– Так точно, хоть голову секите!
– А шляпы нонешние бабские вроде корзин да с аршинными булавками тебе не колють?! – наскочил с шашкой на городового пристав.
– Никак нет, не колють! – браво ответил Ферапонтыч, подставляя выю. – Мине даже очкастый господин в пенсне очинно импонирует, потому что видать – аптекарь.
– Может, тебе и бомбист по душе, Ферапонтыч? – подскочил с револьвером полковник.
Серафима Лукинична тем часом убирала со стола и хихикала с Высшим Чином, когда те ее за бугристую ногу хватали.
– Разные бывают, – задумчиво сказал Ферапонтыч, расстегивая на груди мундир для пули. – Который в тебе целит, этот нечист, а который в вышестоящее начальство, тот молодец – вакансию освобождает.
– А ведь дело говорит Луев, – зачесали в затылках гости.
– А вот мине любой бомбист не ндравится, что ты будешь делать, потому что переть уж мне выше вроде некуда, – сладко похрапывая, оглаживая хозяюшкины шершавые бока, сказал Высший Чин и проследовал в спальню.
– Куда ваше высокосиятельство имеет направление следует быть? – выпучив глаза и вздымая ус, вопросил Ферапонтыч.
– Хде дывчину чую, там и заночую, – с неожиданным малороссийским прононсом возгласил Чин.
Послышался общий аплодисмент, а Ферапонтыч, чувствуя законную гордость, расставил покрепче ноги и отдал свое пожилое тело в объятия Морфея-шалфея.
ХРОНИКА
Учителем Куликовским убит московский градоначальник граф Шувалов.
Администрация Путиловского завода в С.-Петербурге объявила локаут.
Тифлис и Тифлисский уезд объявлены на военном положении.
Избиение евреев и интеллигенции в Нижнем Новгороде «черной сотней» при содействии полиции и казаков.
В Туле началась забастовка рабочих оружейного и патронного заводов.
Сормовские рабочие отправили в Нижний дружину для борьбы с «черной сотней».
Из личного письма Ленина членам ЦК (июль 1905 г.)
Дорогие друзья! Ряд писем из России со всех концов, вести Александрова [10], беседа с Клещом и еще несколькими приезжими – все укрепляет во мне убеждение, что в работе ЦК есть какой-то внутренний дефект, дефект организации, устройства работы. Центрального Комитета нет, его никто не чувствует, не замечает – таков общий голос. И факты это подтверждают. Политического руководства ЦК над партией не видно. А между тем работают все члены ЦК до изнеможения! В чем же дело?
По-моему, одна из основных причин тому – отсутствие регулярных листков ЦК. Во время революции руководить устными беседами, личным общением – архиутопия. Надо руководить публично. Надо все остальные виды работы подчинить этому виду, всецело и безусловно… «Извещение» о III съезде до сих пор нигде не перепечатано полностью в России: это такое безобразие, такое фиаско всех этих пресловутых «техник» ЦК, что я решительно не понимаю, чего смотрел Винтер? чего смотрят Зоммер и другие? Наконец, ведь есть и комитетские типографии?!
По-видимому, члены ЦК совершенно не понимают задач «публичного оказательства». А без этого нет центра, нет партии! Они работают до упаду, но работают, как кроты, на явках, на собраниях, с агентами и т. д. и т. п. Это прямо хищение сил! …Важно выступить и выступать открыто, перестать быть немым. Иначе и мы здесь оторваны совершенно.
Может быть, надо бы пополнить состав ЦК? взять еще полдюжины агентов? На это, я уверен, нашлись бы люди…
Жду ответа.
* * *
Богданов закончил чтение и устало откинул голову. Постоловский взял тонкие листки швейцарской бумаги и, заглядывая в них, стал что-то чиркать себе в блокнот карандашом. Красин барабанил пальцами по столу.
– Старик оторван от нашей практики. Он прав во многом, но не во всем. – Богданов окутался папиросным дымом.
– Я думаю, товарищи, что Старик прав, потому что он лучше нас видит конечную цель нашего движения, – сказал Красин. – Мне, например, кажется, что в нынешней обстановке он придает чрезмерное значение всем этим «листкам» и «дневникам», что десяток «македонок» сейчас важнее сотни «листков», но, наверное, почти убежден в этом, я не прав, а прав именно он.
Во всяком случае, необходимо усилить нашу литературную деятельность, и прежде всего издать «Рабочего». Это уж ваше дело, у меня сейчас голова занята в основном проблемами химии.
