Нина, как хитрый лазутчик, собрала о мистере Бернаре все доступные сведения. Его образованность и утонченность уживались с мужскими страстями: оружие, спорт, политика, – это придавало ему особую привлекательность. Даниэль был человеком, который мог ценить и понимать и в то же время защитить.
Он был так давно и так несокрушимо богат, что его не интересовали мелкие подлости, которые совершаются ради куска торта на празднике жизни. Он не считал нужным доказывать превосходство (разве что иногда, на дружеском матче по теннису). И при этом он не скучал, не пресыщался и не искал алкогольного или наркотического забвения. По натуре он был исследователь и меценат. Человек, ищущий знания и возможности. Любая женщина могла чувствовать себя рядом с ним как за каменной стеной. Нина понимала, что это иллюзия: опыт научил ее, что надеяться можно только на себя и что каменные стены иногда рушатся в самый неподходящий момент. Но она готова была отдать все, чтобы получить хотя бы эту иллюзию.
Нина вела наступление по всем правилам: она давала понять противнику, что совсем близко от его штаб-квартиры имеются неисчислимые богатства, нужно лишь отважиться на вылазку. Путь безопасен, ворота будут открыты, а жители встретят освободителя буйным ликованием.
Главное – не спугнуть и не проворонить.
Нина во множестве читала книги о чае, и по обрывкам разговоров, которые долетали до мистера Бернара, он должен был понять, что во всем городе не сыщется другой белой женщины, знающей столько о китайской чайной церемонии.
Нина рассказала Эдне легенду о Наследственной печати царств, надеясь, что та передаст ее мужу и тем самым невзначай намекнет на общность интересов мисс Купиной и мистера Бернара.
– Я познакомилась с одним стариком, – говорила Нина тихим, таинственным голосом, – он вычерчивал мелком иероглифы на асфальте. Такая у него работа: писать истории на дороге, – если прохожий человек оценит их, он кинет ему монету. Старик говорил по-английски, и я попросила перевести написанное. Это было сказание о священном белом нефрите, из-за которого рождались и погибали древние царства. Человек по имени Биань Хэ нашел среди холмов кусок нефритовой породы и отнес ее князю. Но князь не поверил в ее ценность и приказал отрубить Биань Хэ ногу за то, что тот напрасно потревожил господина. Когда князь умер и трон перешел к его брату, Биань Хэ снова понес находку ко двору. Ему отрубили вторую ногу. И только третий князь распознал, что имеет дело с великим сокровищем. Из нефрита сделали ритуальный диск «би» – символ неба, настолько прекрасный, что слава о нем разнеслась по всему свету. Через много сотен лет он оказался в руках Цинь Шихуанди,[28] великого императора, объединившего Китай. Он повелел вырезать из него Наследственную печать царств. Тот, кто обладал ею, получал мандат Небес на правление империей. Печать переходила от династии к династии, за нее давали города и армии, из-за нее велись бесчисленные войны.
– Что случилось с ней потом? – спросила Эдна.
– Никто не знает. Точно известно, что у последних двух династий не было Печати и божественного права управлять Поднебесной.
Если Эдна передала эту историю Даниэлю, он должен был понять намек: в неприглядном куске породы может заключаться великое сокровище. Главное – разглядеть его.
Нина вышла из тира. На ней была шляпка с алым пером – чтобы мистеру Бернару было проще разглядеть ее в толпе.
– Нина, постойте!
Она оглянулась. По пальцам, по всему телу прошел электрический разряд. Вот оно…
Усилием воли сдерживать улыбку победителя. Проявить великодушие. Джигу будем отплясывать дома, при свете ночника – когда никто не видит.
На Даниэле рубашка с короткими рукавами, светлые брюки, широкополая шляпа. Руки загорели, у манжета – полоска светлой, нетронутой солнцем кожи.
Он приблизился. Толпа обтекала их с двух сторон.
– Вы отлично управляетесь с карабином. Где вы научились стрелять?
Нина смотрела ему в глаза:
– На войне.
– И что, применяли свое искусство на практике?
– А как же.
Даниэль не знал, то ли верить ей, то ли нет.
– Не волнуйтесь, в людей я ни разу не стреляла, – произнесла Нина. – Когда в течение многих недель едешь через тайгу, а в поезде нет вагона-ресторана, приходится как-то выживать – охотиться на все, что пролетает мимо.
– А сейчас вы охотитесь на меня? Зачем?
Он решил идти ва-банк. Ну что ж…
– Вы раздразнили мой аппетит. Приманили интересными разговорами, а потом бросили. Мое самолюбие было оскорблено: вы решили, что я недостойна вашего общества.
