бы про себя:
— Не в деньгах счастье, друзья. Оно — в душевном спокойствии и сознании свято исполненного долга. Скоро вы, надеюсь, убедитесь в искренности моих слов. Мы страдаем — и страдаем жестоко — от того, что все наши помыслы в слишком большой мере направлены на любостяжание. Но об этом в другой раз. Сейчас же, правда, следует действовать. Благо, и время удобное для вопрошения оракула. Как раз сегодня наступил седьмой день месяца Бюсиоса, день рождения бога Аполлона, и значит, подоспело и наиболее удобное и обычаем установленное время поклониться ему и вопросить его о грядущих судьбах наших.
— Итак, решено! — воскликнули в один голос Гиппоник, Клиний и Конон. — Сегодня же отправляемся в Дельфы и поклонимся всесильному новорождённому. А вот и сам он, в лице лучезарного дневного светила, выражает нам своё божественное сочувствие!
В эту минуту сквозь ещё более сгустившийся туман стали прорываться первые робкие лучи восходящего солнца. Ещё мгновение — и клубы ночного тумана осветились золотисто-фиолетовыми струями зари, стали понемногу редеть и, разгоняемые свежим утренним ветерком, поднялись настолько высоко над землёй, что сразу стали видны задёрнутые как бы багряной пеленой снежные вершины могучей горы Парнас. Всеми цветами радуги засияли её две макушки, укутанные вечными снегами. Со всё возраставшей ясностью стали выделяться на общем сером фоне горы тёмные ущелья, а также купы маслин и лавров по склонам окрестных гор, засверкали золотистыми лентами ручьи, вихрем стекавшие с отрогов и сливавшиеся затем у подошвы их в быстрый Плейстос, заалели группы зданий на огромной круче Парнаса, багрянцем подёрнулись просыпавшиеся священные Дельфы, и разбуженная первыми лучами сразу знойного южного солнца, проснулась осаждённая Кирра с её могучими каменными стенами. Обширная равнина Плейстоса, цветущая в своей весенней красоте, усеянная лавровыми, миртовыми, апельсиновыми и лимонными рощами, под тенью которых раскинулись шатры осаждавшей город армии, сразу оживилась. Всюду из палаток выходили воины и, сняв сверкавшие на солнце шлемы, обращались к востоку, где теперь из-за бурых горных вершин и зелёных холмов гордо выплывало жизнеобильное и животворящее дневное светило.
Солнце стояло уже высоко, когда небольшая группа воинов, сопровождаемая толпой рабов, подгонявших несколько быков и белоснежных коз с вызолоченными рогами, поднялась на северо-восточную оконечность Парнаса, который здесь назывался Гиампеей. Пройденный путь был не из лёгких: солнце немилосердно жгло, в воздухе не чувствовалось ни малейшего ветерка, который умерил бы сильный зной, тени по дороге также почти не было, и каменистая почва, раскалённая донельзя, немилосердно жгла ноги. Вдобавок путникам приходилось всё время подниматься в гору.
Достигнув Гиампеи, они решили сделать короткий привал и передохнуть в тени нескольких смоковниц и лавров, росших у дороги. Вид, открывавшийся отсюда, был поистине величествен. С одной стороны возвышался загнутый к северу длинный, могучий хребет тёмного Парнаса, главная вершина которого заходила далеко за облака. С другой — изрезанные глубокими ложбинами крутые скалы Файдриады замыкали чёрным покровом горизонт. Под ногами зияли бездонные бездны, почти отвесные стены которых горели на солнце, как расплавленное золото. А там дальше внизу, за цепью высоких зелёных холмов, раскинулась цветущая равнина Криссы, по которой пробегал извилистой змейкой прохладный Плейстос, орошая богатейшую в Элладе местность. Мрачные стены Криссы, раскинувшейся у подножья и по склонам горы Кирфис, резким пятном выделялись на лазоревом фоне моря, подступавшего сзади к Кирфису. Вдали между деревьями белели палатки афинского войска, осаждавшего Кирру.
— Итак, друзья мои, — сказал Солон, обращаясь к своим спутникам, — мы почти у цели нашего путешествия. Ещё несколько стадий, и дорога, сделав поворот к скалам Файдриады, приведёт нас в священные Дельфы. Будем торопиться, так как солнце стоит высоко, а нам предстоит ещё немало дел сегодня. У тебя ли, Гиппоник, восковая табличка с записанной просьбой к оракулу?
— Не беспокойся, Солон, она у меня в такой же сохранности, как золото в сокровищницах дельфийского бога. Меня беспокоит другое: удачно ли нами выбраны жертвенные животные, и окажутся ли благоприятными предварительные гадания по их внутренностям? Мы как будто маловато быков захватили.
— Я убеждён, — заметил Клиний, — что у жрецов на всякий случай можно будет достать подходящих животных, лишь бы были деньги. Чего только нет в Дельфах! Ведь город живёт паломниками. Однако пора, не следует мешкать: смотрите, вот на повозках идёт туда же толпа других богомольцев. Нужно их опередить. Сегодня народа у храма будет немало.
И, действительно, как бы в подтверждение слов Клиния, в это мгновение из-за выступа скалы в нижней части дороги показалась огромная толпа пешеходов, за которыми длинной вереницей тянулись тяжело нагруженные разным скарбом деревянные повозки. Лишь в некоторые из них были впряжены мулы, большинство же везли огромные, лениво выступавшие волы. Вдали, за оливковой рощей, слышались хлопанье кожаных бичей и отрывистое мычанье быков, смешанное с блеяньем коз, предназначенных для гаданий или жертвоприношений в храме дельфийского Аполлона.
Солон и его спутники, чтобы избежать смешения с этой толпой, немедленно двинулись в дальнейший путь. Довольно широкая дорога, обрамлённая высоким каменным парапетом, красивой лентой вилась вдоль крутых обрывов, под которыми зияли бездны, казавшиеся бездонными. Миновав широкий каменный мост, перекинутый над одним из подобных ущелий, путники очутились около ряда высоких могильных холмов, расположенных при самом входе в священные Дельфы.
Город не был защищён ни стеной, ни валом, ни даже рвом. Естественную охрану его составляли почти неприступные, окружавшие его скалы, глубокие пропасти между ними и, главным образом, святость имени дельфийского бога. Множество домов было рассеяно по склонам окрестных высот, местами же городские здания скучивались, образуя лабиринт узких и тёмных улиц и переулков, которые, однако, все в конце концов вели к верховьям ручья Плейстоса и началу его — Кастальскому источнику. Неподалёку от него, на склоне Парнаса, среди пышно разросшейся рощи из лавров, высился не особенно большой храм — главное святилище дельфийского Аполлона. Около этого с виду очень древнего и ветхого центра дельфийской жизни, раскинулось множество более или менее прочно построенных каменных зданий. Тут были и жилища жрецов и их прислужников, небольшие сокровищницы разных греческих городов и даже частных лиц, несколько мелких храмов, ряд гостиниц для приезжих. Несколько поодаль, за отдельной каменной оградой, раскинулся базар с множеством лавок, массой разношёрстного народа, кричащими продавцами, назойливыми
