Из Севастополя в Новороссийск прибыли инженер-электрик Лишневский — конструктор названного его именем электромагнитного трала, группа смельчаков-добровольцев во главе с начальником минно-торпедного отдела Черноморского флота капитан-лейтенантом Маловым.
— Вы что же, Георгий Никитич, всю славу по разоружению мины хотите взять на свой счет? — улыбнулся Малов, отвечая на приветствие командира базы. — Если мне суждено умереть, то только от мины.
— Не дури, капитан-лейтенант! — сердито фыркнул Холостяков. — Тебе еще жить да жить… Ну, ни пуха ни пера вам, хлопцы! — Лишневскому и Богачеку он пожал руки. — Только зря не рисковать, ясно? Если что-то в мине зашипит — бегом в укрытие. Обо всем, что будете делать, передавайте по полевому телефону, надо записать все сведения о секретной мине.
Более трех часов над Суджукской косой стояла напряженная тишина; казалось, не дышало само море, не то что Холостяков. И — удача! Взрыватель сумели удалить, остался только прибор кратности. Хитроумное устройство было сделано так, что над миной могли пройти пятнадцать кораблей, а шестнадцатый должен был подорваться. Холостяков первым поздравил смельчаков с успехом. А вот вторая мина преподнесла сюрприз. В ней находилась ловушка на тот случай, если кто-то попытается вскрыть мины. А вскрыть надо было любой ценой!
Богачек и Лишневский (капитан-лейтенант Малов находился в окопе и держал с ними связь через полевой телефон) открутили гайку и хотели было уже снять крышку, как вдруг в мине заработал часовой механизм: тик-так, тик-так. Морякам, как и приказал Холостяков, следовало бежать в укрытие, а они захотели выяснить причину тиканья. Но не успели — раздался сильный взрыв. Когда подбежал капитан 1-го ранга Холостяков, он увидел у телефонного аппарата раненого Малого, а Богачек и Лишневский погибли. На том месте, где лежала мина, чернела большая воронка.
Наркому ВМФ доложили о гибели минеров. Он опечалился, но сказал убежденно:
— Своей героической смертью они многим спасли жизнь, разгадав секрет вражеской магнитной мины.
Отчаянно и кропотливо работали на Черноморском флоте ленинградские ученые, подвергая свои жизни опасности, но они сделали все, что требовалось. По их рекомендациям тральщики стали снабжаться новыми тралами, а крупные корабли оборудовали специальными размагничивающимися обмотками. Это новшество дало флотам ощутимые результаты.
— Николай Герасимович, можете мне присвоить первое флотское звание — краснофлотец! — улыбаясь, сказал Александров, когда вернулся из командировки. — Теперь корабли не будут гибнуть на немецких минах. Только прошу вас лично проследить, чтобы наши рекомендации моряки строго учитывали.
— Благодарю за помощь, Анатолий Петрович, — растрогался Кузнецов. — Одно дело делаем. Тут уж и себя не пощадишь ради разгрома врага!
После вечернего заседания Ставки нарком ВМФ подождал, пока все выйдут из кабинета Сталина, и только потом подошел.
— Хочу доложить вам о работе группы ленинградских ученых-физиков на Черноморском флоте. Они помогли нам в борьбе с минной опасностью.
На губах вождя застыла усмешка.
— Поздно докладываете, товарищ Кузнецов! Я уже все знаю от Жданова.
Наркому ВМФ стало неловко.
— У вас там погибли люди, это нехорошо. Сколько человек?
— Двое. Но… война ведь…
— Да? — ехидно усмехнулся Сталин. — Спасибо, что просветили. Но лучше позаботьтесь о том, чтобы предложения ленинградских ученых были внедрены на флотах. Надо беречь корабли, их у нас и так не хватает.
«О лидере «Москва» он почему-то не спрашивает», — подумал Кузнецов с некоторым облегчением и хотел было попросить разрешения уйти, но Сталин, положив свою обкуренную трубку на край стола, подошел к нему.
— Вы разобрались в гибели лидера «Москва»? — спросил он. — В Генштабе считают, что комфлот Октябрьский и его штаб плохо спланировали операцию. Ваше мнение?
Кузнецов заметил, что адмирал Октябрьский осуществил эту операцию на третий день войны, спешил и, конечно же, не все продумал, хотя исходил из добрых побуждений. Ему надо было послать к Констанце не лидеры, а крейсера.
— Крейсера? — усы Сталина зашевелились. — Пожалуй… Тогда почему вы и Главный морской штаб не подсказали комфлоту?
— Не успели, товарищ Сталин, — честно признался Кузнецов. — Комфлот сообщил мне об этой операции, когда корабли были уже на подходе к Констанце.