Он взял ее за руку – чуть повыше запястья:
– Дело не в вас…
Нина подмечала малейшие детали: как Даниэль смотрит, с каким чувством говорит. Так «да» или «нет»? Поддастся или ускользнет?
К ним подбежала Эдна – хлопотливая, пестренькая, как куропатка, со своими веснушками и шелковым платьем в мелкий цветочек.
– День добрый! Извините, ради бога… Даниэль, мистер Фессенден хочет с тобой поговорить. Он ждет тебя в палатке организаторов.
– Председатель Муниципального совета? – переспросила Нина.
– Да. – Даниэль приподнял шляпу: – Прошу прощения.
Раздосадованная, обозленная, Нина смотрела им вслед. Даниэль сорвался с крючка, но он клюнул! Он держал ее за руку – чуть повыше запястья: этот жест предназначался у него для супруги. Он был смущен, он пошел напролом – признался, что разгадал ее игру. В таких случаях либо стыдят и устраивают скандал, либо поддаются соблазнам. Ох, чертова Эдна, принесло же ее!
В палатку организаторов не пойдешь. Там собрались птицы самого высокого полета: мистер Фессенден и консулы Великих Держав готовились выступать с поздравительными речами. В который раз Нину больно кольнула мысль о собственной непричастности к этому кругу. Мистер и миссис Бернар были в него вхожи, а Нине полагалось веселить мелкую шушеру, которая до смерти ей надоела.
Когда раздался телефонный звонок, она еще спала. Накануне был испанский маскарад: до трех часов ночи танцевали фламенко, пели романсы и пили херес.
– Это мистер Бернар, – шепнула Чьинь, постучавшись в дверь.
Нина села на постели, схватила трубку:
– Алло!
– Доброе утро, Нина. Я могу пригласить вас на завтрак?
Голова после вчерашнего тяжело гудела.
– Да… Конечно…
– Я заеду за вами. Будьте готовы через час.
Нина повесила трубку, посмотрелась в зеркало на противоположной стене. Господи помилуй, краска под глазами, цвет лица ни на что не похож. Волосы, убранные «под испанку», растрепались. Да еще голова ноет с похмелья. Хороша – нечего сказать.
– Чьинь, – позвала Нина слабым голосом, – приготовь мне ванну. И еще стакан сельтерской воды со льдом.
Даниэль сам вел автомобиль. Ветер теребил угол его воротника, солнце подсвечивало золотые волоски на загорелом предплечье.
Нина была бы счастлива, если б виски не разламывались от тупой боли. Она смотрела в окно. Уличные цирюльники чистили уши клиентов ватой на палочке; носильщики тащили вазы, покрывала и гусей вслед свадебному паланкину.
Даниэль остановил автомобиль напротив китайского ресторана:
– Вы любите местную кухню?
От одной мысли о еде Нину замутило.
– Не знаю.
– Ну, раз вы когда-то питались всем, что пролетало мимо, вам должно понравиться.
Темные коридоры, узкая лестница на второй этаж. Время от времени окно в кабинете закрывало полотнище флага, хлопавшего на ветру, – на алом фоне золотые иероглифы. Солнце просвечивало сквозь него, и комната наполнялась красным светом.
Сели за стол. Даниэль что-то приказал слуге по-китайски, и тот принес поднос с маленьким чайником и несколькими пиалами.
– Китайский философ Лао-цзы говорил, что чай входит в состав эликсира жизни, – сказал Даниэль. Он подал Нине керамическую колбу толщиной в палец: – Это нюхательный сосуд. Накройте его пиалой, переверните – чай выльется. Теперь вдыхайте аромат из нюхательного сосуда. Хорошо?
Чай пах странно – дымной травой.
Нина обозлилась. Неужели Даниэль не видит, что ей плохо? Не понимает, что в таком состоянии любой новый запах вызывает тошноту?
– В шанхайском кулинарном искусстве очень много заимствований от соседей, – сказал Даниэль, – но главная особенность местной кухни – это использование соевого соуса, сахара и алкоголя. Креветки, рыба, курица – здесь все бывает сладкое и пьяное.
– Ясно, – проговорила Нина, глядя перед собой.
– Я не буду потчевать вас такой экзотикой, как «тысячелетние яйца» или «вонючий тофу», но кое-что вам следует попробовать.
Вошел слуга и поставил перед Ниной тарелку, на которой сидели шесть здоровых крабов с волосатыми ногами. Глаза их смотрели на нее с укоризной.
Нина почувствовала, как черная дурнота заполняет ей голову. Свет в комнате погас, и она потеряла сознание.
Испуганный голос Чьинь:
