Тилли, которая пересела в карету Нелидовой и Борщовой, не могла вообразить и в самом сладком сне, что ей, никому здесь не известной беглянке из отощавшего рода Шиллинг фон Канштадтов, устроят грандиозную встречу. Действительность сейчас все чаще напоминала ей сон. Она и не предполагала, что русские в провинции способны подробно разработать ритуал, богато нарядить войско, со вкусом подобрать музыку и вообще радушно принимать гостей. А перед поездкой сюда ей долго объясняли, что русские варвары, питаются медвежьим мясом, а из шкур шьют мешки и спят в них зимой, спасаясь от холода. Втолковывал небылицы местный монбельярский энциклопедист и поклонник Жан-Жака Руссо мсье Кальен. Он призывал Тилли не доверять Христофору Бенкендорфу и опасаться злонамеренного обмана. Правда, великая княгиня сообщала иные сведения, но и ее, быть может, сумели обмануть.
— Климат, мое дитя, там ужасный, — пугал мсье Кальен. — Тучи ядовитых насекомых. Дорог нет. Повсюду бродят шайки разбойников. У них свой воровской царь — некто Пугачефф.
Тилли не верила и все-таки немного верила. Насчет насекомых и дорог, наверное, правда. Если судить по русской баронессе Лефорт — частой гостье Этюпа, то между Францией и Россией нет никакой разницы, ну хотя бы потому, что и там и там живет много французов, немцев и швейцарцев. Кроме того, не все путешественники оплевывали Россию, как мсье Кальен. Тилли Россия не казалась страшной. До отъезда в Россию Доротея смеялась над ним:
— Ты только погляди на русских и сразу поймешь, что наш Кальен глуп.
Но в Монбельяре русские редкость. И Тилли надеялась на лучшее. Надежды ее пока оправдывались. Казаки вовсе не варвары. Красивые мужчины и одеты далеко не бедно. Они больше походят на европейцев, чем некоторые жители Виртемберга и даже Парижа. Тилли вспомнила миниатюрный Монбельяр, вечные жалобы на нехватку денег для экипировки нескольких солдат. Корм лошадям и порох для фейерверка — первейшие статьи расхода, а казна пуста. Винный погреб не на что пополнять. Гардероб требует обновления каждый сезон. Шпаги и мундиры герцога отдавали в залог. Пуговицы на камзолах позолоченные, есть и из серебра. Деньги, деньги, деньги! С утра до вечера споры о деньгах и взаимные обвинения. Где их достать? Откуда получить? Или проще — выкачать. У кого-то их надо отнять. Виртемберг — небогатая страна, гросс-герцогам вечно приходится что-то изобретать. Во времена правления Карла Александра, отца нынешнего герцога Фридриха Евгения и деда Доротеи, финансами, да, пожалуй, и всем Виртембергом управлял австрийский еврей Иосиф — хитрый и умный отпрыск богатой семьи Леви-Зюсс-Оппенгеймер. Он познакомился с Карлом Александром в Вене, ссужал его звонкой монетой и не требовал расписок.
Среднего роста, некрасивый и скромно держащийся финансист в добротном и уже изрядно потертом сюртуке пришелся по сердцу разоренному наследнику гросс-герцога Эбергарда Людвига, превратившего Виртемберг в грязный и нищий вертеп. Эбергард Людвиг высосал из страны, кажется, всю кровь. Разговор у него с подданными был короткий.
— Тысяча золотых — не то завтра повешу, — говорил он в пьяном виде любому встречному-поперечному.
Если несчастный не в состоянии был откупиться хоть чем-нибудь, Эбергард Людвиг отбирал последний затертый талер. Стены замка Людвигсбурга сотрясались от диких выходок хозяина. Законную жену он прогнал и заключил союз с госпожой фон Гревениц. С женщинами он вообще обращался ужасно, о чем ходили неприличные легенды. На балу, например, он подкрадывался со спины к той, на которой остановился его взгляд и которая в ту минуту его возбуждала, и, просунув ей под мышки свои красные короткопалые лапы, накрывал ими, как двумя чашами, груди жертвы, а затем, бесстыдно подталкивая срамным местом, выпихивал из зала. Легко можно вообразить, что он вытворял в постели и потом обсуждал с приятелями, особенно если полистать тщательно подобранные издания в его библиотеке. Над разгневанными мужьями он только хохотал, нарочно вытаптывая во время охоты их земли. Впрочем, таких было немного — большинство смирялось и помалкивало. Некуда тебе податься из Виртемберга — терпи. Выезжая из замка, он прихватывал с собой несколько любовных пособий.
— Разнообразие положений — лучшее средство от скуки.
