— Молодец, — тут же похвалила Клавдия Андреевна. — Она у меня такая смышленая. А теперь, Светочка, идите со Снегурочкой в комнату. Поиграйте около елочки, обменяйтесь подарками. А мы с Дедом Морозом пошепчемся чуть-чуть в кухне.
Василий Егорович двинулся за мамой, мучительно припоминая, где он слышал эти навязчивые детские стихи. На кухонном столе стояла толстая оплывшая свеча, а рядом — на плоской тарелке — два больших хрустальных фужера, до краев наполненных бесцветной жидкостью. Несколько бутербродов с ветчиной и кривым сыром давно ожидали Деда Мороза.
— Василий Егорович, я вас так ждала сегодня, — пролепетала душным шепотом Клавдия Андреевна, протягивая ему огромную хрустальную емкость.
— Что вы, Клавдия Андреевна, — засмущался Василий, снимая усы и бороду. — Это как-то неожиданно…
— Это — за Новый год, — двусмысленно улыбнулась она, — и за нашу дружбу. Давайте вместе, до дна… Закусывайте, пожалуйста.
Василий Егорович закусил уголком сыра и почувствовал жгучее тепло, мгновенно разлившееся по телу.
— Спасибо, Клавдия Андреевна, вы так любезны.
— Ну что вы! Это вам спасибо. Вам сегодня предстоит такая тяжелая работа. Все празднуют, а вы, понимаете ли, на боевом посту.
У нее на глазах готовы были появиться слезы благодарности, но, поскольку Василий уже повернулся спиной и двинулся к выходу, она решила попридержать их для другого раза.
— Василий Егорович, — досказала она самое главное уже в дверях, — Когда обойдете всех, заходите снова ко мне. Не стесняйтесь: Светочку я уложу спать. Посидим, знаете ли, по-дружески. Подведем итоги…
— У меня еще четырнадцать квартир, — оправдывался Василий, надевая на плечи мешок.
— Ничего страшного. Дела — делами, а потехе тоже нужен свой час. Я жду вас.
Дом № 3, кв. 88. Сын — Коля. Родители — неизвестны. Открывает дверь седая бабушка с буклями и бельмом на глазу. Сзади маячит худой мальчик с косым глазом. Оба смотрят подозрительно и в квартиру не приглашают. Василий Егорович для установления дружеского контакта стучит несколько раз палкой. Сова высвечивает выпученные глаза. Все вроде бы по сценарию. И тут Коленька вдруг завизжал от страха, а бабка от испуга сделала шаг вперед. Василий случайно дыхнул на нее всем объемом легких. Бабушка обмякла и сразу же успокоилась: свой! И впустила в квартиру. Коленька же от страха забился под диван и категорически отказывался покидать свою крепость. Снегурочке пришлось лечь на пол для того, чтобы передать ему подарок и прочесть новогоднее четверостишие. Коленьку стихи напугали еще больше, чем сова. Он продолжал безнадежно визжать.
— Бабуля, — пояснил Василий Егорович авторитетно, — за новогоднюю реакцию ребенка мы ответственности не несем. — И пошел уверенным шагом в кухню, повинуясь быстро сложившемуся рефлексу.
К его удивлению, на кухонном столе не было ни свечей, ни фужеров.
— Какие у вас милые обои, — разочарованно протянул он, — и все в цветочках.
Случайный выстрел попал в „десятку”. Так часто бывает в жизни.
— Вам нравятся? Правда? — бабуля вся вспыхнула от гордости. — А какие вазоны! Представьте, я сама выбирала. Сын говорил, давайте купим попроще, в полосочку. А я говорю — никогда!
— Правильно! — поддержал Василий. — Полосочки сейчас не в моде. Только вазоны! Таня — на выход! До свидания, бабуля.
Следующим был слесарь Михаил Евсеевич Никифоров с безымянным ребенком.
— Ну, с этим будет попроще, — подумал про себя Василий.
На деле все было еще проще, чем думал. Квартира — насквозь холостяцкая. Ни жены, ни детей у Михаила Евсеича никогда не было. Просто он решил под Новый год выпить пару стаканчиков с настоящим Дедом Морозом. А в качестве подарка собственноручно упаковал бутылку „Столичной”. В центре единственной комнаты, вместо елки, стояла неубранная кровать. Снегурочку оставили в прихожей для повторения стихов, а сами дружно прошли в кухню. На столе были гостеприимно приготовлены два непромытых граненых стакана и три бутылки водки. Василий добавил к ним четвертую, подарочную. Но это не все. В тарелке китайского фарфора с экзотическими рыбками блестел прямоугольник из холодца по два рубля восемнадцать копеек.
К празднованию приступили сразу, без лишних слов. После первого новогоднего тоста с заключительным словом „будем”, перешли к обсуждению политического конфликта в районе Карибского моря, который давно завершился мирным исходом.
