Ознакомительная версия.
Санкт-Петербург. Тюрьма «Кресты». Коридор. Камера. День
Терещенко ведут по коридору обратно в камеру. Он проходит мимо поста дежурного. Видит обрывок газеты на тумбочке. Хватает и быстро прячет под тюремной курткой. В камере Терещенко расправляет листок. Это обрывок газеты «Правда». Читает.
Видения Терещенко:
Атлантический океан Район Антильских островов. Солнце танцует на гребнях волн.
В иллюминаторах солнце и бескрайний океанский простор. На постели бесстыдно раскинулась Марго.
Санкт-Петербург. Тюрьма «Кресты». Коридоры. Камера. День
Открывается дверь камеры Терещенко.
– Эй, сиделец. Баня! – объявляет надзиратель.
Санкт-Петербург. Тюрьма «Кресты». Банное отделение. День
Голый, отощавший Терещенко получает тазик, кусок солдатского мыла. И тут в моечную запускают Рутенберга. Они радостно обнимаются.
– Такая интимная обстановка, Миша, – шутит Рутенберг. – Теперь я, как честный человек обязан на вас жениться. А пока потрите мне спину, пожалуйста.
– Я впервые в жизни украл… – шепчет Терещенко, трёт спину. – Кусок газеты «Правда». Там пишут, что Учредительное собрание закончилось без каких-либо решений и постановлений. Странно.
– Оно не закончилось. Ленин его разогнал. А когда пошла мирная демонстрация с требованием «продолжить работу Собрания!» он её расстрелял. Из пулемётов, за которые он поставил латышей и китайцев. Да! Это то, что мы слышали во время прогулки. Тысячи жертв! В том числе так ему «близких по духу пролетариев». С Путиловского, Обуховского, Патронного и других заводов. И ведь они шли под красными знаменами Российской социал-демократической партии! То же самое случилось в Москве. А месяц назад в Могилёве растерзан матросами генерал Духонин.
Терещенко начинает рыдать. Гулкая с битым кафелем баня. Ржавые краны. Голые герои.
В баню осторожно, оглядываясь и говоря шёпотом, входит начальник тюрьмы.
– Господа, извините, к сожалению, не имею возможности с вами открыто общаться. В охрану тюрьмы включены… Сегодня эти два матросика взяли увольнительные, а комиссара я отправил за углём для кочегарки. Поэтому вот тут… Записка, Михаил Иванович, от вашей маман. И от поручика Чистякова. А вам, Пётр Моисеевич, ничего нет. Я должен быть осторожен, господа. У меня большая семья. Старуха мать. Четверо детей – добавляет – Немцы под Нарвой. Никакого им сопротивления. Идут на Петроград.
– Ну, вот. Долг платежом красен. Сдаст этот мерзавец Петроград – говорит Рутнеберг.
Он поворачивается к начальнику тюрьмы:
– А вот вы, господин начальник, можете организовать нам побег? Такой классический. Мы вывезем во Францию и вас, и вашу старуху-мать и детей. И кормить вас будут и лелеять до конца дней.
– Что вы, господа. Я делаю для вас всё возможное. Питание, медицина. Смена белья вовремя. Напишите записочки, я передам. Будьте осторожны.
Начальник тюрьмы выходит, крадучись.
– Так себя нагло вести! Я боюсь, что они уже нашли мою папку, – говорит Терещенко.
– Нет! Мы же ещё живы. Есть, видно, в них боязнь, что если они нас… Тогда тот, у кого мы, ха-ха, дальновидные и мудрые оставили документы… Его, мол, ничего не будет сдерживать и он бросит документы в оборот. Американцам. В европейскую прессу. Да и здесь сейчас в России всё-таки, я думаю, есть, кому поднять шум. Так что мы заложники. И будем живы, Миша, до тех пор пока они не найдут документы. Или что-то поменяется в их мозгах.
Капает вода из ржавого крана.
– Но я же старался! Военный заём. Поручился своими деньгами. Именем! – говорит Терещенко.
– Ой! Ваше имя! Оно, как и капиталы, не ваши, а ваших предков. Это они, недоедая и недосыпая, приумножали. В этом капитале, извините, нет и рубля заработанного вами.
– Как?! А акции, которые удачно…
– Это тоже не вы, а ваш финансовый консультант мудрейший Соломон Шаевич. Вы наблюдатель, Миша. И обязательно, масон. Ну, признайтесь. Такой масон-масон… Глубокомысленный властитель умов. Вы даже не представляете, насколько вы… И ваше участие в заговоре об отречении царя. И три правительства… Причём, участвовали бы вы или нет, это всё равно, увы, случилось бы. Но беда в том, что вы принимали в этом активное участие. На вас вина участия.
Рутенберг умолкает. Думает. И признаётся:
– И на мне тоже! Я ведь в 1904-ом, В 1905-ом… Не ведал. И участвовал. Слепой кутёнок! Встрял! Нет, с попом Гапоном это я правильно… Но всё остальное! Я ведь, Миша, приехал сюда, чтобы искупить ту свою вину. Вину участия. Но боюсь, что замарался ещё больше, – кричит, – А ведь, видит Бог, я старался!
