Они оба их увидели так ясно, что кюре рухнул на колени с молитвой на устах, а старый врач закрыл в ужасе глаза. Молча доктор повернулся к двери и исчез в темноте.
Адриан Дельмас встал, чувствуя, как тошнота подступает к горлу. С усилием он поднял кюре и положил его на кровать, оделся, проверил свой пистолет. Перед уходом он взглянул на неподвижного кюре и, ничего не сказав, вышел.
Он долго шел через виноградники и поля, даже не пытаясь скрываться. Люди, встречавшиеся ему, здоровались с ним. Он не отвечал. Они в удивлении оборачивались, долго смотрели ему вслед. Кто знает, кого встретишь на дороге в эти дни?.. На одной ферме он спросил стакан воды и вежливо поблагодарил. Фермер и его жена посмотрели ему вслед с тревогой, женщина быстро перекрестилась, говоря:
— Точно дьявола увидели.
В конце дня отец Дельмас остановился в небольшом леске, сыром и замшелом. Он прислонился к стволу дерева, машинально гладя кору, как любил делать это ребенком в Ландах. Но сосна оставила на его пальцах горько пахнущую смолу. Он вздрогнул, вспомнив этот запах детства, усилием воли прогнал эти милые образы и… перестал думать. Больше никаких мыслей, никаких сомнений… Тогда, подняв лицо к пустому небу, он вынул свой пистолет.
Исчезновение Адриана Дельмаса стало дополнительной заботой для Аристида. Никто не видел его после собрания, на котором он сообщил о казни Мориса Фьо. Опасались, не попал ли он в лапы гестапо или полиции. Вопреки советам товарищей ни Аристид, ни Деде ле Баск не соглашались изменить время запланированных встреч и действий, уверенные в том, что даже под пыткой отец Дельмас не заговорит. Лансло возмущался этим.
После «соглашения» между Дозе и Гран-Клеманом, уже стоившего так дорого Сопротивлению юго-запада, большинство руководителей сети постоянно находилось под угрозой измены. Некоторые из них видели предателей повсюду. Бесспорный предатель — Реноден, делегат Движения национального освобождения, назначенный перегруппировать силы Сопротивления, его слишком часто видели с Гран-Клеманом или его людьми; он был руководителем сети в три тысячи человек.
Однажды Деде ле Баск, пришедший на встречу в парк Бордле вместе с Лансло, выходя из трамвая, столкнулся нос к носу с Андре Ноэлем, уже осужденным Сопротивлением, и Реноденом. Ноэль приветствовал его широкой улыбкой:
— Привет, инспектор! Говорят, что после ухода из полиции вы занялись важными делами.
— Ты хочешь сейчас познакомиться с ними? — ответил Деде ле Баск, сунув руку в карман.
— Вот-те на! Не глупите. Все изменилось после высадки. У меня для вас интересные новости. Приходите завтра в одиннадцать часов на площадь Победы побеседовать о совместных действиях.
На следующий день Деде ле Баск пришел на встречу в сопровождении Марка, сопротивленца из Тулузы, и четырех вооруженных людей. Никто не явился. В один момент им показалось, что они заметили Ренодена на углу Эли-Сентрак. Время шло, они решили уйти. И тогда из-под полуопущенной железной шторы магазина выскочили четверо эсэсовцев, схватили четырех партизан, шедших впереди, прежде чем последние успели выхватить свое оружие. Деде ле Баску и Марку удалось бежать, тогда как немцы втаскивали их товарищей в магазин. Трое из них бросились в погоню за беглецами. Они пробежали мимо подъезда, где прятался Деде ле Баск, не заметив его. Как только они скрылись из глаз, он бросился в магазин, стреляя на ходу. Партизаны обезоружили своих сторожей. Не в состоянии взять их в плен, Деде ле Баск приказал им бежать. Несколько прохожих пассивно наблюдали за сценой.
Возвратившись в штаб Аристида, Деде ле Баск и Марк отчитались в происшедшем. После этого Аристид окончательно убедился в предательстве Ренодена. Новый арест еще больше усилил это убеждение: Пьер Ролан, которому было поручено вывести из строя электрическую сеть, подведенную к взрывчатке, заложенной под портовыми сооружениями и частью города, не мог сделать ничего, кроме мелких диверсий. Он посоветовал Аристиду попросить по радио полковника Букмастера разбомбить сектор, где находились кабели. На следующий день после запроса полтора десятка бомбардировщиков 15-й воздушной дивизии США уничтожили всю эту сеть. Через два дня после налета Пьер Ролан был схвачен и привезен в Буска, в дом № 197 по Медокскому шоссе. Подвергнутый пыткам, он умер, ничего не сказав.
