позвала Ювентину.
Ювентина, по характеру уравновешенная и сдержанная, не выказала ни удивления, ни радости, когда Неэра сообщила ей, что сегодня она должна будет сопровождать господина на Форум и — о, счастливица! — увидит настоящий бой гладиаторов. Такое зрелище было доступным лишь свободным римским гражданам, их женам и детям. Старуха с неподдельным завистливым вздохом добавила, что сама была бы не прочь хоть одним глазком посмотреть на гладиаторов.
Опасения Неэры, что с платьем придется повозиться, оказались напрасными. Когда Ювентина предстала перед ней в чудесном нежно-зеленом гальбине[263], одного взгляда было достаточно, чтобы убедиться, как оно хорошо сидит на ней и как ей идет.
Неэра была чрезвычайно довольна этим обстоятельством, избавившим ее от лишних хлопот.
— Великолепно, превосходно, — приговаривала она, со всех сторон оглядывая девушку. — Ни убавить, ни прибавить. Слов нет, как хорошо…
В тот момент, когда Ювентина набросила поверх платья огненного цвета лацерну, дверь приоткрылась, и в комнату осторожно заглянул Пангей.
— А, заходи, заходи, — пригласила его Неэра. — Вот, полюбуйся-ка! Не правда ли, замечательно?
Юноша, войдя в комнату и увидев Ювентину в роскошном наряде, волшебно озарявшем ее природную красоту, словно прирос к месту от восхищения и долго молчал.
— Божественно! — наконец, вымолвил он.
В час после полудня из цирка вернулся Минуций.
Он был в прекрасном настроении, так как сделал удачные ставки при забегах колесниц и выиграл тысячу сестерциев.
Осмотрев Ювентину в ее новых ярких одеждах, он выразил полное удовлетворение ее видом, отметив только отсутствие у нее украшений.
Потом он пообедал и лег спать, приказав разбудить его около крайнего часа[264].
Неэра, чтобы ничто не потревожило покой господина, выпроводила из дома всех рабов, которые во главе с Пангеем отправились в ближайшую харчевню угостить себя праздничным обедом.
Неэра и Ювентина в это время занялись выбором украшений.
Проснувшись, Минуций завернулся в белоснежную тогу и поверх нее надел греческую хламиду бирюзового цвета, носимую в ту пору завзятыми щеголями.
Неэра вывела к нему из своей комнаты наряженную Ювентину.
— Царица! — произнес Минуций, с довольной улыбкой глядя на девушку.
Через минуту они вышли из дома. По пути молодой римлянин наставлял Ювентину:
— Что бы ты сегодня ни услышала от меня или от моих друзей — сохраняй спокойствие. Постарайся забыть, что ты рабыня. А ну, голову выше! Гляди смелее! Грудь вперед! — командовал он ей, словно центурион новобранцу. — Девушка ты красивая, но этого мало. Нужно, чтобы в одной только поступи твоей чувствовалась сама богиня…
— Кажется, я догадываюсь, — решилась сказать ему Ювентина. — Как и вчера, когда ты поразил своих друзей на пиру, пообещав уплатить за меня умопомрачительную сумму денег, так и теперь я нужна тебе для того, чтобы ты по-прежнему мог их дразнить…
— Ты очень сообразительна, — усмехнулся Минуций. — Впрочем, сегодня ты мне понадобишься в качестве номенклатора[265]…
— Номенклатора? — удивилась девушка.
— Я ведь слышал вчера от Волкация, что ты принадлежала ланисте Аврелию и что тебе знакомы многие гладиаторы из его школы. Вот и будешь мне подсказывать, кто из них чего стоит. Раньше я частенько бывал на Квиринале, чтобы перед самыми играми приглядеться к бойцам, оценить их силу и отвагу. Это всегда помогало мне делать верные ставки. Но последние два месяца меня не было в Риме, а состав учеников школы, как ты сама понимаешь, быстро меняется. Вряд ли там много осталось из тех, кого я знавал раньше.
— Это верно, — подтвердила Ювентина. — После Великих и Плебейских игр[266] школа почти наполовину опустела. Аврелию пришлось закупать обученных гладиаторов в Капуе и Помпеях. Я никого из них не знаю и, боюсь, не смогу быть тебе полезной…
— Ну, из твоих старых знакомых кто-нибудь да будет обязательно, — возразил Минуций.
В это время они уже подходили к храму Согласия.
— Да поможет мне Юпитер! Глазам не верю! — воскликнул Клодий, который первый увидел Минуция и его спутницу.
— Что такое? — обернулся к нему стоявший рядом Волкаций.
— Исключительное бесстыдство, — кивнул откупщик головой в сторону приближавшейся пары. — Этот поклонник Дианы потерял всякое чувство меры в своей наглости. Если не ошибаюсь, с ним твоя бывшая рабыня…
— В самом деле! — поразился Волкаций.
— Достойная замена! Сначала была капуанская блудница — теперь гладиаторская потаскушка, — съязвил Габиний Сильван.