Виртемберг он обчистил до нитки. У Карла Александра дамочки, слава Богу, отодвинулись на третье место. Два первых занимали кутежи, то есть беспробудное пьянство и охота, иными словами — кровавая бойня обезумевших животных, загнанных егерями. Если попадались домашние — не жалели. Денег Карл Александр требовал не меньше, чем Эбергард Людвиг, но времена наступили иные, и пришлось прибегать к помощи финансистов. Вот гросс-герцог и остановил свой выбор на Иосифе Зюссе.
— Послушай, Зюсс, — сказал он однажды, — приезжай ко мне в Виртемберг и посмотри, что можно предпринять для пополнения казны. Ты хороший еврей, Зюсс, не жадный и, похоже, не вор, как остальные твои соплеменники. Не думай, Зюсс, что я презираю или не люблю евреев. Отнюдь нет. Тебя я, например, люблю. Среди нас, немцев, тоже есть воры, и побольше, чем среди вас, евреев. Но за вами утвердилась славная репутация. Так уж устроен этот проклятый мир, Зюсс. Не обижайся. Жалованье я тебе положу министерское, даже сделаю министром, и что утаишь — твое.
Деньги у Карла Александра появились — чиновничьи места продавались, каждый раз вводили новые хитроумные налоги, отнимали клочки земли у обанкротившихся должников. Зюсс действовал во всю — в России сказали бы — ивановскую…
А Карл Александр в хорошую минуту приговаривал:
— Ты хороший еврей, Зюсс, просто превосходный еврей. Очень ценный. Я тобой доволен. А теперь пойди и принеси то, что ты от меня утаил, иначе я тебя повешу, — и, заговорщицки подмигивая, смеялся. — Сейчас ты тоже кое-что утаишь, ну так это совсем твое. И слово герцога: я на него никогда не посягну.
Третий сын доброго и справедливого властелина, не вытаскивающего женщин из постелей мужей, покровителя евреев и других угнетенных, властелина, который все-таки прибегал к финансовой системе, а не к прямому отъему денег у населения и получил в управление графство Монбельяр, когда там пресеклась родственная виртембергским герцогам ветвь, Фридрих Евгений был по характеру иным, чем его непутевый отец, да и времена опять наступили совсем уж непохожие на прежние. Однако память о Зюссе в Виртемберге не выветрилась. Впрочем, находились знатоки вроде воспитателя герцогских отпрысков Моклера, и Тилли слышала от них, что финансовая система Зюсса оказалась вовсе не такой грабительской и что если бы не сам Карл Александр с его жутким тираническим нравом и безудержной страстью к физическим наслаждениям при том, что женщины находились на третьем месте, то виртембержцы довольно скоро бы позабыли голодные и разбойные времена Эбергарда Людвига. Из Зюсса получился неплохой финансист, не лучший среди факторов владетельных особ в раздираемой самими немцами Германии, но и не последний человек в этом опасном деле. Кое-какие средства Зюсс переводил и на счета детей гросс-герцога, приобретая для них также ценности. Немного перепало и внукам. Доротея о Зюссе вспоминала с благодарностью.
Пятеро братьев Доротеи жили и учились в Швейцарии. Просодержи-ка ораву мальчишек! Две младшие сестры, Фредерика и Елисавета, тоже требовали внимания, а о Доротее и говорить нечего. Ее к жениху не пошлешь в обносках. Сколько слез она пролила на груди Тилли, когда осталась одна в опустевшем Трептове.
А здесь, в Украине, видно, всего достаточно и с избытком. Дома канониры стреляли из двух-трех жалких пушечек. Сейчас от выстрелов чуть ли не лопались барабанные перепонки. Даже во всем Виртемберге едва ли набралось бы с полсотни орудий. Триумфальные ворота там строили игрушечные — низенькие, узенькие, будто вокруг не росли леса. Ах, деньги! В Монбельяре и Этюпе с ними до сих пор худо. Одно спасение — удачный брак Доротеи. А ей, бедной Тилли, на что надеяться? После свадьбы Бенкендорф получил из Петербурга две тысячи рублей якобы от матери, но Тилли знала, чья рука набила кошелек. Великая княгиня не просто щедра и заботлива, она еще и тактична. Щадит мужское самолюбие.
Миновав наконец вторые ворота и помахав платочком обер-коменданту и его офицерам, Тилли увидела перед собой зрелище небывалое, будто нарисованное на какой-то старинной гравюре. От ворот к крепости убегала вымощенная круглым камнем дорога. По обеим сторонам в две шеренги выстроились и замерли по стойке «смирно» в ярких мундирах представители цехов. Тилли аккуратно посчитала — числом двенадцать. Здоровенные молодые парни отрабатывали под команду замысловатые ружейные приемы, показывая грозным обликом своим, что в любую минуту готовы отдать жизнь за цесаревича и великую княгиню.
