Он погасил лампу. В соседней палатке слышался храп. Где-то вдали заблеял верблюд. Что там такое говорил Росс про Джотто и его учеников? Нет, ему выпал еще более завидный удел — гордо носить власяницу изгоя. Под этими дикими звездами Блумберг, впервые в жизни, понял, что живет той жизнью, о какой мечтал.
24
В среду с утра Джойс явилась к Киршу в контору. Он хоть и удивился, но был очень ей рад. Волосы она зачесала назад, белый бесформенный кафтан, видимо купленный по случаю в Старом городе, она подпоясала красным шарфом, что подчеркивало ее стройную фигуру. Ее кожа, поражавшая белизной, когда они впервые встретились, с тех пор успела загореть и, на взгляд Кирша, идеально оттеняла ее серые глаза. Увидев ее, он даже на какое-то время, пусть на миг, забыл о Блумберге.
— Где ты пропадала? — Кирш старался выдерживать шутливый тон, боясь показаться ревнивцем, хотя сердце у него бешено стучало.
— Кто-то обыскивал мой дом.
— Ужас какой. Когда?
— В понедельник вечером, пока я гуляла.
— В городском саду. — Кирш хотел приберечь эту информацию, но слова сами слетели с губ. Рядом с ней он не владел собой.
Джойс нахмурилась:
— Ты что, шпионил за мной?
Кирш рассмеялся:
— Хотел бы, но нет. Клайв Баркер — знаешь его, он занимается городским планированием? — ну, он видел тебя там и обмолвился мне при встрече.
— Ох, да это не город, а большая деревня.
В ответ Кирш хотел было пошутить, но потом вспомнил, что Джойс пришла сообщить о преступлении.
— Так что с домом, велик урон?
— Порвали кое-какую одежду и три Марковых картины затоптали.
— Ужас.
— Да, но он не расстроится. Он такой. Скажет, что они этого заслуживают. В Вест-Хемпстеде на моих глазах по десять картин разом выносил на помойку. А я с утра пораньше забирала их тайком.
— Значит, в дом залезли в понедельник вечером?
— Да.
— Почему же ты вчера мне не сообщила? То есть, я хочу сказать, это же серьезное дело.
— Я была занята весь день. Питер Фрумкин… — Джойс помедлила. — Который фильмы снимает…
— Я знаю, кто он такой, — перебил ее Кирш.
— В общем, он повез меня в Старый город посмотреть на съемки. А потом в последний момент придумал роль для меня.
Кирш чувствовал, что краснеет.
— Правда? Я думал, они штурмуют стены султана Сулеймана, — Кирш попытался изобразить напыщенный голос за кадром.
— Ну да, так и было, но потом римляне ворвались в город, подступили к храму и нескольких местных женщин изнасиловали. Я была первой жертвой. — Джойс округлила глаза.
— Гадость какая.
Джойс засмеялась — чересчур натужно, как показалось Киршу, впрочем, он мог и ошибаться.
— Не будь таким занудой, — сказала она.
Кирш вспомнил вдруг, что, перед тем как они занялись любовью, она велела ему снять одежду. За дурачка принимает.
— Очень смешно, — буркнул Кирш. — А на самом деле кого ты изображала?
— Подносила воду жаждущим.
— Ну, это я еще могу представить.
— Представлять не надо, скоро сам увидишь, надеюсь. В городе ведь есть кинематограф?
Кирш встал, обошел кругом стола, приблизился к ней. Он заметил на лодыжке у Джойс тонкий серебряный браслет. Она выглядела такой ухоженной и счастливой — полная противоположность тому, что он видел в воскресную ночь. Она явно не из тех, кто сдается. Мелькнула подлая мысль, что эту ночь она провела в постели с Фрумкиным, а потом с утра прихорашивалась в роскошной ванной отеля.
— Надо бы мне съездить к тебе, осмотреть все как следует.
— Не обязательно, я уже прибралась с тех пор.
Кирш вздохнул.
— А когда убиралась, ничего подозрительного не заметила? Может, тот человек обронил что-нибудь?
— Нет, ничего.
— Извини, конечно, может, я ошибаюсь, но мне кажется, ты не слишком расстроена.
— А чего расстраиваться? Все ерунда, на самом деле, в сравнении с тем жутким случаем.
