Пух был всюду: в шкафах, забитых свитками книг, в фарфоровых китайских вазах, стоявших в самых разных местах, в доспехах, расставленных по углам. Но это была лишь половина беды. Пух по неизвестным причинам вызывал необычайное раздражение княжеского носа, извергал из глаз даймё поток слез, сжимал горло острыми спазмами. Достаточно было вдохнуть самую малую пушинку, и мощное тело властителя начинал сотрясать безостановочный кашель.
Старания княжеского лекаря остановить губительное действие тополиного пуха на здоровье Отомо или облегчить его страдания не давали результатов. У Сорина-сана раскалывалась голова, а главное, с каждым днем ему становилось все труднее и труднее видеть своих подданных. Два-три слова с кем либо из них, и князю хотелось швырнуть в улыбающиеся физиономии, даже самых высоких по чину из придворных, любым подвернувшимся под руку предметом. Впрочем справедливости ради, следует сказать, что не только пух был причиной раздражительности Отомо-сана. Были и другие основания для подобного самочувствия.
Дайме Рюдзодзи Таканобу, давно считавший, что целая провинция Хидзен для Сорина — это слишком роскошно, поднял наконец верных ему вассалов и мощным ударом на склонах горы Имаяма, выбил войска Отомо из этих земель. Князя приводило в бешенство воспоминание о том, как хваленое самурайское воинство бежало под аркебузными выстрелами сторонников Таканобу. На десяток верст воители Отомо растеряли пышные перевязи дедовских мечей — тати, которыми так гордится каждый уважающий себя самурай. Это был позор, о котором узнали даже в столице.
После поражения, Сорин был вынужден принести клятву верности даймё Таканобу в его замке Сага. Однако Отомо, переложив ответственность за поражение на своих подданных и их нежелание проливать кровь за его интересы, не согласился с победами Таканобу и не отказался от борьбы. В голове Сорина зрели кровожадные планы, однако возвращению Хидзена мешало жалкое состояние княжеской казны. Именно поэтому улыбки придворных и вечная их жажда пиров и развлечений так раздражало князя.
Только полное безденежье и сдерживало Отомо от немедленных боевых действий. На всякий случай дайме обложил подданных новыми податями и мучительно изыскивал повод для введения еще одного налога, который бы разом наполнил княжеские подвалы золотом. Но это было непросто, а посему князь стоял у окна и с задумчивой скорбью оглядывал площадь перед дворцом и морщился от раздражения. Где еще взять денег⁇
— Господин! — начальник внутренней стражи поклонился и замер рядом с седзи — Прибыл Каннуси-сан, с ним охрана из южных варваров!
Даймё Отомо решительно отвернулся от окна.
— Проводи священника сюда, охрана пусть ждет во дворе. Позови переводчика
Алессандро зашел в зал для церемоний, внимательно посмотрел в бесстрастное лицо дайме. Поклонился.
— Садитесь — Сорин показал на лежащие подушки
Он дождался когда священник примоститься на подушку, и сам воссел на возвышении. Кивнул пожилому переводчику, который рядом встал на колени.
— Как ваше здоровье? — начинать стоило с незначительных вопросов и только потом переходить к сложным.
Служанки быстро расставив посуду, подали зеленый чай.
— Спасибо, все хорошо. Немного утомляет летняя жара — иезуит достал из рукава веер, разложил его. Начал обмахиваться.
— Очень жду осени — вздохнул дайме, потом произнес:
— В скором времени мне придется ехать в Киото, дабы склонить Тэнка фубу[16] к союзу. Возможно, мне понадобится ваша помощь. Готовы ли вы сопровождать меня?
— К Оде Нобунаге? Он сейчас в Киото?
— Да. И пока не уехал на очередную войну — с ним нужно встретится как можно быстрее. Мне уже подтвердили аудиенцию. И даже прислали пункты предварительного договора между нашими домами. Взгляните святой отец — Сорин вытащил из лаковой шкатулки несколько тонких рисовых листов бумаги, передал их через слугу иезуиту.