Аристид, потрясенный горем, составил группу из четырех шпажных бойцов. Три дня они выслеживали Ренодена. 29 июня все было закончено: они убили его на углу улиц Дю Герон и Мунейра. Полицейский, решивший, что это злоумышленники, преследовал их, стреляя, он ранил двоих — Муше и Ланглада. Муше выстрелил в полицейского и убил его, в то время как Жюлю и Фаба удалось скрыться до появления немецких солдат и французских полицейских.
Двое пленников подверглись пыткам в гестапо. Муше был пленен, а Ланглад умер от истязаний.
Позже, 11 августа, наступила очередь Андре Ноэля, завлеченного в ловушку Трианглем. Партизаны, посланные казнить его, не ограничились казнью. Они сначала избили его, Вероятно, мстя за своих убитых или высланных товарищей, а когда, наконец, они решили его убить, предатель был неузнаваем. Они освободились от тела, бросив его в Гаронну.
Но Гран-Клеман был неуловим.
В Деймье Леа с трудом оправлялась от потрясения, вызванного смертью Камиллы. Каждую ночь она просыпалась в слезах, звала свою подругу. Мадам Ляривьер, укрывшая их с Шарлем, успокаивала ее, говоря ласковые слова. Леа забывалась ненадолго, преследуемая кошмарами, часто мучившими ее после убийства грабителя в Орлеане и теперь усиленными кровавыми образами, в которых смешивались Камилла, Шарль и Сифлетта.
От мадам Ляривьер она узнала, что партизаны рассеялись, некоторые перегруппировались около Блазимона и Мориака. Добрая женщина не могла или не хотела ей больше ничего говорить, кроме того, что Камилла и Сифлетта были, кажется, похоронены в Ла-Реоле. Она согласилась передать Руфи письмо, в котором Леа просила доставить ей с принесшим письмо немного денег и одежды. Молодой паренек, отнесший письмо, вернулся в смущении, сопровождаемый Руфью. Она взяла его в оборот и заставила признаться, откуда послано письмо. Мадам Ляривьер страшно рассердилась, восклицая, что немцы вот-вот арестуют их и что надо немедленно скрыться. Руфь за большие деньги купила старый велосипед для Леа и усадила Шарля на сиденье, объясняя:
— Я, конечно, приехала бы за вами на поезде, но пути разрушены во время бомбежек.
Леа горячо поблагодарила свою хозяйку, которая с облегчением рассталась с ней.
Они добрались до Монтийяка на следующий день поздно вечером, так велика была слабость Леа и трудна дорога. Руфи удалось ввести их в дом незаметно для Файяра. Сильная лихорадка на два дня уложила Леа в постель. А Шарль, которому гувернантка запретила выходить, слонялся по дому, грустный и сердитый, постоянно спрашивая, где его мать.
Когда Леа смогла говорить, она рассказала монотонным голосом, не проронив ни слезинки, о смерти Камиллы в бою.
— Что стало с твоим дядей и сыновьями Лефевра?
— Я не знаю. Дядюшка Адриан не вернулся после визита Франсуа Тавернье. Я думала, вы здесь знаете об этом.
— Нет. Твоя тетка Бернадетта получила открытку от Люсьена, и это все. Мы знаем, что твой дядя Люк очень беспокоится за Пьеро, который, кажется, в Париже. После твоего отъезда пришло письмо от Лауры: я позволила себе прочесть его.
— О чем она пишет?
— Ничего существенного: что продовольственное снабжение парижан очень скверное, метро не работает, потому что нет электричества, пригороды почти ежедневно подвергаются бомбардировкам и что немцы все больше и больше нервничают. Твои тетки чувствуют себя хорошо.
— Это все?
— Да. Еще — она ждет тебя в Париже.
— Она не пишет о Франсуазе?
— Нет, но я получила письмо от твоей сестры. В течение трех месяцев она ничего не знает об Отто, который сражается в России.
— Он не вернется.
— Почему ты так говоришь?
— Мы все будем убиты, как Камилла, — ответила Леа, поворачиваясь к стене и натягивая на голову одеяло.
Руфь с грустью посмотрела на любимое существо. Что делать? Она чувствовала себя старой и беспомощной. Потрясенная смертью Камиллы, она не знала, как обезопасить Леа. Здесь она оставаться не могла. Файяр в любой момент мог узнать о ее присутствии и донести. Руфь не знала достаточно надежного места в округе, где можно было бы спрятать Леа, большинство домов ее друзей было под наблюдением.
Видя, что Леа лежит, не шелохнувшись, она решилась выйти из детской, куда девушка попросила поместить ее.
Вечером 15 июля, закрыв, несмотря на удушающую жару, все ставни и окна, Руфь и Леа сидели в кабинете Пьера Дельмаса и слушали по лондонскому радио Жана Оберле, говорившего об убийстве Жоржа Манделя полицией.
