бы быть моей?
Она нахмурилась, стараясь лучше рассмотреть его лицо.
— А вы бы хотели? — Застенчивость всегда мешала ей сознавать собственную красоту. Но это милое качество муж не променял бы на самоуверенность иных светских львиц.
— До сих пор обо мне заботились родные, — сказала Шарлотта. — Вы будете обо мне заботиться?
Может быть, только в тот миг великий князь осознал всю серьёзность предстоящего шага.
— И никогда меня не оставите?
Да, он будет о ней заботиться. И никогда её не оставит. Как обмануть доверившегося?
Никс дал слово. Состоялось обручение.
А через несколько дней он отбыл с визитом в Англию. Первое искушение. Ведь его величество, несмотря на пышный сговор брата, намекнул, что Пруссия, конечно, союзник, но Британия предпочтительнее. Будет недурно познакомиться и с их принцессой. Кстати, тоже Шарлоттой. И произвести должное впечатление.
Им уже торговали! Потому что уже в Берлине заметили: Никс далеко не так неотесан, как казалось дома. Быстро растёт и становится чертовски привлекателен. В Лондон третий из царевичей приехал уже «самым красивым принцем Европы». С ним носились, его показывали. В первую очередь принцессе — единственной дочери короля. Открывалась блестящая перспектива: при ней Никс в один прекрасный день станет мужем королевы. Для России очень и очень выгодный альянс.
— Но я обручён.
— Вы обязаны думать об интересах своей династии.
В тот момент казалось, что престол в Петербурге займёт после государя Александра второй брат, Константин. Если удача улыбнётся в Лондоне, почему бы нет? Хотя быть консортом с таким властным, независимым характером, как у него, нелегко. Ну да англичане обтешут его под свою политическую систему. Недаром ею все восхищаются.
Никс не восхитился. А вот принцесса… ему понравилась. Даже до беспокойных спазмов совести. Ведь дал слово другой. Но Чарлин, так её звали дома, была просто очаровательна. Два визита в замок Клермон, куда услал дочь подальше от двора строгий отец, что-нибудь да значили. Все дипломаты немедленно написали своим дворам: русский великий князь очарован. Можно представить, как испугались в Берлине.
Очарован? Ещё кто кем. Именно в Лондоне Никс осознал себе цену. Он услышал, что редкостно по-мужски красив, что его манеры утончённы и изысканны. (Ха! Мать не раз именовала их мужичьими). Что его голос пленителен и будит в дамах чувства (Два раза ха! Мать говорит, будто он криклив). А разговор увлекателен и лишён педантизма. (Марию Фёдоровну всегда беспокоило, что дети с увлечением рассуждают лишь о военных предметах).
Как всё меняется в зависимости от географической широты! Впрочем, англичане сами крайне невоспитанные люди, и Никс благословил Бога, что попал в страну грубиянов.
На время даже воспоминания о Шарлотте перестали его мучить. Ибо Чарлин предлагала всё и сразу. На блюдечке. Её мощная чувственная натура не знала преград. Она была большая, ширококостная, прекрасная собой. Её огненные волосы вились, как проволока, губы складывались в подобие поцелуя, а щёки полыхали румянцем, точно атласная подушка. Тогда он впервые увидел, что значит быть в веснушках ото лба до кистей рук. Забавно. Но не отталкивающе. Даже как-то зазывно: хочется глянуть, а остальное, под шёлком и кружевом, тоже бело-рыжее?
Чарлин призывала его каждым изгибом своего тела, давно женского и давно томимого наплывом иных, недевичьих желаний. Она показывала это не только при разговоре, но ещё больше при долгих молчаливых паузах, которые, казалось, следует заполнить более полезным делом.
Никс был готов. Но вовремя спохватился. Что дальше? Потом, когда приятное будет окончено?
— Что вы думаете о семье? — спросил гость принцессу после одного из домашних концертов.
— Семья — это рай, — заученно отозвалась Чарлин. И уточнила: — Возможность заниматься тем, что запрещено, на совершенно законных основаниях.
— А дети?
Она наморщила носик.
— Да, правда. Дети мешают. Целых девять месяцев воздержания. Но я слышала, есть способы…
Довольно. Он всё решил. С Шарлоттой они найдут способы. Вдвоём. И Никс упёрся.
— Я дал слово. Больше себе не хозяин.
— Отношения его величества с Пруссией могут в любую минуту измениться, — внушал министр иностранных дел Нессельроде.
— С Англией тоже.
Чем больше его убеждали, тем упрямее он становился.
— Мне назначена невеста, другой не хочу.
Последним доводом со стороны родных стало требование защитить тему: оборона империи в случае совместного нападения Пруссии и Польши. Намёк понятен.
Он старался. Ползал по карте, чертил, считал наличные резервы. Со всех сторон выходило, что от первого удара Россия потерпит поражение. Войска откатятся вёрст на пятьдесят. Не меньше.
Пошёл к Паскевичу, в полку которого начал службу. Тот подтвердил. Да, откатятся. Так бывает в каждую войну. Ничего не поделаешь. Особенности местности, комплектования… Вместе ползали по карте, проверяли, пересчитывали. Никак. Потом подойдут резервы, зашевелятся нужные чиновники в Петербурге. А сначала… Топ-топ до Смоленска и дальше.
— А люди? Ну те, что живут на границе? В полосе отступления?
— А не надо селиться где попало! — с раздражением отвечал генерал. Ему, топавшему аж за Москву, до сих пор, несмотря на все последующие победы, было стыдно.
— Если они выедут прочь, нечем станет кормить отступающих, — возражал Никс. — Надобны буферные зоны. Но пусть принадлежат не нам, чтоб не жалко.
— Если не нам, то превратятся в плацдарм для нападения. Как Польша.
Никс понимал: Польша — ещё та задница. Работу он защитил. Даже с блеском. Выставил Пруссию агрессором. Ляхов — на подмоге, но так, чтобы они двигались первыми, пронзая рыхлые границы России и расчищая путь железным полкам союзника.
«Изрядно». Так и было написано на тетради.
— Его высочество имеет верный и вполне самостоятельный взгляд на вопросы обороны, — рассуждал в кабинете государя Паскевич.
Александр Павлович загадочно улыбался и устремлял взгляд в туманные дали.
— Так что же с Шарлоттой? — наконец спросил он брата. — Вернее, с Шарлоттами? Которая из них?
— Ваше величество, — Никс почувствовал, что его голос срывается. — Я имел счастье неоднократно докладывать, что дочь нашего вернейшего союзника…
— Союзники легко оборачиваются противниками, — возразил государь. — Вы только что сами это доказали. — Брат должен понимать, что сидеть ему придётся на пороховой бочке. И если он считает, что с Шарлоттой прусской это сидение приятнее, значит, так тому и быть. — Вы можете отправляться в Берлин за невестой. Но помните, что Пруссия так же опасна, как и любая другая соседка.
Меньше всего он в тот момент думал о Пруссии!
Ввозя Шарлотту в границы империи, Никс обратился к офицерам эскорта:
— Господа, это не чужая приехала к нам.
Как положено, все закричали: «Ура!!!» И у них потекла семейная жизнь. Лучшая из возможного.
Теперь он прятал в столе книжку британского врача и силился понять: может, удастся вывернуться?
* * *
Около 11 государь решил подняться к
