Царь метался в горячке, а Долгорукие, вдали от глаз, собрались на Совет. Князь Алексей напористо стоял на задуманном:
— Неча рассуждать, Екатерина обручена с его величеством, стало она, ежели что, и наследница.
Фельдмаршал Василий Долгорукий решительно возразил:
— Неслыханно говоришь, князь Алексей. Где видано, обрученная невеста — наследница? Кто захочет ей подданным быть? Я первый откажусь.
Алексей твердил свое:
— Хоть и не венчалась, да обручалась, подобно Екатерине Алексеевне.
Фельдмаршал был намного благоразумнее.
— Да ежели бы она и в супружестве состояла, наследницей быть не могла. Император Петр короновал свою супругу при животе своем.
Упорствовал князь Алексей:
— Мы графа Головкина и князя Голицына уговорим в Совете, а ежели не согласны будут, побьем. Ты в Преображенском полку подполковник, Иван — майор, а в Семеновском спорить не станут.
Князь Василий понимающе, но удрученно переглянулся с братом Михаилом:
— Словно ребячье вы врете. Стоит об том в полку объявить, браниться почнут гвардейцы, дворяне они. А то и прибьют. Смотри, Алексей, не погуби род наш, не дело затеял.
Рассерженный фельдмаршал с братом Михаилом покинул Совет, а оставшиеся судачили, как быть дальше. В конце концов решили составить завещание Петра II, пока он не скончался, а в нем указать, что трон передается невесте.
— Надобно духовную-то в двух экземплярах составить. Вдруг царь в сознание не очнется, так мы другую сами подмахнем.
— Каким образом? — недоумевал Василий Лукич.
Алексей хитро прищурился, переглянулся с братом Сергеем, перевел взгляд на сына Ивана.
— Ивашка-то не зря время с царем проводит. Руку-то в письме его ловко перенял, и в шутку иногда за него подписи ставил...
— Ну-ну, покажи, — оживился Василий Лукич.
Иван вытащил из кармана «забавный листок»:
— Гляньте сами, клеймо государево и моей руки слово в слово сходятся.
Василий Лукич восхищенно заметил:
— В таком разе подписывай духовную...
Накануне объявленной злосчастной свадьбы доживал свои последние часы Петр II в своем Лефортовском дворце.
Там же собрались «верховники» Тайного совета решать судьбу трона. Первым заговорил Алексей Долгорукий, успевший в минуты проблеска сознания подписать у полуслепого царя завещание. Его сразу же грубо оборвал генерал-фельдмаршал, князь Михаил Голицын:
— Ерунду предлагаешь князь! Какая царица дочь твоя? У нее нет никаких прав, а слепой государь что угодно нынче подпишет. По делу давай рассудим, кого из законных наследниц нам затвердить.
Канцлер, граф Гаврила Головкин, имел свои виды: ладил он с Екатериной Скавронской, состоял на дружеской ноге с ее дочерью Елизаветой.
— Елизавета Петровна самая верная преемница, от Петра Алексеича наследница первая.
Против выступил князь Дмитрий Голицын:
— Мать ее, Скавронская, подлой бабой была и прав на престол не имела. По закону тем паче Елизавета скипетра недостойна, ибо она зачата государем императором, царство ему небесное, до брачных уз.
Кончив говорить, он оглядел «верховников». Никто рта не открыл в пользу Елизаветы.
— Три известные особы у нас на примете, — продолжал Дмитрий Голицын, направляя рассуждения Совета в нужное русло. (Верховодить должен был по старшинству Головкин, но он за недомоганием отказался, и Голицын по праву занял его место.) — Все три сестры — царя Ивана Алексеича потомство. Одна, Прасковья, вам знакома, болезна больно, сама себе ладу не даст.
Голицын сделал паузу, и «верховники» в один голос согласились. Каждый из них знал, что Прасковью из-за хилости никто даже замуж не брал до сих пор.
— Другая, старшая, Катерина, герцогиня Мекленбургская, — продолжал Голицын, — сама по себе непротивная нам. Да супруг у нее в безрассудство впадает, и положение ее незавидное. Супруга своего сколь годков, как покинула. Людишки-то не обознают ее яко царицу державы нашей.
Едва князь примолк, поспешно заговорил Василий Лукич Долгорукий, словно стремясь опередить Голицына:
— Третья наследница — Анна Иоанновна, герцогиня Курляндская, по моему разумению, более всех достойна занять трон. Вдовая она, но молода еще. К тому же, слышно, неприхотлива и покойна. Нам сие под стать будет.