Михаил Евсеич выступил первым.
— Кеннеди все-таки был неправ. Как ты считаешь, Василий?
— Еще бы! Тут и считать нечего. Посудите сами, если бы он был прав, разве мы бы сейчас вот так сидели в этой кухне и мирно выпивали? Да никогда.
— Вот именно. Подумаешь: ракеты, ракеты… Больно напугал нас.
— А вот Никита наоборот оказался прав. Как ты считаешь, Михаил?
— И не просто прав, а тысячу раз прав. Да если бы он был неправ, нам бы сейчас не сидеть за этим столом. Это как пить дать! А может, еще по разу?
— Нет, Мишаня, не могу. У меня впереди еще двенадцать квартир.
— Елки точеные! Как же ты выдержишь, Вася?
— Что делать? Надо держаться. Поручили.
— Ну ладно, Василий. Походи немного. А потом — снова ко мне. Допьем. Ко мне еще Витек должен подгрести попозже. Посидим втроем, обсудим конфликт до конца. За Фиделя Кастро надо выпить…
На улице впервые пришлось опереться на снегурочкино плечо. Квартира 64. Дом вроде тот же. Заместитель начальника отдела Миронов подозрительно оглядел Деда Мороза с ног до головы. Василий стукнул палкой, но кнопку нажать забыл. Стукнул еще раз. Миронов миролюбиво посоветовал:
— Идите домой — проспитесь.
Василий молча протянул ему подарок и добродушно икнул. Дверь захлопнулась. На улице Василий Егорович почувствовал необходимость смены тактики и решил сократить рабочую новогоднюю бригаду до одного человека. Проводил Таню до подъезда, сдал на хранение палку, сову и мешок с подарками.
— Спасибо, Танюшка, за содействие. Дальше я уже сам как-нибудь управлюсь. С Новым годом!
Дом № 3, кв. 46. Что-то родное. Она без шелка, в синем запахнутом халате с большими желтыми птицами:
— Здравствуйте, я вас так ждала.
Ах какие фантастические, волшебные слова! Василий Егорович сразу расцвел. А в кухне — те же одинокие фужеры.
— Ну давайте теперь за любовь. На брудершафт!
— Клава, какая вы нежная. Хоть не уходи.
— А вы и не уходите.
— Не могу, у меня еще четырнадцать квартир.
— Ну, а потом — сразу ко мне. Обещаешь?
— Слово — закон!
— Не возись долго с каждым. С Новым годом, и все, и дальше.
— Я постараюсь.
Бабуля дверь вообще не открыла. Подумаешь: вазоны! А вот Никифоров — настоящий друг. Сразу открыл.
— Здорово, Мишаня!
— Я не Мишаня, я Витек!
— Понятно. А где Мишаня?
— Заснул. Умаялся бедняга. Силы у него уже не те. — пожалел его Витек. — Ну пойдем в кухню, трахнем по стаканчику.
Трахнули. Закусить нечем: холодец закончился.
— Ну я пошел, Витек. У меня еще работы невпроворот.
— Не забывай-то друзей, захаживай периодически.
На улице Василия совсем развезло. Но до знакомой двери дошел:
— Здравствуй, Клавочка. Здравствуй, дорогая.
— Наконец-то! А я жду, жду. Думаю придет или не придет? Загадала на картах. Дали ответ — придет!
— И вот он я, здесь! Я, Клавочка, не мог не придти. Меня чувства вели. Сильные. Ты понимаешь меня?
— Как я тебя понимаю, Вася! Фужеры, как всегда, были наготове.
— Давайте, Клавдия, выпьем за нас и наших детей.
— Как, у тебя тоже есть дети? — изумилась Клава. — Когда, сейчас?
— Да.
— Сейчас, нет. Но будут, Клава, будут. Попозже. Это я тебе обещаю. Вот только обойду по списку, а потом — сразу к тебе.
Клавдия Андреевна взгрустнула от предстоящей новой разлуки. Около самой двери она слегка прижала его к стене мягкой грудью и простонала:
— Милый!
На свежем воздухе в разных направлениях перемещались толпы Дедов Морозов. Кто-то из них, покрепче, и довел Василия Егоровича до общежития…
Шестого января состоялось общее собрание трудового коллектива. Празднование Нового года проходило в повестке дня под рубрикой „Разное”. Слово для отчета по данному вопросу было предоставлено члену профкома по социальным вопросам Клавдии Андреевне Смирновой. Она взошла на кафедру и положила перед собой стопку мелко исписанных листков.
— В этом году мы задействовали трех Дедов Морозов из нашего коллектива. Большинство из них успешно справились с порученной задачей. Особенно хочется отметить Василия Егоровича Пяткина. За одну новогоднюю ночь он обслужил… Кстати, я попрошу поднять руку тех, кого успел обслужить наш молодой специалист.