Через час Красин вышел из подслеповатого, правым боком ушедшего по самое окошко в землю домика, владения машиниста Брестской дороги Ермолаева. Вокруг была глухомань – лабиринт заросших лопухами уличек и переулков Петровской слободы. Мимо заборчиков, под цветущими кронами огромных лип, сквозь лай цепных псов Красин вышел к знаменитому ресторану «Яр», взял лихача и поехал к еще более отдаленному от центра ресторану «Эльдорадо», местечку, пользующемуся в Первопрестольной очень сомнительной репутацией. При слове «Эльдорадо» мужчины в московском «обществе» строго и несколько отвлеченно покашливали в кулак, а московские дамы пронзительно смотрели на этих мужчин.
В «Эльдорадо» Красин увидел двух-трех знакомых московских промышленных тузов с молоденькими барышнями. Тузы, багровые от смущения, делали вид, что не знают или не замечают друг друга. Красин построил свой путь через зал так, чтобы не обойти ни одного из промышленников, и с каждым предупредительно раскланялся, а барышням целовал ручки. Оставив за спиной близких к обмороку пузачей, он приблизился к столику, за которым его дожидались Павел Грожан с девушкой Наташей и Струна – Надя. Надя была одета очень нарядно, на нее, усмехаясь и перешептываясь, смотрели два эльдорадских завсегдатая, наглые порочные мерзавцы. Девушка чувствовала их взгляды, краснела, комкала платок и вдруг, увидев Красина, радостно улыбнулась и как бы потянулась к нему.
Встреча в «Эльдорадо» была назначена для того, чтобы Надя могла проводить Красина в Петровско-Разумовское, где по ночам упражнялась в стрельбе берговская боевая дружина.
Красин велел принести шампанского, игриво и даже несколько вольно шутил с девицами, оживленно расспрашивал Грожана о Ницце, откуда тот якобы только вернулся. На самом деле Грожан приехал из Батума, где вместе с Камо и Енукидзе переправлял через границу партию оружия.
Наконец все четверо вышли из ресторана. Грожан и Наташа уехали в центр на извозчике, а Красин и Струна двинулись в противоположную сторону, на запад, что тоже не могло вызвать никаких подозрений, ибо почти в любом домике этого района барин в светлом летнем костюме со своей красивой девушкой могли найти комнату для свидания: жители «эльдорадской долины» охотно занимались и этим промыслом.
Было еще светло, закат тускло светился за ветвями старых тополей, но когда они подошли к нужному им месту, стемнело окончательно. В душной ночи слышались только лай собак да скрип гармоники.
Надя шла впереди Красина вдоль забора по узкой тропке и иногда оглядывалась, глаза ее мелькали средь ветвей, как звездочки. Красин чувствовал себя очень странно, неловко, у него вдруг перехватило дыхание, он резко потянул вниз галстук. Надя остановилась, отодвинула две доски и скользнула в парк.
– Здесь мне придется взять вас за руку, – с хрипотцой сказала она.
– Позвольте уж мне это сделать, – с нелепым смешком сказал Красин, протянул в темноте руку и коснулся Надиного плеча. Движением слепца он спустился от плеча к локтю и сжал этот локоть от злости на себя, пожалуй, сильнее, чем требовалось.
Они пошли по темной аллее. Надя двигалась в полном мраке так уверенно, что Красину на миг даже показалось, что его влечет в темноту какое-то молодое лесное животное…
– У меня такое ощущение, что вы видите ночью, как кошка, – сказал он.
– Почти, – сказала девушка, – но все-таки, Леонид Борисович, зажгите на всякий случай спичку.
Красин чиркнул спичкой. Девушка поднялась на цыпочки и прочла вслух маленький плакатик на березовом столбике:
– Сосны Сукачева. Посадка 1886 года… Ровесницы, – тихо засмеялась она.
– Что? – удивился Красин.
– Сосенки эти – мои ровесницы, – совсем тихо произнесла она.
Спичка погасла, и фигура девушки мгновенно пропала во мгле.
– Теперь нам куда? – с нарочитой сухостью спросил Красин и кашлянул, взял да еще и кашлянул, как на заседании, словно ему совершенно безразличен возраст этих сосен.
– Теперь направо, – словно очнувшись, сказала Надя.
Через несколько минут среди ветвей появились освещенные три окна.
Чем ближе, тем яснее доносились из домика лесничего визгливая гармошка, свист и пьяный рев – «Хасбулат удалой».
– Это они для отвлечения изображают пирушку, – сказала Надя.
– Молодцы, хорошо придумали, – одобрил Красин.
Надя условной дробью постучала в ворота, приоткрылась калитка, тихий голос спросил:
– Кто там?
– Струна, – ответила Надя. – Я с гостем.
