– Так и было, – подтвердила Мария и повернулась к Павлу.
– И все-таки, мне кажется, я смогу ответить на твой вопрос. Он еще кое-что говорил.
Мария, задумавшись, умолкла, но ненадолго.
– Он говорил, для того, чтобы осознать Бога внутри себя, нужно от многого отказаться. От обычных представлений, на которых мы строим свою жизнь, от всех догм. От нашей гордыни, и, вероятно, это сложнее всего – отбросить чувство вины и забыть о наших ошибках. Рождение Бога в наших сердцах – великая мука, говорил Он.
Она снова ненадолго замолчала и обратилась к Павлу:
– Бедным, больным и обездоленным уже пришлось это сделать.
Павел кивнул, Маркус записал. Варнава поинтересовался:
– Как же это возможно?
– Он ведь говорил об этом. «Я с вами всегда».
– Ты права, – взволнованно согласился Павел. – Теперь Христос живет во мне.
Мария немного подумала и обернулась к Петру.
– Симон Петр, ты должен знать: одно или два слова в арамейском обозначают веру?
– Только одно.
– В греческом таких слов два: «вера» и «доверие». Может быть, именно доверие подразумевал Иисус, говоря: «Вера твоя помогла тебе».
Павел выглядел обескураженным.
– Но есть ли разница?
Мария коротко рассмеялась и ответила:
– Я знаю на собственном опыте.
Возникла долгая пауза, но потом Мария вновь заговорила:
– Я немногое помню из путешествия к побережью. Я была в смятении. Но то, чему я была свидетельницей, обрело полную ясность. Я, кажется, поняла, как происходили Его чудеса. У Него было время остановиться.
– Но, Мария, милая, – возразил Варнава, – ни у кого из нас нет времени, чтобы стоять на месте.
Мария улыбнулась и ответила:
– А у Него было, Варнава. Он встречал страждущего, смотрел прямо в его душу, как в вечность. И там они встречались и достигали полного единения. И происходило чудо. Понимаешь?
Было тихо. Мария продолжала:
– Помню, я думала, что именно это единение и есть любовь.
– Ты имеешь в виду, что именно способность останавливать время отличала Его от прочих людей?
– Варнава, ну почему же ты все так буквально воспринимаешь? То, что отличало Его от нас, – это осознание того, что Он пребывал в Боге, а Бог в Нем. Петр, ты должен помнить, как Он говорил о свете. Тот, в ком есть свет, не станет прятать его. Он имел в виду, что именно это мы и делаем. У нас есть знание, но мы не даем возможности этому свету засиять.
– Сначала ты говорила, что Он слышал голос Бога, а теперь твердишь о свете.
– Но Он ведь всегда находил новые метафоры, чтобы нам было понятнее. Я не думаю, что какой-то голос говорил с ним на обычном языке. Помню, в самом начале я спросила: почему Он уверен, что Его внутренний голос – голос Бога? А Он просто ответил: «Я знаю это».
Терентиус и Кипа отправились на гностическое собрание, поэтому Леонидас и Мария ужинали по-простому, в кухне. У Марии был скверный аппетит, и Леонидас с тревогой поглядывал на нее. Она побледнела от усталости.
– Я чувствую себя разбитой, – пожаловалась она.
Леонидас еще больше встревожился, жена никогда не жаловалась. Как и все в Антиохии, грек боялся чумы, которая могла поразить город после долгого и жаркого лета.
– У тебя жар?
– Нет, я всего лишь устала.
Мария рано ушла спать, но Леонидас сидел рядом с женой до тех пор, пока не убедился в том, что она уснула. «Для нее это чересчур», – в смятении подумал он и решил остаться дома на следующий день, когда придут апостолы. Марию обрадовало его решение. Она хорошо отдохнула утром и лишь ненадолго вышла прогуляться в сад.
– Сегодня в моей голове светло, – сообщила она. – В такие благословенные моменты нет ни раздумий, ни странных мыслей.
Но беспокойство вновь овладело ею перед приходом апостолов. Когда они устроились в беседке Мария еле удержалась от того, чтобы взять Леонидаса за руку. Настроение пришедших было не таким, как обычно. Присутствие Леонидаса заставило их надеть маски гордости и достоинства. Ведь они вели речь о сложных вещах, чтобы собрать воедино фрагменты учения Иисуса и придать им завершенную форму.
Леонидас подмигнул Марии:
– Я вижу, твои братья хотят, чтобы ты была немного точнее. Они хотят знать факты.
– Вам же известно, что заповеди Иисуса – не просто факты.
– Но это никоим образом не означает, что апостолам они не нужны.