Кирш не на шутку рассердился:
— А тебе не приходило в голову, что эти два события могут быть взаимосвязаны? И что тебе, возможно, угрожает опасность?
Неужели он пытается ее запугать? Кирш, еще не договорив, понял, что выглядит полным идиотом. Ну какая связь может быть между двумя этими событиями, если убийца, а он об этом прекрасно знает, сейчас находится где-то на полпути в Трансиорданию, в пустыне? Только Джойс не должна об этом знать.
— Ладно. Но ты хоть дверь запирала, когда уходила из дома?
— Нет, по-моему. У нас же нечего взять. Кроме картин, естественно.
Его больно резануло это «у нас».
— И когда убиралась, нового ничего не нашла?
— Мы, кажется, это уже обсуждали.
— И моей записки не видела?
Джойс наморщила лоб, подумала с минуту:
— Не знаю… нет.
У Кирша вытянулось лицо.
— Да ладно, видела я твою записку! — улыбнулась Джойс. — Но, Роберт, неужели ты так по мне скучал? Не знала, что я так хороша в постели.
Кирш вспыхнул и покосился на дверь кабинета. Дверь была закрыта. Он не верил своим ушам. Женщина — и говорит такое!
— Значит, ты ничего не нашла, — пробормотал он, — кроме моей записки.
Джойс поднялась. Подошла к нему и поцеловала в губы.
— Я хочу, чтобы ты отвез меня в Кремисан.
— В монастырь?
— Именно.
— Когда?
— В эти выходные.
— А до этого? Я тебя не увижу?
— Роберт! Я же снимаюсь в фильме! — Она явно поддразнивала его, но ему было все равно.
— Тебе нельзя оставаться в том доме.
— А где же мне жить? У тебя? Не слишком-то это прилично, старина.
Ее лощеный светский выговор сменился вдруг валлийским просторечным. Но с этим американцы часто попадают впросак.
Джойс направилась к выходу.
— Не беспокойся, — сказала она, — я куплю цепного пса. Или пришли еще раз того настырного детектива, пусть стоит на часах.
— Какого детектива? — не понял Кирш.
— Ну, которого ты посылал к нам дорасследовать. Наглый такой, развалился прямо на кровати — да не пугайся ты так, не рядом со мной, — и все выспрашивал.
— Я никого не посылал.
Джойс пожала плечами.
— Я опаздываю, — сказала она. — Мне еще нужно многих повидать. В субботу утром? В десять часов — идет?
— Погоди минутку, этот человек, как он выглядел? Он сказал, как его зовут?
— Недурен собой. Глаза красивые, смуглый, и, по-моему, он из местных евреев. Шепелявит немного.
— Брюнет, кудрявый, коренастый?
— Да. Роберт, мне надо идти.
— Хорошо, — задумчиво произнес Кирш, — иди.
Кирш снова сел за стол и достал из верхнего ящика чистый лист бумаги. Пошарил в нагрудном кармане в поисках карандаша, но вместо этого извлек оттуда пуговицу от полицейской гимнастерки, найденную у Джойс в саду. Вспомнил, как спросил ее: «Ничего подозрительного не заметила, когда убиралась?» И она ответила: «Ничего». Он внимательно посмотрел на пуговицу, потом снова положил ее в карман. Встал, провел рукой по губам, чтобы стереть следы помады Джойс, и распахнул дверь кабинета. В коридоре было пусто, растрескавшиеся желтые стены набухли влагой, как будто само здание в хамсин истекало потом.
— Кто-нибудь видел Харлапа? — крикнул Кирш.
Ответа не было. Кирш прошел в приемную. Там было на удивление тихо. Обычно здесь толпились просители — родственники мелких воришек, которых забрали накануне, и всякого рода жалобщики — жаловаться на соседей из-за всякой ерунды было у местных любимым занятием. Чаще всего по утрам здесь стоял такой гвалт, что не слышишь собственного голоса. Но после смерти Картрайта в приемной по большей части стояла зловещая, мрачная тишина. Похоже, местные правонарушители решили пока залечь на дно и переждать какое-то время. Предпочитали держаться подальше от полицейских, зная, что одного из них недавно убили.
— Где Харлап? — снова спросил Кирш.
Дежурный сержант, Мэллори, оторвался от гроссбуха, в котором записывал утренний отчет. Промокнул написанное, потом захлопнул тетрадь образец исполнительности.
