к началу занятий в университете он опоздал, и пришлось писать длинную объяснительную записку на имя ректора. Рассказывая о печорских злоключениях, Андрей с возмущением упомянул об аресте, и напрасно — в Усть-Цильму пошел запрос, попавший в руки пристава Крыкова. Пристав, вспомнив об уговоре с Тафтиным, сообщил: «...был замечен в подстрекательстве инородцев к беспорядкам».
Университетские страсти улеглись не без помощи академика Заленского, все еще ревниво опекавшего Андрея после смерти отца. Сам же Андрей, узнав, что оставлен в числе студентов третьего курса, на остальное махнул рукой и отправился на Васильевский остров к академику Чернышеву. Поводов для визита было много: надо было сказать, что винтовка, посланная Федосием Николаевичем ответным подарком деду Фатею, доставлена, как сообщил казначей, адресату; не терпелось показать академику раковины морских моллюсков, собранные по берегам реки Шапкиной в двухстах верстах от побережья океана, но, главное — поделиться интересными, загадочными сообщениями аборигенов.
— А, полярный Миклухо-Маклай! — встретил его добродушной шуткой академик. — Проходи, проходи... Ну‑с?
Андрей, зная чрезвычайную занятость Чернышева, начал с главного.
— Господин профессор, вы знаете перевод слов с зырянского на русский: Пымва-Шор и Шом-Щелья? Шом из, а не шом пуз, как зовут они древесный уголь.
— Ишь ты, еще лоб не перекрестил, а уж проверяет знанья академика. Нет‑с, не обучен их языку.
— Так вот, это: горячие ключи и каменноугольное ущелье — таков буквальный перевод.
— Миф, легенда, — отмахнулся академик.
— И я подумал так, Федосий Николаевич, когда записывал эти названия в словарь, добиваясь точного их перевода.
— А потом?
— И самоеды и зыряне неоднократно рассказывали мне, что сами купались в горячих источниках, почитаемых ими за священные. По их рассказам, источники бьют из огромных скал в срединном течении реки Адзьвы. Вот тут, — продвинулся Андрей между тесно поставленными столами к настенной карте, — где у вас ориентировочно нанесена река Хырмор...
— Где? Где? — кинулся академик к карте, смахивая папки со столов. — Покажите-ка еще раз.
Журавский по просьбе Чернышева повторил все, что услышал от ненцев и Никифора об этих местах.
— Река Адзьва, по их словам, а врать, Федосий Николаевич, они просто не умеют, верстах в двухстах от впадения в Усу разрезает горы, — закончил рассказ Журавский.
— Взгляните, Андрей Владимирович, внимательно на карту, — уважительно, как к равному, обратился академик к студенту. — Видите карандашные штрихи?
— Вижу, — недоуменно ответил Андрей.
— Так вот: этот хребет нанес я по наитию. Разгадывая загадки балтийского щита европейской геологической платформы, я чувствовал, что хребет там должен быть, а нанес эти штрихи на карту уже после исследования Тимана. Понятно вам, милый мой юноша, что вы на своем самоедско-зырянском языке принесли мне? Шренк, Гофман, Антипов прямо-таки не давали мне хода: «В Большеземельской тундре выходов коренных пород нет!» А вы? Да вас расцеловать мало!
...Время близилось к полуночи, а Чернышев с Журавским все переходили от карты к столу, на котором разложили привезенные Андреем раковины. Федосий Николаевич долго рылся в бесчисленных папках и наконец извлек записи находок подобных моллюсков по Двине, Пинеге; он отметил места находок на карте и попытался соединить их тоненькой карандашной линией. Получалось, что и после ледникового периода значительная прибрежная часть суши была дном океана. Собственно, это не было новостью: океан много раз менял свои береговые границы, но Журавский взглянул на взаимодействие океана и суши с другой стороны, чем удивил и озадачил академика.
— Почему все утверждают, что нас ждет новое оледенение? Откуда взяли факты наступления Ледовитого океана на тундру, а тундры на леса? Почему утверждают, что Большеземельская тундра сплошное торфяное болото? А что, Федосий Николаевич, если это глубокое заблуждение, влекущее за собой дезориентацию общественности?
— Эко куда хватил! А как по-вашему?
— Все наоборот: Ледовитый океан отступает, тундра никогда не была сплошным болотом, климат Приполярья движется к потеплению, и, следовательно, леса наступают на тундру.
Академик долгим изучающим взглядом посмотрел на Журавского, потом опустил голову и глубоко задумался...
«Считает бредом, ересью? — подумал Журавский. — Или ищет серьезные возражения?»
Оказалось, ни то ни другое.
— Полагаю, Андрей Владимирович, — стряхнул с себя раздумья академик, — вас не надо будет уговаривать отправиться летом на реку... как вы там ее назвали?
— Алдзьву, Федосий Николаевич. Я пойду туда обязательно.
— В этом я не сомневаюсь. Если бы мы помогли вам средствами, смогли бы вы организовать небольшую экспедицию?
— Безусловно! Состав уже готов. Могу назвать. Правда, опыта у них нет.
— Кто ж они, если не секрет?
— Сокурсники Григорьев с Рудневым и двоюродный брат — студент Института инженеров путей сообщения Михаил Шпарберг. Мы так или иначе отправимся этим летом в Печорский край.
— Сманили, сманили себе подобных. На какие же средства предполагается путешествие? Кто снабдит снаряжением? Что молчите?
Андрей явно замешкался с ответом, покраснел, потом признался:
— У меня кое-что осталось еще от средств родителей... Ребята хотели собрать... Хватит... Как-нибудь...
Под словом «хватит» Андрей подразумевал оставшиеся две с половиной тысячи рублей. «Как-нибудь» значило — средств на продолжение учебы не оставалось.
— Кхе, кхе... Давайте договоримся так: экспедиционное снаряжение, карты, приборы и командировочные удостоверения выдадут вам научные общества; найдем вам и денег, но не более тысячи рублей... Увы... — развел руками Чернышев. — Мало, очень мало...
— Но это куда лучше, чем ничего.
— Только, Андрей Владимирович, с результатами исследований прошу ознакомить научные общества...
— Две предыдущие экспедиции я провел целиком на свои средства, но все, что добыл, сдал в Общество естествоиспытателей...
— Ну и что? Договаривайте, — заметив заминку Журавского, попросил Чернышев.
— Получил оплеуху...
— За новые гипотезы? — рассмеялся Чернышев.
— Да...
— Это, батенька мой, удача. Подумайте на досуге... Сколько слов в вашем словаре? — вдруг спросил он. Для Андрея вопрос был настолько неожиданным, что он переспросил: о каком словаре речь?
— Какой вы составляли в тундре.
— Но это так... для себя. В нем пока около шестисот слов...
— Готовьте его к изданию за счет Географического общества. Согласны без гонорара?
— Господи, какой может быть гонорар — словарь не окончен
