— Я слышал, они говорят, что я и есть сумасшедший.
Он протрусил в ворота, и Мелмордха, ухмыляясь, спустился вниз.
— Они так говорят? — Он хлопнул Мюртаха по колену. — Каждый видел тебя, по крайней мере, тридцать раз после того, как ты покинул Кинкору — в соответствии с самыми достоверными источниками ты убил пятьдесят человек. Где ты был?
— Прошел сюда от Коннаэта.
— Раньше. Что было с тобой после того, как ты их убил?
— Я начал идти сюда от Коннэута.
— И как долго? И как тебе удалось добраться сюда без того, чтобы тебя схватили?
— Я ехал верхом.
Мелмордха оглянулся на других людей, стоящих здесь. Мюртах не сознавал, что вокруг уже собралась толпа.
— Ты не видел никаких всадников? — спросил Мелмордха.
Мюртах неловко пожал плечами и отбросил со лба волосы.
— Нескольких.
Все эти люди вокруг вызывали у него настороженность. Мелмордха выглядел раздраженным.
— Им велено останавливать всех, кого они увидят.
— Они не видели меня.
Один из людей, стоявших возле них, неожиданно сказал:
— Это тот самый человек, которого ты ждал, король?
— Это Мюртах-лучник, — сказал Мелмордха. — Глава клана О'Каллинэн.
— Уже нет, — сказал Мюртах. Он слез с кобылы и встал рядом с ней.
— Хм, — сказал датчанин. Это был рослый мужчина и говорил он по-ирландски с сильным акцентом. — Да мой младший сын больше него ростом.
— Твой младший сын больше и Бьорна тоже, — сказал Мелмордха. Все вокруг настороженно засмеялись. — Пошли, Мюртах.
Мюртах последовал за ним, держась рядом с кобылой, которая начала брыкаться среди толпы. Мелмордха замедлил свои шаги так, чтобы Мюртах поспевал за ним.
— Этот здоровенный мужчина Тригги Свенсон, Тригги Белый, из Исландии. Здесь много героев.
— Героев, — повторил Мюртах.
— Ты странный. Если бы я не знал тебя так хорошо, то должен был бы назвать тебя сумасшедшим.
— С той поры, как я покинул Кинкору, я не часто видел людей. А разговаривал только с одним.
— Ладно, пошли, и пусть кто-нибудь подстрижет твою бороду.
Они поднялись по холму к каменной крепости. Здесь было полно людей. Мелмордха приветствовал некоторых из них, обращаясь к ним по имени.
— Мы все будем здесь к Вербному воскресенью, еще не все прибыли. Я слышал, что Верховный король попытается добраться сюда раньше — позже это будет труднее. Вот почему мы выслали наружу всадников.
Мюртах, заинтересованный, поднес руку к своей бороде.
— Этой зимой было холодно.
— Да? Но здесь было неплохо.
Слуга принял кобылу, она стала яростно брыкаться и сопротивляться, пока Мюртах не подошел к ней и не успокоил. После чего слуга уже спокойно увел ее. Мюртах и Мелмордха вошли в каменную крепость.
В помещении сидели несколько человек, окруженные грудой одежд и снаряжения. Все они были датчане, и Мюртах некоторое время колебался, прежде чем войти вслед за Мелмордхой. Он вспомнил то судно, которое видел.
— У тебя есть какие-нибудь стрелы? — спросил он.
— Конечно, — сказал Мелмордха, — а почему ты спрашиваешь?
— Датчане своим видом всегда напоминают мне о стрелах.
Один из сидящих мужчин поднял взор. Он сидел посредине других, на черной медвежьей шубе. Он был не крупнее Мюртаха и такой же темный, на затылке его красовалась позолоченная серебряная корона. На массе густого черного меха он выглядел, как колдун. По короне и одежде из медвежьей шкуры Мюртах предположил, кто это такой и как Мелмордха назовет его.
Датчанин задержал пристальный взгляд на Мюртахе, пока тот не подошел почти в упор, и тогда, улыбаясь, отвел глаза. Мюртах пошел вслед за Мелмордхой в спальную комнату.
— А это доставили для тебя некоторое время назад, — сказал Мелмордха.
Он отодвинул в сторону груду одежды со стола и поднял вверх арфу Мюртаха. Он протянул ее, и Мюртах поспешил сразу протянуть арфу в свои руки, вызволив их из-под плаща. Он снял с нее чехол. Арфа была расстроена, и он сел, чтобы настроить ее.
— Кто прислал арфу?
Мелмордха достал немного вина и налил.
— Ее принес один человек, который сказал, что ты поймешь, что это означает.
— Он сказал еще что-то? Мелмордха пожал плечами.
— Да, он сказал, что это от вождя О'Каллинэн.
— Больше ничего?
— Что он желает тебе всего хорошего.
— Кто? Вождь О'Каллинэн или человек, который принес арфу?
