Ознакомительная версия.
– Нет. Тогда бы так долго не держали бы. Есть предчувствие, что там папка.
– Тогда сюда! – Рутенберг направляется в переулок.
– И как вы знаете, Пётр Моисеевич, какой двор проходной?!
– Я хорошо ориентируюсь в этом городе. Как бы иначе я тогда спас бы попа Гапона…
– А правда, что вы были настолько дальновидны, что прихватили с собой ножницы. Чтобы когда начался расстрел демонстрации обстричь попа для маскировки…
– Миф! Просто, у меня был швейцарский ножик. А в нём ножнички. Азохн вэй, те ножнички. Но обкорнал попа за милую душу. И привёл к Максиму Горькому.
Рутенберг и Терещенко подходят к Литейному мосту. Мост разведён.
– Подождем. Немного осталось. Они спускаются под мост. Холодно.
– А верёвку чтобы повесить? С собой принесли?
– Опять миф! Шнур от штор в том доме был. Вот на нём – то… Вы лучше расскажите, как вы обанкротили казино в Монако.
– Не поверите! Два раза!
– Поверю. Господь, если даёт, то полной пригоршней. Если бриллиант, то самый большой. Если яхта то самая большая. Если женщина… Скажите, Миша, а дам в шампанском купали? Ха-ха…
– Купал!
Опускаются фермы моста, Скрючившись от пронизывающего ветра два оборванца – Рутенберг и Терещенко – переходят пустой мост. Идёт снег.
Санкт-Петербург. Зимний Дворец. Раннее утро
Через разбитое окно Рутенберг и Терещенко пробираются в пустой Зимний Дворец. По заснеженной лестнице они поднимаются на второй этаж. Заходят в столовую. Через разбитые окна намело снег. Терещенко проходит вдоль стены. Дует на замерзшие руки. Отодвигает сломанные кресла. Засовывает руку в щель между панелями. Ничего. Выламывает панель. Но от этого папка скользит по балке в глубину. Падает в пыль на межэтажное перекрытие. Но этого Терещенко и Рутенберг не видят. Треск привлекает внимание. В столовую с ружьём в руках заглядывает старик-сторож:
– Это что за безобразие! Сейчас рабочую милицию кликну. А ну, марш отсюда, архаровцы!
Санкт-Петербург. Тюрьма «Кресты». Раннее утро
Начальник тюрьмы осторожно из-за занавески выглядывает в окно. Сквозь пелену падающего снега на углу чернеет автомобиль. Ждут выхода Терещенко и Рутенберга. Потом из машины выходит человек. Подходит к проходной тюрьмы, что-то спрашивает. Машина уезжает. Начальник тюрьмы крестится.
Санкт-Петербург. Зимний Дворец. Комната сторожа. Раннее утро
В печке горит огонь. Чайник на плите. На топчане сидят Терещенко и Рутенберг. Блики огня на лицах. Пьют чай.
– А все картины комиссары снесли в подвалы и запечатали. Опять же только подвалы и топим. А Дворец весь на ветру. Вы, господа, грейтесь, а я пойду. Машина с углём обещана.
Уходит.
– А почему бы нам, Миша, не бросить на хер этот холодный Петроград и не податься в родную Украину. Мы ведь оба родом оттуда. Отобьем её у Ленина, сделаем её независимой. Вы будете министром. Сразу и финансов и иностранных дел. А я при вас евреем. И ещё инженером по электрической части.
– Нет уж, увольте. В политику я ни ногой. Никогда! – качает головой Терещенко – Осталось у меня есть только одно дело.
– Выбросьте из головы этот бред!
– Нет! Я должен! Иначе… Не прощу до скончания века. Мне говорили про вас, что вы даже крестились, а потом… Через позор и плевки, вернулись в иудаизм. К своим.
– Я бы не сказал, что к своим. К себе – да. Послушайте, родной…
– Не уговаривайте. Это моё твёрдое решение.
– Ну, тогда зачем мы вышли из тюрьмы так рано?! Надо было выспаться, выйти по расписанию и нас бы прирезали там прямо у проходной. Нет! Я вас заклинаю! В конце концов, я вас просто не пущу!
– Пётр Моисеевич! Тогда я умру от стыда.
– За что?
– За всё, что… И потом я должен посмотреть ему в глаза!
– Вы понимаете, что это, скорее всего, будет последний взгляд в вашей жизни.
– Ну, как любит сложно выражаться мой приятель Александр Блок «Я не буду стараться быть убитым» Вот, Пётр Моисеевич, адрес. Поручик Чистяков надёжный человек. Он ждёт меня. Объясните, что я приду попозже. Вас переправят…
– Но вы?!
– А что я?! У меня с господином Ульяновым джентльменское соглашение.
– Вы клинический идиот, Миша. Я восхищаюсь вами. Мне казалось, что такие уже не рождаются, – Рутенберг обнимает Терещенко. – Убереги вас, Господь! Был рад с вами познакомиться, господин Терещенко. Спасибо за адресок. Попробую. А то ведь загонят, как зайца борзые.
– А вы куда, Пётр Моисеевич?