Дон Алессандро погрузился в чтение, периодически уточняя у переводчика незнакомые слова. Лицо его было бесстрастным и выражало только спокойствие. По большей части иезуиту было безразлично, кто будет править на Кюсю: Отомо Сорин или Таканоби Радзюдзи. Перед ним не стояла задача сохранения власти даймё Отомо. Он искал другое. Первые же статьи договора о любви и вечной приязни между даймё с Хонсю и Кюсю, об их врагах и друзьях, о не заключении союзов во вред друг другу, о помощи в случае нападения третьей стороны лишь укрепляли Отомо в его борьбе за утраченный земли. Это в свою очередь означало, что война возобновится, а испанские и португальские торговцы смогут продавать оружие обеим сторонам.
А вот дальше излагалось то, что взволновало иезуита. Он даже прикрыл глаза, сделал несколько глубоких вдохов и выдохов.
В последних статьях договора говорилось о том, что позволено христианам, в случае состоявшегося союза. Например, вступать в войска Ода, вольно приезжать и отъезжать из земель дайме, покупать поместья и строить храмы. Это был настоящий прорыв!
Викарий задумался. Сорин наверняка захочет, чтобы церковь тоже как-то гарантировала пункты этого договора.
— Господин Ода хочет незамедлительно получить новые португальские ружья, которые вы привезли в Нагасаки — тихо произнес Отомом — Тогда наш союз сможет состояться немедленно. И он принесет огромную пользу матери-церкви.
— Это очень щедро — викарий отложил письма с пунктами, щелкнул бусинками четок. Сложное решение, которое надо принять прямо сейчас. Усиливать Отомо или нет? Новые мушкеты можно продать задорого, но и официальное разрешение от удайдзина — правого министра при императорском дворе — проповедовать по всему Ниппону, строить храмы… Это очень ценное предложение.
— Наш священный долг стремиться к распространению истинной веры — осторожно произнес до Алессандро — Но позвольте поинтересоваться — какой именно помощи вы ждёте от святой нашей матери церкви помимо передачи мушкетов Набунаге?
— Я хочу, чтобы вы немедленно выехали со мной в Киото, предстали перед господином Одой лично — тихо ответил Сорин — Возможно, вам удастся обратить правого министра в нашу веру. Это будет огромная победа.
— Христианские священники из нашей миссии замке в Адзути уже встречались с господином правым министром.
— Господин Ода недавно лишился этого титула — Сорин поморщился, допил чай из пиалы
— Но реальная власть…
— Да, все еще у него. Что касается помощи… То мне нужен новый займ. Пять тысяч золотых кобан
Викарий ахнул про себя. Таких денег в кассе миссии не было. Но достать их можно было. Только вот…
— Что ж, посильную помощь мы оказать готовы. — промолвил дон Алессандро — но позвольте поинтересоваться — каковы успехи в поисках моего чернокожего раба?
— А причём здесь это? — раздраженно спросил даймё Отомо.
— Дело в том — немного смущённо произнёс иезуит — Что раб сбежал вместе с моими вещами, среди которых был вексель, на три тысячи золотых эскудо. В данный момент они были бы нам обоим очень кстати.
Отомо в удивлении покачал головой.
— Я бы на вашем месте не волновался так сильно. В лесу этот Ясуф вряд ли сможет обналичить вексель. Впрочем, я отдам приказ ускорить поиски — пошлю свего ближайшего помощника.
— Тогда я готов ехать в Киото — дон Алессандро сложил веер, убрал его в рукав — Насколько это срочно?
— Галера будет будет готова завтра.
— Так быстро?
— Медлить нельзя. Как только Ода и его войска завоюют весь Хонсю, ценность нашего договора для него сильно упадет.
— Вы полагает, это случится так скоро?
— После смерти Уэсуги Кэнсина, сильных соперников у Оды уже не осталось. Год, другой и он войдет в такую власть…
— Что же… Я и так собирался ехать в Киото, но думал сначала завершить свои дела на Кюсю… Ладно, я готов ехать. Но по ружьям я решу после встречи с Нобунагой.
— Что ж, аудиенция окончена — Сорин с улыбкой кивнул священнику, уложил обратно письма в коробку — О времени отплытия вам сообщат.
Викарий поклонился и пятясь покинул зал для приемов.