— Говорите, что хотите, но красота ее бесподобна, — сказал Приск, с искренним восхищением глядя на Ювентину, которая шла расправив плечи и высоко подняв голову, как учил ее Минуций, и в окружавшей ее толпе не было никого, кто не обратил бы на нее внимания и не проводил бы ее чувственным взглядом.
Отливавшее бледной зеленью гальбиновое платье девушки было перехвачено в талии широким пурпурным поясом, вышитым золотыми нитями. Стройность ее фигуры подчеркивала ниспадавшая прямыми складками ярко-красная лацерна. Золотом искрились в закатных лучах солнца ее восхитительные светлые кудри, обвитые вокруг головы изящной и тонкой работы короной из электра с оправленными в него голубыми камешками сапфира.
Минуций, шествуя рука об руку с юной красавицей, подвел ее к благородной компании и сказал с невинной улыбкой:
— Не удивляйтесь, друзья мои! Отныне эта достойная девушка присоединяется к сонму свободных женщин Рима.
— Как? Ты отпускаешь Ювентину? — не выдержав, изумленно спросил Волкаций.
— А почему бы и нет? — с усмешкой взглянул на него Минуций.
— Да потому, — насупился тот, — потому что, если я не получу от тебя денег в условленный срок, то заберу Ювентину обратно и…
— Ну уж нет, добрый мой Волкаций! — со смехом перебил его Минуций. — Ювентину ты назад не получишь, так и знай…
— Посмотрим, — угрюмо проворчал Волкаций.
— Так что же! — с нетерпением произнес Дентикул. — Раз все в сборе, давайте решать, где нам лучше всего разместиться. Куда направимся?
— Первые ряды сплошь забиты нобилями, — начал было Приск, но Дентикул тут же возразил приятелю:
— Пусть меня разразят все громы и молнии Юпитера, если я сяду среди этих самодовольных ослов, да еще вот с этим в руках, — выразительно постучал он пальцем по своей игральной доске. — После того, как меня едва не лишили «воды и огня», я стараюсь пореже попадаться на глаза отцам-сенаторам и особенно цензорам…
— Вон там, за Рострами, — сказал Клодий, — полным-полно бездельников с Эсквилина и Целия — ждут не дождутся наших денежек…
После недолгого совещания решено было занять места на ближайшем от Ростр помосте, возвышавшемся перед Семпрониевой базиликой.
Первым туда двинулся Дентикул, раздвигая толпу могучими плечами и зычно покрикивая на встречных, чтобы они дали ему пройти. За приятелем неотступно следовал Приск. Остальные продвигались медленнее, с трудом преодолевая сопротивление людской массы, которая с каждой минутой становилась плотнее из-за множества народа, прибывавшего на площадь со стороны Бычьего переулка и Яремной улицы.
Ювентина отстала от Минуция — ее намеренно оттеснил от него публикан Клодий. С неожиданной ловкостью и силой он привлек ее к себе.
— Ты сегодня удивительно хороша, сладкая моя, — сказал он ей на ухо. — Послушай, что я тебе скажу. Если не будешь строптива и уступишь мне, я тебя щедро награжу…
И он запечатлел на розовой шейке девушки страстный поцелуй.
В тесноте толпы Ювентина чувствовала себя совершенно беспомощной. Попытка вырваться из хищных рук ни к чему не привела. Одной рукой Клодий прижимал ее к себе, другая рука быстро нашла и властно ощупывала грудь…
— Я закричу, — сдавленным голосом проговорила она.
Это немного подействовало на публикана. Он перестал блуждать рукой по ее телу и несколько ослабил объятия.
— Советую тебе не слишком задирать передо мной свой хорошенький носик, — заговорил он тихо, но внятно. — Ты, видимо, еще не разобралась, в каком положении оказалась. Я тебе сейчас кое-что растолкую… Во-первых, выбрось из головы все то, что наобещал тебе твой новый господин. Хотя он объявил тебя свободной, это ровным счетом ничего не значит. Можешь мне поверить, у него нет и никогда не будет денег, чтобы выкупить тебя. Мне доподлинно известно, что он всем своим кредиторам уже душу заложил. Можешь не сомневаться, скоро ты вернешься к Волкацию. С ним я в конце концов договорюсь о цене, и ты будешь принадлежать мне. Только я один сделаю тебя отпущенницей, если, конечно, будешь со мной ласкова и послушна. Я тебя хочу, и ты будешь моею… Теперь слушай! Назавтра у Волкация вновь затевается игра. Минуций будет там непременно. Так что после полудня тебе никто и ничто не помешает прийти в тот конец Субуры, где она пересекается с улицей Патрициев. Там стоит, если ты не знаешь, большой доходный дом Сервия Антистия. В нем я сниму комнату для наших свиданий. Мой раб будет ждать тебя у входа в дом и проводит тебя… Ты все поняла? Не вздумай меня обмануть. Я не прощаю обид…