Марии показалось, она слышит смех Иисуса. Теперь она сама оказалась в Его положении, только не обладала способностью живописать в речи противоречивые, захватывающие и значимые картины.
Павел хотел быть точным:
– Говорят, когда Иисус странствовал по дорогам близ Тира, Он встретил хананеянку, которая хотела вылечить свою дочь. Он сказал ей, что послан к заблудшим овцам стада Израилева и не может отобрать хлеб у ребенка и скормить псам.
Мария покраснела от негодования:
– Это неправда! Я была там и знаю. Это женщина говорила, а не Он. Она была в отчаянии и в надежде разжалобить Иисуса произнесла те унизительные слова о собаках, выпрашивающих кусок возле богатого стола. Но Он и так был исполнен сострадания, поэтому просто сказал: «Вера твоя помогла тебе».
Мария оглядела гостей, взгляд остановился на Петре.
– Ты ведь знаешь, что Он никогда бы не сказал ничего подобного. Он долго и внимательно говорил с самаритянкой у колодца. Он как брата принял грека Леонидаса. Он ни минуты не сомневался, прежде чем войти в дом римского офицера в Капернауме и излечить больного слугу. Это римлянин хотел Ему воспрепятствовать. «Скажи слово, и мальчишка выздоровеет».
Симон Петр молчал. Мария хлопнула ладонью по столу:
– Тебе отлично известно, что Он никогда не делал разницы между мужчинами и женщинами, язычниками и иудеями.
Варнава решил поддержать Петра:
– Мария, тем не менее ты не можешь отрицать, что Израилю было суждено стать колыбелью христианства.
– А также его гробом, сейчас это можно гораздо чаще услышать, – ледяным голосом произнес равви Амаха.
– Я тоже слышал о том, что Пилат позволил решать народу, – заметил Леонидас. – Но это так нелепо, что никто бы не поверил. Вы думаете, римский прокуратор пошел бы на поводу у ревущей толпы? Иисус был осужден за подстрекательство к бунту и приговорен к распятию – форме казни, которую используют только римляне.
Симон Петр взял слово:
– Говорят, Пилат умыл руки.
– Во имя всех богов! – вскричал грек. – Я знаком с Понтием Пилатом, холодным, жестоким и надменным. Римлянин худшего сорта. Он презирает иудеев. Стал бы он взывать к толпе ради спасения жизни безумца! Это глупо, – заключил Леонидас и ударил кулаком по столу. – Можете себе представить римского прокуратора, умывающего руки из-за того, что пришлось осудить на смерть иудея? Вам точно также, как и мне, известно, что Пилат позволил распять тысячи иудеев. А это умывание рук – не более чем иудейский обычай, о котором узнал Пилат.
Тишина в беседке стала тяжелой, непроницаемой. После длительной паузы Леонидас заговорил:
– Я понимаю, что сейчас жизнь Иисуса быстро обрастает мифами, но некоторые из них поражают меня своей пошлостью. Как, например, Его рождение от непорочной девы.
– Я никогда не говорил подобного, – ответил Павел, – но знаю, что в некоторых кругах эта легенда популярна.
Варнава перехватил инициативу:
– Мария, ты когда-нибудь слышала, чтобы Иисус говорил о своем происхождении?
– Нет. Однажды Он сказал, что Его отец, Иосиф, был добрым и справедливым человеком. Однако добавил, что отец не знал Его.
Мария на секунду задумалась. В голосе женщины слышалось сомнение:
– Случилось что-то другое, что-то, что… Это было, когда я говорила с Его матерью, и она рассказала, что ей было всего пятнадцать, когда родился Иисус… Она как будто о чем-то вспоминала. Но потом замкнулась и начала жаловаться на то, что никогда не имела влияния на сына.
– Тут замешан мужчина, – предположил Леонидас.
Апостолы выглядели испуганно.
– Как бы ты сформулировал Его моральные заповеди? – спросил Леонидаса Варнава.
– Его учение в основном строилось на древней мудрости. Но Иисус сумел так поразительно ее адаптировать к новой действительности!
– Что ты подразумеваешь под древней мудростью?
– Заповеди Моисея, имеющие большое сходство с законами Хаммурапи. Если не принимать в расчет древних египтян. Известно ли вам, что умерший будет держать ответ перед Озирисом, встретившись с ним в Царстве Мертвых? Мария, у тебя хорошая память, ты можешь вспомнить.
Она минуту колебалась, но все же произнесла:
– В общих чертах я помню так: «Господь Истины, тебе открываю я правду… Я уничтожил зло в себе. Я не убивал, не приносил горя. Я не заставлял никого голодать, не держал в страхе, не кичился своим именем. И я никогда не подвергал сомнению существование Бога».
