Тем временем Китти положила кусок торфа на горящие угли. Когда он вспыхнул, она переложила его в выдолбленную из камня чашу, наполненную жиром. Этим факелом она осветила изнутри ближайшую хижину, и я смог выбрать все, что хотел. Затем женщины перенесли отобранные вещи к лодке. Кто-то подбросил веток в костер, и при его свете мы закончили погрузку. Куола, в куртке из оленьей шкуры, принес гарпун, моток веревки и длинный железный нож. Последней в лодку залезла Китти, захватив кожаный бурдюк с водой.
Мы оттолкнулись от берега, и в моей памяти навсегда осталась картина — полуобнаженные мужчины и женщины, стоящие вокруг костра. Луна карабкалась все выше и выше в небо, отражаясь в темной воде, и ее холодный свет, словно иней, лежал на земле. В последний раз взметнулись вверх языки костра, и в этой вспышке проступили очертания хижин, олененок, привязанный к колышку, и странные черноволосые люди. Конечно, мы были такими же странными для них. И еще я подумал, что если лопнет терпение наших многочисленных врагов, и они, объединившись, истребят наш народ завоевателей, то лапландцы все равно будут жить на берегу своего холодного моря, строить невысокие хижины и жечь яркие костры.
Начался отлив, который помогал нам, но встречный ветер был против нас. Мы радовались припасам, которых должно было хватить на несколько дней, если погоня не даст нам возможности охотиться. Я не трогал свой оберег — ведь могло показаться, будто я не доверяю судьбе, — но мне было приятно, что он легонько бьет меня в грудь при каждом гребке.
Куола взялся за весло, сев на свободную скамью. Увидев это, Берта решительно заняла место гребца у противоположного борта. Наша скорость увеличилась, хотя ветер продолжал дуть навстречу. Мы поравнялись с гаванью. Но никто не бегал по берегу с факелами, и лодки не разрезали воду бухты. Наше путешествие не походило на вспыхнувший и пропавший язык яркого пламени. Мы, все шестеро, были живы и полны сил.
— Осторожнее, не заденьте веслами за борта. Гребите как можно тише, — скомандовал я спутникам. Повернувшись к Кулику, я приложил палец к губам.
Моргана встала со связки шкур, на которые я ее усадил, и подошла ко мне, грациозная, словно танцующий огонь. На сердце у меня потеплело, и тень смерти, казалось, уже не так леденила душу. Не таким чужим казалось и море, которое могло поглотить нас, не таким ярким стал лунный свет, который осветил бы выброшенные на берег тела.
— Мне нужно что-нибудь делать? — спросила она.
— Нет.
— Если ты погибнешь, Берта своим кинжалом убьет меня, а потом себя. И я буду молить Бога, чтобы Он взял тебя на Небеса.
— Не стоит.
— Ты не хочешь, чтобы мы молились за тебя?
— Нет, я воин Одина.
— Кто он по сравнению с тем, кто правит вечностью?
— Он бог Ветра, Моря и Девяти Рун. — Я помолчал, а затем с усилием выговорил: — И я не хочу, чтобы ты умерла, если можно жить.
Она молчала, я изо всех сил работал веслом. Вскоре мы миновали мыс, и я в последний раз кинул взгляд на гавань.
— Можно подумать, что ты хочешь взять меня с собой в Хель, — наконец сказала она. — Лучше отправимся вместе на Небеса.
— Мы не будет вместе — ведь мы поклоняемся разным богам. Поэтому я хочу, чтобы ты жила. Тогда, возможно, ты вновь сможешь бежать, или же отец освободит тебя. Мне не вынести вида твоего окровавленного тела.
Она преклонила колени в христианской молитве. Мне рассказывали, что христианский Бог слышит даже слабый шепот того, кто обращается к нему. Более того — к нему можно взывать мысленно. Я никогда не верил в это. Но сейчас я был уверен, что ее Бог слышит ее и откликнется на ее жаркую мольбу.
Мне было все равно, если она молилась за Берту, себя или несчастного калеку Кулика. Если она просила за Китти и Куолу, мне тоже не имело смысла вмешиваться. Лапландцы были удивительными людьми, которые могли поладить с любым богом, кроме бога Войны. Но я понял, что Моргана молится и за меня. Она просила христианского Бога сохранить жизнь и благословить оружие воина Одина. Это было все равно, что просить его изменить мою судьбу.
Берег по-прежнему безмолвствовал. Тишину нарушал только плеск весел да невнятный шорох волн. Даже резкие крики ночных птиц не прерывали ночное спокойствие. Неужели никто так и не узнает о том, что мы бросили вызов судьбе? И помимо моей воли из груди у меня вырвался крик:
— Один! Один!
Мы как раз проплывали мимо дома Рагнара. Кто-то зажег факел и вышел из двери. Глаза различили неясный силуэт человека, который быстро потушил свой факел, чтобы можно было смотреть вдаль.
