Услышав это, Чиркудай заметил, что кусочек ледышки внутри стал стремительно таять. Помолчав, он буркнул:
– Змея с ушами.
Субудей хихикнул, и затих. Чиркудаю стало совсем тепло. Он не обратил внимания на показное сопение Субудея. Ему уже было все равно: спит товарищ его детства или притворяется. Он закрыл глаза и снова провалился, но не в зиндан, а в мягкую яму, устеленную пухом.
Утром его разбудил негромкий разговор на улице. По голосам Чиркудай определил, что разговаривают Джелме с Субудеем.
– Прошло слишком много времени, все изменилось, – неторопливо говорил Джелме.
Чиркудаю показалось, что он слышит голос кузнеца Джарчи.
– Он стал другим. Он был с разбойниками.
– Мы тоже люди длинной воли, – возразил Субудей.
– У нас курень. Темуджин нойон. Мы не банда, – упорствовал Джелме.
– Ни один нойон не признает Темуджина, – продолжал доказывать своё Субудей. – Мы для них просто бродяги, которые собрались в один курень, – и добавил с сожалением: – И кого только к нам не принесло… Со всей степи! И каких только людей у нас нет! Все из разных родов и племен: белые араты, черные дикие, и вообще, непонятно кто…
– Да, но сейчас Темуджин не берет к себе людей из банд.
– Потому что нукеров уже много. Но все равно, другие рода не считают законным наше стойбище. Даже на Курултай не позвали, – упрямился Субудей.
– А он и не состоялся, – усмехнулся Джелме.
Они помолчали. Через некоторое время Субудей зло сказал:
– Темуджина боятся, поэтому и не состоялся. Его бы на курултае выбрали ханом. Остальные нойоны хуже него. И Джамуху боятся, но не так – он свой среди них.
– Нойоны стравливают Джамуху с Темуджином. Им нужно, чтобы они друг друга убили, тогда в степи будет тихо. Так сказал нойон кераитов Тогорил, – будто размышляя, говорил Джелме.
– Он же друг Темуджина! – удивился Субудей. – Он не мог так сказать!
– Сказал… – протяжно подтвердил свои слова Джелме.
– Он сам хочет стать Великим ханом, – уверенно заявил Субудей, добавив: – Хитрый, почти как я.
Чиркудай загремел посудой, заглянул в котел, выловил холодную баранину и стал жевать. В юрту вошли Субудей и Джелме. Субудей молча уселся напротив Чиркудая и тоже стал есть мясо, пригласив брата рукой к котлу. Но Джелме отказался. Долго рассматривал невозмутимого Чиркудая, играя нагайкой. Тяжело вздохнул, как лошадь, и ушел.
– Слышал? – поинтересовался Субудей, прожевав застывший кусок.
Чиркудай ответил кивком головы.
Субудей налил кумыса в две чашки. Одну протянул Чиркудаю.
– Я верил своему отцу. Он не ошибся. Ты наш. Не чужой. Я это тоже вижу, – задумчиво начал Субудей. – Но не все будут к тебе так относиться. Терпи.
– Где Джарчи? – спросил Чиркудай.
Субудей огорченно вздохнул и кратко ответил:
– Умер.
Они сидели и молчали, вспоминая прошлое. Через некоторое время Субудей встрепенулся и, сказав, что ему нужно идти, торопливо выскочил из юрты. Чиркудай опять повалился на кошмы. С неприязнью посмотрел на погасший очаг, поискал глазами топливо. Но увидел лишь пустой мешок для аргала у входа. На стене юрты висела сабля и колчан с луком и стрелами. Чиркудай понял: его проверяют.
Поднявшись, он взял мешок и выбрался на улицу. Огляделся. Но не обнаружил рядом с юртой ничего интересного, если не считать высунувшихся из дверных проемов нукеров и женщин, внимательно наблюдающих за ним. Обошел юрту и в степи, в пятидесяти шагах, заметил кучку кизяка.
Пока он к ней шел, чувствовал спиной, как его буравят десятки глаз, ожидая, что он сделает. Набрав помета, Чиркудай не торопясь вернулся в юрту Субудея и разжег огонь. Стало теплее. Зима была на носу, и солнце уже не грело.
Весь день он пролежал на войлоке, прислушиваясь изнутри к своему телу, ощущая, как затихает боль от ушибов и порезов.
Вечером пришел деловитый Субудей. Он был чем-то огорчен. Чиркудай молча показал ему на горячее мясо в котле. Субудей задумчиво вытащил кусок и медленно стал жевать, уставившись в пустоту. Закончив с едой, он завалился на кошмы и долго молчал, что-то обдумывая. Чиркудай сидел у своей стены и смотрел на красные угольки в очаге.
– В курень пришел Теб-Тенгри, – сказал Субудей, усаживаясь, и неожиданно спросил: – Ты его помнишь?
– Колдун?
Субудей покивал головой и продолжил:
– Говорит, что Темуджина на Курултае изберут ханом, – недовольно сморщившись, он осуждающе покачал головой: – Но не говорит, когда будет Курултай. Я думаю, что колдун врет.