Терещенко смотрит на отчаявшегося Рутенберга:
– Вот теперь я верю, что вы могли задушить попа Гапона сами. Без всяких там рабочих.
– А так оно и было. Они стояли и причитали «Как же так, батюшка?!». Так что своими руками. Вот этими.
Рутенберг выливает на себя таз холодной воды:
– Я ведь общался с этим Иоффе – большим фанатиком входящего в моду психоанализа… Почему я у него не спросил, что значит, когда всё время снится болото? А? Что снится вам, Миша?
– Танк. Вы знаете, что это за штука? Гусеницы танка накатываются.
– Ну, это и Фрейдом быть не надо. Берегите себя, Миша. Интересно, что снится этому подонку Ульянову?
В дверях появляется надзиратель:
– Эй, сидельцы! Хорэ! По камерам, чистенькие!
Санкт-Петербург. Смольный. Штаб. Кабинет Ленина. День
Ленин разговаривает с Фёдором Раскольниковым. Тот в морской военной форме.
– …Вы у нас самый большой специалист по флоту, Дорогой товарищ Фёдор! Товарищ Троцкий, конечно нарком военных дел, но Вы… – Ленин смотрит на Раскольникова.
Оратор, способный зажечь массы, любимец женщин. И всего 25 лет! Есть во взгляде Ленина огромная зависть к этому молодому, высокому, широкоплечему… Поэтому Ленин строго продолжает:
– Что вы, товарищ Раскольников, можете сказать о первом помощнике начальника военного отдела Центробалта Щастном? Вот его план вывода флота из Гельсинфорса. А то ведь, неровён час… Немцы захватят флот.
– Так ведь вроде… Брест. Переговоры с Германией56. Там ведь про флот целый раздел.
– Хрен они получат, а не флот! Нет, мы им, конечно, обещаем. И Балтийский и Черноморский. Куда деваться. Но… Короче. Человек по фамилии Щастный?57
– Знаю лично. Доверять можно. Вы же, Владимир Ильич знаете как с офицерами… Контра! А Алексей Михайлович Щастный на заседании Центробалта при всех… Дал своё честное благородное слово!
У Ленина темнеет в глазах. Он неожиданно вскакивает. Несколько минут нервно ходит по кабинету. Выглядывает в дверь:
– Сталин здесь? – спрашивает он секретаря. – Пригласите его! – возвращается к разговору: – Значит, вы считаете, что можно ему поручить ему это архиважное дело. Как – никак две сотни боевых кораблей. Там ведь ещё и британцы, сволочи, хотят поживиться…
Входит Сталин. Здоровается. Раскольников добродушно улыбается ему, встаёт и пожимает руку. Сталин смотрит исподлобья, снизу вверх. (Сталин ростом 154 см. Раскольников 187 см.)
– Так что давайте, Фёдор, – говорит Ленин – Раз ручаетесь, то вот и карты в руки.
Ленин передаёт Раскольникову планшет с планом Щастного:
– Императорский флот умер. Мы строим наш новый Красный флот! Торопитесь!!! Времени нет.
Раскольников выходит. Сталин смотрит вопросительно на Ленина.
– «Те-ре-щен-ко»! – произносит Ленин. – И этого! Пинхаса…
В том, как он произносит «Терещенко», сопровождая слово взмахом ладони, есть приговор.
Санкт-Петербург. Тюрьма «Кресты». Кабинет начальника тюрьмы. Вечер
Начальник тюрьмы, Терещенко и Рутенберг.
– Ну вот, Слава Богу! – говорит начальник тюрьмы – Справедливость! Она всегда торжествует! Так что завтра в восемь утра…
– Почему? – тихо спрашивает Рутенберг. – Приказ уже у вас? Вы можете отпустить нас сейчас.
– Как это? – шёпчет начальник тюрьмы, – освобождаемых всегда выпускают в восемь. По расписанию. Что вы! У меня большая семья…
– Да. Старуха-мать. Дети… – Рутенберг смотрит в глаза начальника тюрьмы. – На рассвете. Часов в пять? И через кочегарку. Я думаю, вы понимаете…
Начальник тюрьмы задумывается. Кивает головой.
– И ещё просьба, – говорит Рутенберг. – Тут я у вас в тюремной библиотечке наткнулся на университетский курс гидродинамики профессора Бушмича. Можно?
– О чём речь! С дорогой душой!
Санкт-Петербург. Улицы. Раннее утро
Шикарное пальто Терещенко превратилось в рогожу. Сбитые ботинки. Да и Рутенберг выглядит, как нищий. Они ныряют из одного двора в другой. Ведёт Рутенберг.
– Главное, подальше от тюрьмы…
– А давайте, пока рано и мы недалеко… – предлагает Терещенко, – сходим в Зимний Дворец за папкой.
– Да, бросьте! Они наверняка нашли уже. Потому и выпустили, чтобы теперь встретить за воротами и прирезать в тихом…
– Нет. Тогда бы так долго не держали бы. Есть предчувствие, что там папка.
Ознакомительная версия.