– А куда стремится всю жизнь еврей, делая при этом глупые прыжки в сторону? В Иерусалим! Поеду я, Михаил, в Палестину. Недаром же мне Господь в тюрьме этот курс гидродинамики подсунул. Напоминает, что я всё-таки инженер.
Рутенберг достаёт из котомки книгу «Курс гидродинамики», бережно прижимает к груди:
– Здесь свет не скоро понадобится. А там самое время строить электростанции.
– А я поучаствую в финансировании.
– Вы сначала поучаствуйте в своей судьбе. Не ходите, Миша. Ну, хотите, я как бывший христианин… Христом Богом молю!
Санкт-Петербург. Дворцовая площадь. Утро
С высоты каменного Ангела, венчающего Александрийскую колонну на снежной целине Дворцовой площади две фигуры. Они обнимаются и расходятся в разные стороны.
Ссутулившись от пронизывающего ветра, идёт Терещенко. Рутенберг останавливается и долго смотрит ему вслед… Снежная позёмка.
ДИКТОР:
Рутенберг Пётр. Уедет в Палестину. Построит там в 20-х годах первые электростанции. Создаст и возглавит, существующую и поныне в Израиле, Электрическую компанию. Один из создателей отрядов самообороны «Хагана», предшественницы Армии обороны Израиля. Член комитета при первом премьер-министре страны. Умрёт в Израиле в январе 1942 года.
Санкт-Петербург. Смольный. Штаб. Кабинет Ленина. Утро
Ленин. В кабинет входит Радек. Разводит руками.
– Учитель, встреча Терещенко у тюрьмы сорвалась. Они с Рутенбергом ушли раньше. Начальник тюрьмы делает круглые глаза. Мол, приказ на освобождение ведь вчерашний… Что делаем?
– Да, хрен с ним с этим юнцом! Действительно, вчерашний день! Давайте к делу…
Входит секретарь Горбунов:
– К вам настоятельно пробивается какой-то гражданин. Те-ре-щ-е-н-ко. Ленин с Радеком переглядываются.
– Как зовут?! – спрашивает Радек.
– Михаил Иванович.
– Пусть войдёт.
Входит Терещенко. Снимает рваную шляпу. Короткая тюремная стрижка. Порванное, подгоревшее пальто, битые ботинки.
– Прошу. Садитесь, – говорит Ленин. – В ногах правды нет. Честно говоря, я не ожидал вас увидеть ещё раз в своей жизни.
– А я вот пришёл, – Терещенко садится.
– Да, сильно изменились. Я привык видеть вас таким… С обложки модного журнала. А тут вы ну просто как люмпен последний.
Ленин выходит из-за стола. На нём чёрный костюм из шотландской шерсти. Белоснежная рубашка. Галстучек красный, в горошек. Английские башмаки. Он становится перед Терещенко, покачиваясь с пятки на носок.
– Умные люди давно уже сориентировались. А вы как-то, не очень, товарищ Терещенко.
– Гражданин!
– Да, уж действительно вы нам не товарищ. Итак, чего изволите?
– Я пришёл посмотреть вам в глаза, Ульянов.
– Ленин! – поправляет Радек.
– Ульянов! Вы не сдержали, данное мне, честное благородное слово. Вы разогнали Учредительное Собрание! Вы узурпировали власть! Вы послали войска в Украину! Так что я свободен от обязательств.
– Голубчик, – произносит Ленин издевательски. – Всё всегда нужно делать вовремя. Ложка ведь дорога только к обеду. Ну, пожалуйста, доставайте свои сранные документы…
Терещенко смотрит на него и понимает, что документов у Ленина нет.
– И куда вы эти бумажки? Всё! – Ленин сжимает свой сухонький кулачок.
– Вот где у нас вся Россия, батенька! Поймите, это был момент. Сегодня уже поздно. Расклейте на всех столбах. Кричите на всех углах. Можете подтереться!
Ленин не выдерживает, прыскает, срывается в смех и детскую считалочку:
– Обманули дурака на четыре кулака, а на пятый кулак вышел Терещен-ко дурак!
В этом «ко» вся ненависть Ленина к свидетелю его слёз. Терещенко вскакивает.
– Да, вы свободны. Бывший министр, бывший банкир, бывший олигарх. И вообще, бывший. Прощайте! – Ленин машинально подаёт руку Терещенко. А тот демонстративно закладывает свои руки за спину.
– Знаете, вы ведь теперь, Ульянов, лицо руконеподаваемое. Человек без чести.
Произнесённое звучит для Ленина, как пощёчина. Он начинает дрожать. Истерично. Пена на губах.
Радек щёлкает пальцами и в долю секунды Терещенко оказывается скрученным двумя латышами, выскочившими из-за ширмы в кабинете.
Ленин придвигается вплотную, готовый впиться ногтями в лицо и цедит:
– Мальчишка!!! Идиот! Не надо путаться под ногами Истории. Раздавим!
– Радеку– К чёртовой матери! Он мне уже не нужен. Вы поняли?!
Радек кивает. Латыши выводят Терещенко через заднюю дверь.
А Ленин носится в бешенстве по кабинету. Чтобы успокоиться, хватает карандаш и листок бумаги. Пишет так энергично, что прорывает лист. И проговаривает в это время сам текст:
Ознакомительная версия.