— Накажите его! — повелел Сталин. — Впрочем, я и сам могу это сделать.
Нарком ВМФ счел нужным заступиться за комфлота:
— Адмирала Октябрьского я строго предупредил и прошу вас, товарищ Сталин, пока этим ограничиться.
Сталин косо взглянул на наркома.
— Жалеете? Ну-ну… Тогда не гневайтесь, если я вас накажу…
В это время на столе у Сталина зазвонил телефон. Он взял трубку и кивком головы дал знать наркому, чтобы тот не уходил.
— Я слушаю, — буркнул в трубку Сталин. — Я вас плохо слышу, говорите громче. Вот теперь узнал тебя, Андрей Александрович!.. Знаю, что над Ленинградом сгущаются тучи… Где адмирал Кузнецов? Он как раз у меня… Хорошо, я поговорю с ним, но и вы смотрите там в оба! Да, Молотову я передам твою просьбу… Звони мне в десять вечера. — Сталин, положив трубку, взглянул на наркома ВМФ. — Товарищ Жданов просит силами флота помочь Ленинграду…
— Мы уже кое-что там сделали для укрепления обороны города, — ответил Кузнецов.
— Что именно сделали? — в упор спросил Сталин. Кажется, он не поверил сообщению наркома.
— Я приказал в целях успешного использования сил и средств Балтийского флота для защиты Ленинграда создать командование морской обороной города и Озерного района. В тылу Ленинграда с востока в районе Невской Дубровки флот создал мощную Невскую артиллерийскую позицию Северного берега, тогда как Невская группа армейских войск начала создаваться лишь в сентябре. Далее, — продолжал нарком, — кораблями усилена Чудская флотилия, сформирована Ладожская военная флотилия, в Лужской губе развернута маневренная база. В связи с нарушением связи между флотом и фронтом я распорядился выставить на основных дорогах заслон морской пехоты, активно использовать авиацию для разведки, не ослабляя содействия войскам 8-й армии…
Доклад Кузнецова прервал звонок «кремлевки». Сталин взял трубку.
— Слушаю, Вячеслав!.. Гости уже готовы подписать документ? Хорошо. Наркому ВМФ не звони, он у меня, мы с ним сейчас подойдем… — Положив трубку, Сталин взглянул на Кузнецова. — Двенадцатого июля между правительствами СССР и Великобритании заключено соглашение о совместных действиях против Германии, — сказал он. — Это соглашение — первая крупная акция на пути создания антигитлеровской коалиции. Молотов знакомил вас с этим документом?
— Да, я в курсе.
— Тогда мне, начальнику Генштаба Шапошникову и вам надлежит это соглашение подписать. Молотов только что сообщил, что гости нас ждут… Что касается Ленинграда, — продолжал Сталин, — там назревает опасная ситуация, и я прошу вас держать связь с адмиралом Трибуцем. Флоту надо крепко помочь в обороне города…
Вице-адмирал Трибуц прибыл в Ригу за неделю до оставления ее нашими войсками. Было раннее утро, с моря дул свежий ветер, над городом плыли сизые облака. Час тому назад «юнкерсы» бомбили порт, две бомбы разорвались неподалеку от штаба. Патруль остановил «эмку»; высокий усатый старшина, открыв дверцу машины, посмотрел на комфлота.
— Ваш пропуск!
— Я Трибуц, командующий Балтийским флотом. Вот мой документ… Кто-нибудь есть в штабе?
— Генерал Софронов.
Первый заместитель командующего войсками Северо-Западного фронта генерал-лейтенант Софронов удивился, когда в дверях увидел адмирала.
— Георгий Павлович, как дела? — Трибуц сел. — Я боялся, что вас не застану.
— Плохи наши дела, Владимир Филиппович. — Софронов устало провел рукой по лицу. — Фашисты рвутся к Риге. Угроза захвата Усть-Двинска, где находятся ваши корабли, стала реальной. Вы туда поедете? Тогда я дам вам охрану.
— Не надо, Георгий Павлович… У вас тут своих забот по горло.
В Усть-Двинске комфлота встретил командир базы контр-адмирал Трайнин. Он доложил, что недавно базу бомбили «юнкерсы», но корабли не пострадали, зенитчики вели по самолетам бешеный огонь, два сбили.
— Я стоял на палубе эсминца с боцманом, его сразило осколком, а я, как видите, жив остался.
Его слова, казалось, не произвели впечатления на Трибуца.
— Я только что прибыл из штаба фронта, — произнес комфлот. — Обстановка сложилась критическая, наши войска отступают. Немцы на подходе к Риге. Соберите в штабе командиров. Я буду с ними говорить.
Вскоре все вызванные пришли, и у каждого, как заметил Трибуц, на лице отражалась тревога: что же будет дальше?