Чиркудай слушал молча. Его лицо не выражало ничего.
– Еще пришел какой-то рассказчик, старик. Называет себя Худу-сеченом. Говорит, что Курултая не будет, пока не появится сильный нойон. Сильнее, чем Джамуха или кераит Тогорил, которого китайцы считают самым уважаемым нойоном в степи.
Когда Субудей сказал Худу-сечен, Чиркудай насторожился. Но, подумав, успокоился: он не верил в то, что духи могут вернуть на землю человека после смерти. Очевидно это имя было знаменито в степи. После того, как человека разрубят надвое – выжить невозможно.
– О Темуджине вообще не говорят, – продолжал Субудей, – как будто его нет. Хотя наш курень назвал его нойоном, – Субудей недовольно покачал головой: – Нас считают разбойниками и самозванцами.
Он замолчал и завалился на войлок, наблюдая, как темнеет небо за решеткой дымового отверстия. Чиркудай, ничего не сказав, последовал его примеру.
– Отец вспоминал тебя, – тихо проговорил Субудей и вздохнул.
Когда совсем стемнело, около юрты гавкнул пес, и послышались осторожные шаги.
– Где живет Субудей? – спросил мужской голос.
Субудей высунулся на улицу и позвал мужчину. К ним вошел еще крепкий старик. Поздоровался и уселся на предложенное Субудеем место. Его угостили мясом и кумысом.
– Ты рассказчик, Худу-сечен? – не то спросил, не то просто сказал Субудей.
Старик кивнул головой и стал пристально всматриваться в лицо Чиркудая, освещенного пламенем очага, в который подкинули кизяк. Чиркудай тоже смотрел на незнакомого мужчину, но ничего не говорил. Старик вытер жирные пальцы о халат и, посмотрев на Чиркудая еще раз, поинтересовался:
– Это ты ранил нойона?
Чиркудай никак не отреагировал на этот вопрос, в упор глядя на рассказчика. Тот не выдержал и отвернулся.
– Мне про тебя говорили. Ты не сердись на меня, что я ношу имя твоего друга Худу-сечена. Что поделаешь, меня так тоже зовут. Мне жаль, что он погиб. Но о нем помнят. О тебе тоже вспоминают: ведь ты ходил с ним по куреням несколько лет? Он был тебе как отец, – старик повздыхал, поблагодарил за угощение и, сказав, что уже договорился с ночлегом в другой юрте у своего друга, попрощался и ушел.
Чиркудай понял, где его помнят. Он сразу догадался, что так дает о себе знать потомок киньских императоров. Но для чего он ему понадобился, Чиркудай понять не мог. Он не собирался быть воином или командиром в китайской армии. Он почувствовал, что здесь, неожиданно для себя, вновь обрел семью, которой ему так не хватало. И хотя его положение было пока зыбкое и непонятное, решил, что никуда отсюда не уйдет.
– Ты его знаешь? – спросил Субудей, глядя Чиркудаю в глаза.
– Нет. Я знал другого Худу-сечена, – неторопливо сказал Чиркудай. – Он подобрал меня в лесу. Я ходил с ним по степи. Он тоже был рассказчиком, – Чиркудай помедлил, прикинув, о чем еще можно сказать Субудею, и продолжил: – Мы были с ним в Уйгурии, где нас посадили в яму. Дошли до Тибета. Там я научился стрелять, – про китайцев Чиркудаю рассказывать не хотелось. Он знал, что их не любят в степи.
Субудей понимающе кивал головой:
– Я слышал про рассказчика Худу-сечена и про мальчика, который ходил с ним. Но не знал, что это был ты. А этот, – Субудей мотнул головой в сторону двери, – мне тоже не понравился. У него нехорошие глаза.
Они немного посидели у догорающего огня и улеглись спать.
Утром Субудей опять куда-то убежал. Чиркудай поел и стал терпеливо ждать. В полдень примчался Субудей и, как волк, накинулся на еду. Он махал руками, обжигаясь и предупреждая Чиркудая, что сейчас все расскажет. Немного утолив голод, выпалил: – Пошли к Темуджину. Хочет поговорить с тобой.
На улице было прохладно. Солнце почти не грело. Они быстро шли мимо людей, которые провожали Чиркудая подозрительными взглядами.
Темуджин сидел у стены своей юрты в новой волчьей шубе и играл с непоседливым, трех-четырехлетним мальчиком. Чиркудай догадался, что это его сын. Рядом стояла богато одетая аратка и с улыбкой смотрела на них. По одежде Чиркудай узнал хонхиратку. И он вспомнил – да, это была Борте, которую он видел несколько лет назад в ее племени, когда путешествовал с Худу-сеченом, которая сказала, что Темуджин боится собак. В те беззаботные времена сказитель учил мальчишку понимать племенную принадлежность людей по их одежде.
Невдалеке сидели несколько нукеров, кто на кошмах, кто просто опустился на пятки. Среди них был Джелме рядом с таким же крепким, как он, братом Темуджина, Хасаром, зло стрельнувшим раскосыми зелеными глазами в сторону Чиркудая.