«Верховники» словно ждали такого предложеия и, молча переглянувшись, враз, без долгих раздумий, одобрили этот выбор. Даже и молчавший до сих пор Остерман неторопливо произнес:
— Весьма разумное предложение, герцогиня Курляндская — особа осмотрительная, непорочная.
Остерман всем намекал на разгульную жизнь только что скончавшегося императора. Он больше других знал о действительной жизни Анны, регулярно читал письма состоявшего при ней для досмотра гофмейстера Петра Бестужева-Рюмина, о сильном увлечении герцогини своим конюшим Бироном. Остерман явно лукавил, упоминая о непорочности герцогини.
Выслушав присутствующих, Голицын подытожил:
— Видимо, воля ваша единая, изволите пригласить на трон Анну Иоанновну. Да будет так.
Князь помолчал некоторое время, вглядываясь в собеседников, размышляя о чем-то своем. Иногда взор его задерживался, встречаясь со взглядом брата Михаила, президента Военной коллегии, фельдмаршала. В последние дни они не раз встречались, обговаривая складывающуюся ситуацию.
Дмитрию Голицыну привелось получить воспитание в Европе. Быть послом в Константинополе, губернатором, сенатором. Петр I подвергал его аресту, когда он выступил против Меншикова в споре последнего с Шафировым.
Наблюдая произвол царствующих особ, поневоле сравнивал их нравы с порядками в Европе. Там во многих странах, в Англии, Швеции, произвол монархов ограничивался законом.
Сейчас в державе менялась власть, пресеклась последняя нить наследования по мужской линии.
— ...Нынче время для перемен угодное, — размышлял Дмитрий наедине с фельдмаршалом, — надобно обдумать, коим образом безраздельное всевластие у нас на Руси образумить. Сам зришь, почем зря карают нас, без вины головы дворянские секут, лихоимство плодится, разврат.
— Верно мыслишь, — поддержал его князь Михаил, — токмо што поделать мочно?
— Надумал я, коли выберем на царство Анну, время у нас есть. Беспритязательна она, а мы ей контракт предпишем именной Верховного совета...
Сейчас наступил подходящий момент осуществить задуманное.
— Надобно бы обговорить токмо наше волеизъявление Анне Иоанновне, — начал издалека Дмитрий Голицын собравшимся расходиться «верховникам», — дворянству нашему полегчение произвести, дабы прежний произвол не повторился.
— Как так? — всполошился недоумевающий Алексей Долгорукий про себя: «Никак каверзу какую Голицын надумал?»
— А так, дабы нам воли прибавить, а мы в том подпишем в кондициях Анне Иоанновне.
— Ой ли, начать-то немудрено, — сомневался в принципе согласный Василий Долгорукий, — да удержим ли?
На удивление, «верховники» быстро согласились с Голицыным.
— Слава Богу, — оживился Голицын, — а нынче, прежде чем далее мерекать, надобно волю нашу объявить Сенату и генералитету.
В большом зале дворца давно ждали «верховники». Со всех концов съехались в Москву на бракосочетание императора генерал-губернаторы, собрался генералитет, сенаторы, придворная знать. Но вместо свадьбы ожидались, видимо, похороны. Да и собравшихся больше волновал выбор нового владельца трона.
Узнав об избрании на трон герцогини Курляндской, собравшиеся в зале стали расходиться, а «верховники» начали сочинять свои запросы к претендентке на трон.
До поздней ночи шумели и галдели, перебивая друг друга, вельможи. Некоторые из них думали о личной выгоде, но Дмитрий Голицын их останавливал. Все предложения присутствующих излагал в черновике секретарь Василий Степанов, а окончательно редактировал Остерман.
Далеко за полночь разъехались «верховники», а на следующее утро собрались в Кремле. Здесь официально было сообщено о кончине Петра II и приглашении на трон Анны Иоанновны.
Целый день «верховники» продолжали корректировать условия, названные «Кондициями», которые должна была принять и подписать Анна Иоанновна, прежде чем вступить на российский престол.
Поздно вечером Дмитрий Голицын зачитал основные пункты «Кондиций»:
«Понеже по воле всемогущего Бога и по общему желанию российского народа мы через сие наикрепчайше обещаемся, что наиглавнейшее мое попечение и старание будет не токмо о содержании, но о крайнем и всевозможном распространении православной нашей веры... такожде по принятии короны российской в супружество во всю мою жизнь не вступать и наследника ни при себе, ни по себе никого не определять. Еще обещаемся, что понеже целость и благополучие всякого государства от благих советов состоит... без оного Верховного Тайного Совета согласия:
1. Ни с кем войны не исчинять.