— Я думаю, они оба.
Мюртах выпил немного вина и продолжил возиться с арфой.
— Откуда он знал, что ты придешь сюда? Мюртах поднял глаза.
— Кто знает? Быть вождем так трудно, может быть. Бог дает нам определенное особое знание, когда мы в этом нуждаемся.
Он опустил арфу и положил обе руки на стол.
— Это Бьорн — Брат Волка был там в зале? — Да.
— Это большая война, если из-за моря зовут таких, как он. Я думал, что он мертв.
— Мы все так думали. Он отплыл от Фаррерских островов сразу после осеннего равноденствия в год, который был перед последним. Он никогда не возвращался обратно, и поэтому все думали, что он мертв, и только немногие из нас не испытали облегчения от этого. Мой племянник, Сигтругг, имел с ним какие-то неприятные дела. Но вот он здесь, улыбается точно так, как всегда, с той же сладенькой невинностью в глазах, и говорит, что он направился искать Землю Обетованную, но не нашел ее. Вместо этого нашел что-то другое, уплыл, вернулся обратно и не смог найти ее.
Мюртах поднял арфу и пробежал пальцами по ее обводам, улыбаясь.
— Быть того не может, чтобы эти датчане ошиблись в расположении целого острова.
— Он клянется, что остров погрузился в море.
— Конечно. Позволь им потерять щепоть земли, и они поклянутся на всей Библии, между этим местом и Миклэгэрдом, что это воля Божья.
— Я рад, что твой язык вернулся к тебе снова, но не говори подобные вещи так громко. Он настоящий дьявол, черт бы его побрал. Он расскажет тебе ложь, ты скажешь ему, что это ложь, и он сможет убить тебя за то, что ты назвал его лжецом.
— Хорош же этот твой друг.
— Это у него в крови, и он ничего не может поделать с этим, я полагаю. Его брат Эйнар Бьорнсон — он был назван в честь своего отца — Бьорна, хочу сказать, в то время, когда его отец еще был жив; это, возможно, имеет какое-то отношение к тому, что Эйнара здесь нет, слава Богу. Они называют его Кровопуск. Ты понимаешь, что это значит. В Ирландии убийц датчан можно пересчитать на двух руках, но Убийцей Датчан называли твоего брата, и это был тяжело заслуженный комплимент.
— Но тут прямо-таки какое-то проклятие. Хуже всего то, что его убил никакой не датчанин.
Мелмордха сказал:
— Я сожалею об этом. Он мне очень нравился.
— О, а я просто обожал его, понимаешь. Я вырастил его; когда он был маленьким мальчиком, он имел привычку следовать за мной повсюду и задавать кучу всяких забавных вопросов. Когда он вернулся обратно, уже после того, как он стал Убийцей Датчан, от меня потребовалось усилие, чтобы узнать его снова. Но он, Сирбхолл, был честным человеком, и это несправедливо, что они убили его. Эта тишина была не той тишиной, когда бываешь в одиночестве.
— Из-за этого ты пришел сюда?
— Да. — Он отпил еще немного вина. — То, что я сделал, этого недостаточно. И это была только часть междоусобицы, в любом случае, так что они могут простить это. Но это другое. — Он кивнул. — Это совсем другое. Я хочу заставить их понять, как отвратительно все это.
Он поставил чашу на стол:
— Как отвратительно все это было.
— Что ж, ты сильно задал им.
— Я не хочу говорить об этом.
— Бьорн говорит об этом с восхищением.
— Скажи ему, что не стоит восхищаться. Если он послушается, то я сложу о нем песнь и буду распевать ее по всей Ирландии от моря и до моря.
Мелмордха улыбнулся.
— Ладно, пошли, у меня есть одна женщина, которую я напущу на твою бороду. И тебе нужна новая одежда.
— Годится. Никогда больше мне не придется слышать песен об объявленных вне закона, которых хорошо кормят и одевают. А вино — я ничего не пил так долго, кроме чистой воды, — оно ударило мне в голову.
После того как его борода была сбрита, а волосы подстрижены, он лег спать. Мелмордха разбудил его, когда наступили сумерки, и они прошли в зал поужинать. Все мужчины собрались за столом, и маленький смуглый человек в позолоченной серебряной короне говорил. Все остальные слушали, ловя каждое слово, словно в них заключалось их спасение. Мюртах перешагнул через скамью и сел в восьми или десяти человеках от Бьорна. Он перекрестил свое мясо и откинулся, чтобы дать возможность слуге налить ему мед. Без бороды и длинных волос он чувствовал себя свободнее и чище.
Бьорн говорил на смеси ирландского и датского, на котором они говорили на Южных Островах, где он вырос. Мюртах слушал некоторое время, пока не осознал, что Бьорн говорит так, чтобы остальные все внимали ему и показывали ему, как они его боятся. Мюртах начал есть. И почти тут же Бьорн перестал говорить.
