ратным. — Уклоняйтесь от боя с московитами!
…Еще два месяца будет продолжаться этот страшный рейд Христофора Радзивилла. Литовцы, опасаясь стычки с царскими отрядами, отойдут к Торопцу, выжгут и там все вокруг на многие версты, разорят окрестности Старой Руссы, возьмут этот город, который защищал малочисленный гарнизон, и подвергнут его уничтожению. Затем они двинутся к Порхову, в конце октября возьмут его в осаду, но вскоре получат приказ присоединиться к королевскому войску под Псковом, куда они, оставив Порхов, тут же отступят.
— Ужаснемся мы от рока твоего, да возрадуемся силе твоей и крепости духа. Прости жестокость нашу, лишь в твоих силах ее усмирить. О Великая Владычица, вознеси молитвы наши до Господа и замоли за нас пред ним греховные деяния наши. Избавьте нас от смерти внезапной и зла всякого. Озарите ум наш и проводите нас ко спасению, — все исступленнее молится русский царь, касаясь лбом холодного пола. Все страшнее, кажется, суровый взгляд Младенца-Спасителя на иконе…
…Тем временем дни Нарвы, осажденной шведами, были сочтены. Смолкла наконец многодневная непрерывная канонада шведских пушек, уничтожившая стены Нарвы и вместе с ними весь город, в коем уже не осталось невредимых зданий. Большинство населения и едва ли не все защитники погибли под этим страшным обстрелом.
Понтус Делагарди, легендарный полководец, полностью выбивший русские войска из Лифляндии, ежась от промозглого морского ветра, сидя на великолепном гнедом жеребце, глядел сквозь плотную пелену порохового дыма. Обрушенные городские стены зияли страшными дырами, обнажившими жалкие чадящие дымом руины домов. От православных храмов, выгоревших или уничтоженных снарядами, остались одни остовы. Такой досталась ему уничтоженная славная Нарва, последний порт России в Балтийском море. Осталось дело за малым, и шведские ландскнехты и наемники, готовые броситься на раскрытый перед ними город, ждут лишь приказа. И Делагарди, вытерев нос белоснежным платком, махнул рукой.
Шведское войско с яростным криком ворвалось в Нарву сквозь разрушенные стены. На разбитых, заваленных обрушившимися домами улицах еще завязывались короткие стычки с немногочисленными защитниками города, которым ничего не оставалось, кроме как драться насмерть, но их убивали на месте, страшно обезображивая трупы, ибо каждый считал своим долгом пронзить мечом или ударить алебардой даже мертвое тело.
Город наполнился страшными воплями и криками, детским плачем и звуками выстрелов. Даже у соратников непобедимого Делагарди, повидавших немало на своем веку, стыла кровь в жилах от этих страшных звуков — это был ад на земле…
Русских убивали в домах и на улицах, охотясь на них, словно на диких зверей. Наемник с коротким мушкетом, увидев выбежавшую из-за угла разрушенного здания женщину с ребенком на руках, резво вскинул свое оружие и выстрелил. Ту круто развернуло на месте, и она, как подкошенная, рухнула на мощенную камнями землю. Ребенок, еще грудной младенец, выпавший из ее рук, пищал возле ее трупа, пока наемник неспешно заряжал свой мушкет. Выстрел прекратил детский плач, и наемник, обыскав труп женщины, старательно переступая через разлившуюся из-под нее лужу крови, двинулся дальше, так ничего и не найдя у нее.
Поодаль старика московита забивали до смерти тяжелыми сапогами трое шведских воинов. Еще чуть дальше расстреливали целую семью.
Иностранные купцы, трясясь, прятались в погребах и выгребных ямах. Многие, не пожелав покинуть свои дома, куда они снесли весь свой товар, были убиты вместе с московитами.
— Я иудей! Я могу показать, где спрятались московиты! Могу показать! Не убивайте! — кричал кудрявый седовласый еврей, коего оттаскивали куда-то в сторону два наемника. Его прикончили тут же…
Разбитый, устланный трупами и обильно политый кровью — таким достался шведам город. Делагарди, вымученно улыбаясь, принимал от соратников поздравления. Нарва была захвачена, и в самом городе в страшной резне было истреблено более десяти тысяч человек…
— Огради меня, Господи, силой Честного и Животворящего Твоего Креста, сохрани меня от всякого зла. Ослабь, оставь, прости, Боже, прегрешения наши, вольные и невольные, как в слове и в деле, как в ведении и не в неведении, — шептал, задыхаясь, царь, и уже молитва его сопровождалась глухими стонами. Сил не осталось…
Неспокойно и в Пермской земле, откуда пришло послание от Строгановых — после очередного нападения на их владения сибирского хана Кучума, также жаждущего войны с Россией, на борьбу против власти Иоанна встали целые народы — мордва, чуваши, ханты, манси. Они сжигали русские деревни во владениях Строгановых, нещадно, остервенело резали селян — чужаков, пришедших на их земли. Восстание быстро распространилось по Приволжью и, как доносят, уже блокированы повстанцами Свияжск, Казань, Чебоксары. Строгановы просят о военной помощи, да где ее взять? Все силы сейчас направлены на войну с Баторием…
Благо ногайского бия Уруса удалось склонить к миру. Но и здесь все было на грани провала. Приехал одноглазый казак, привез перепуганного, отощавшего Пелепелицына и ногайского пленника. Стоял казак, довольный собой, ждал награды для своего атамана — Ивана Кольцо. А Пелепелицын начал кричать на все подворье, что де казаки посекли все посольство Уруса, что быть войне. Щелкалов, полумертвый от страха, прибежал тогда к Иоанну. Государь не стал гневаться — поручил ногайского пленника наградить, принять во дворце, доказать ему, что великий князь не желает войны с Урусом. Дабы ногайцы уверовали в государевы слова, он велел одноглазого казака объявить «вором» и отрубить ему голову прямо на подворье Посольского приказа, на глазах ногайского пленного, что и поспешили исполнить. Ухмыляясь, глядел ногаец, как мучившего его всю дорогу казака укладывают на сруб, но подивился его мужеству. Казак прочел молитву, перекрестился и, отдав все оружие, покорно лёг на плаху. Когда же окровавленная голова его откатилась в сторону, ногаец не упустил мгновения и что есть силы ударил ее ногой так, что голова отлетела за ограду подворья.
Пока ногайского пленника отпаивали и откармливали, осыпая подарками, собирались богатые дары и для Уруса. Новый посол призван был самим Иоанном.
— Вези назавтра же этого пленника обратно, да передай Урусу, что «воры», перебившие его посольство, будут наказаны и повешены! — объявил ему царь. — Так пущай и он «воров», что ходили на земли наши, так же накажет! С тобою пошлем ратников. А сам, ежели поймаешь Ивашку Кольцо и подельников его, — велю промышлять над ними. Вешай их без раздумья!
Так Иоанн войне с Ногайской Ордой, на кою у него точно бы не хватило сил, предпочел объявить волжских казаков, громивших ногайцев по