Я попытался представить, что же ему видно. Лунный свет, словно иней, покрывал берег, и небольшие волны лепили постоянно меняющийся узор на воде, а скалы отбрасывали на море длинные тени. Легче было разглядеть белого зайца на снегу в сумерках, или волка, притаившегося в густом лесу, чем низкий силуэт лодки на воде. Может, человек решит, что крик ему приснился. Если это раб, то он не осмелится будить воина из-за такой мелочи. Но рабы не спят так чутко — сон их единственная отрада. Возможно, это был сам Хастингс. Я бы не удивился, если бы его зрение и слух оказались острее, чем у любого другого викинга. Такова уж была его натура — добиваться превосходства во всем.
Мы пересекали залив — призрачная иголка в плаще лунного света. Отсюда течение должно было быстро понести нас в открытое море. Дальше многое зависело от погоды. Однажды это течение помогло спастись от драккаров целому стаду китов. А как-то раз принесло стаю тюленей прямо на гарпуны охотников.
Шло время, и небо начало светлеть перед рассветом.
— Как ты считаешь, Китти, пора искать место для укрытия? — спросил я.
— Ты помнишь соленый ручей, где как-то раз от тебя скрылись выдры? Там, на первый взгляд, негде спрятать лодку, если не знать про крошечную бухту, которую скрывают прибрежные деревья.
Я взглянул на Моргану, и, когда мое пересохшее горло позволило говорить, обратился к ней:
— Лодки, которые погонятся за нами, очень быстры. Мы могли бы оторваться от них только при сильном ветре, но день, похоже, будет ясным и тихим. Поэтому к рассвету мы должны оказаться в укрытии, где останемся до темноты. Укромнее места не найти, но если кто-нибудь из наших преследователей знает о нем, то обязательно заглянет туда. Тогда мы окажемся в ловушке. Но у нас нет выбора.
Моргана пристально посмотрела на меня.
— Что толку в укрытии, если ты вновь издашь свой ужасный крик, когда наши враги будут близко? — спросила она.
— Не стану, если ты перестанешь молиться своему Богу за меня. Молись за свою подругу и всех остальных, если хочешь. Можешь просить для них все, что угодно.
— Ты считаешь, если я прошу своего Бога за тебя, то твой бог рассердится и покарает тебя?
— Нет, но это нечестно.
Она задумалась, глядя на воду, а затем кивнула. То, что было естественным для меня, могло казаться ей странным, но не более, чем все происходящее.
Ее служанка, Берта из народа саксов, продолжала усердно грести. Ее золотистые волосы загадочно блестели в лунном свете, и она напомнила мне богиню Фрейю, которая иногда посещает наш берег в лодке, похожей на эту.
Она живет на острове далеко на востоке, в смертном теле прекрасной девушки, которую избирают среди свободнорожденных. Рабы гребут на ее лодке. Возвращаясь домой, они набирают воду в реке и греют ее в огромном котле. Пока вода не нагреется, они наслаждаются девушкой. Затем купают ее, смывая грязь с божественного тела. После этого рабов умертвляют.
Если бы у Берты был возлюбленный, он бы считал ее тело божественным. Он ласкал бы ее трепетными руками, и она родила бы ему ребенка. Я знал, что тело Морганы божественно. От мысли, что я могу прикоснуться к ней, кружилась голова. Если бы она была Фрейей, а я ее рабом, то я бы не думал о том, что меня убьют. Это было бы справедливо. Человек, испытавший неземное блаженство, не сможет жить дальше.
Я взглянул на Моргану, а затем вверх, на бледнеющую луну. Она ласково освещала принцессу, Берту, Куолу и Кулика. Но странен и холоден был свет, падающий на меня и Китти. Она так непохожа на меня — так почему она здесь, рядом со мной? Ведь ей, невиновной, возможно, уготована смерть, и морские чудовища пожрут ее тело. Если так, то какая же участь ждет меня, по чьей воле происходит все это?
Странные события случились этой ночью. Ни один правитель не мог бы заставить своего подданного свершить такое дело. Его могла поручить только судьба выбранному ею воину. То есть мне. И мое имя — Оге.
Великие боги наблюдают. Они перешептываются и смотрят на землю.
От воды доносились странные звуки. Я раньше никогда не слышал таких. Звезды загадочно мерцали, и ветер издавал горестные стоны. Весла мерно зарывались в воду и взлетали на поверхность. Их бесконечное движение приковывало взор.
На мне словно лежало ужасное проклятие, насланное призрачной луной, зло горящими звездами и колдовским морем. Возможно, оно было сродни безумию, охватившему Роланда в лесу, из-за чего он принялся рубить мечом деревья. Я не мог сопротивляться этому без помощи Китти.
