и народный трибун выражают подобное мнение, какое право имею я, простой смертный, сомневаться и не верить им?
Сатурнин остановил взгляд на этрусской надписи, выгравированной на чаще с вином, и задумчиво произнес:
– Если серьезно, то Главк, действительно, прав. Говорю так, опираясь на собственный опыт. Когда я впервые победил на выборах и стал трибуном, то вынес на комицию один законопроект, предусматривающий расселение городских жителей в провинции, чтобы каждому предоставить участок земли и тем самым решить проблему занятости народа, чтобы каждый своим трудом кормил себя и свою семью; ведь всем известно, что Рим перенаселен, и государству трудно содержать такое количество бездельников. По своей неопытности и наивности я полагал, что этим заслужу симпатию и поддержку народа, а получилось наоборот: возмущенные квириты чуть не разорвали меня на части – как это я посмел свободных граждан выслать из города и обречь их на рабский физический труд в деревне. Мои тогдашние оппоненты-сенаторы прямо-таки и заявили мне: «Труд – удел раба, он оскорбителен для свободного человека». Вы смеетесь, а мне в тот день чуть голову не снесли. Так и выходит: эти бездельники трудиться не хотят и только горазды требовать от государства хлеба и зрелищ. По их мнению, именно такая жизнь и подобает свободным гражданам, и если мы им хлеба не дадим, скорее подохнут от голода, чем сами пошевелят руками, чтобы добыть этот хлеб.
– Человек имеет право быть лентяем, бездельником, необразованным, и даже тупым – это и есть свобода, – убедительным тоном произнес пьяный Главк.
Это последнее замечание вызвало общий смех.
– Иногда я искренне удивляюсь, как этот никчемный народ смог захватить весь мир и создать такую империю, – продолжал свою мысль Сатурнин, когда все вокруг поутихли.
– Эту империю создали наши предки с волчьей породой. Теперь волки перевелись, и остались одни ослы, которые кроме как реветь – больше ничего не могут, – тоскливым голосом произнес Манилий.
– Но Рим – великий город, вечный город. Что бы там ни говорили, мы – властители мира, разве этого мало? – спросил Главк.
– Ха! – вызывающе усмехнулся трибун и одним глотком осушил кубок с вином.
– Печально, что Рим перестал быть похож на город наших отцов, – поддержал Манилии Сатурнина, – на форуме кого только не увидишь: неуклюжих галлов, рыжих германских варваров, толстогубых арабов, и только нас, римлян, становится все меньше и меньше. Если так продолжится, мы потеряем этот город.
– Чушь ты говоришь, Луций, – возразил Главций, – Рим тем и велик, что вбирает в себя все народы вселенной. Он велик даже своими пороками и уже никогда не стванет таким, каким был во времена наших предков. А как вы хотели, раздвигать границы империи – это и означает, что сюда стекутся смуглые сирийцы и женятся на наших девушках; приедут египетские жрецы и построят здесь свои храмы, а бородатые евреи будут молиться в нашем городе своему единому богу. Ты же сам себе противоречишь, Луций. Хочешь великую империю, и чтобы в этой империи кроме римлян никого не было. Ха, так не бывает.
– Просто я люблю Рим, это мой город, и я не хочу, чтобы он умер, – возразил Манилий.
– Ерунда, Рим – великий город, и он не умрет никогда.
– Возьмем хотя бы Гай Мария, – следовал ходу своих мыслей Главк. – Сын простого крестьянина, от рядового легионера дошел до шестикратного консула, спас Италию от нашествия варваров, ему благодарный народ дал титул третьего основателя Рима. Как видите, и в наше время рождаются великие люди.
– Ну и где сейчас твой великий человек, Главк? – спросил Сатурнин. – Я тебе скажу, где, сенат от него попросту избавился, выслав в далекую провинцию сторожить границу. Этому великому городу сегодня не нужен великий человек, вот и Марий оказался для Рима лишним.
В это время в атрий вошли музыканты и танцовщицы, и зал утонул в сладких звуках музыки. Беседа прервалась, и гости повернулась к выступающим.
Пир продолжался до позднего вечера. Уже светало, когда выпившие гости с шумом вышли на улицу и через спуск Виктории направились в сторону форума. Большинство из них жили здесь же, на Палатине, и только Диогену предстоял еще длинный путь: он снимал две комнаты в Субуре, поэтому Луций решил проводить гостя до дома. Лунный свет тускло освещал крыши из красного терракона, и как на ладони были видны отсюда, с Палатинского холма, форум, кварталы Субуры и Эсквилина, своим многообразием вызывавшие в наблюдателе невольное восхищение. Но для молодых людей, выросших в этом городе, это была самая обычная картина. Сатурнин сел на верхнюю ступень лестницы Весты и мутным взглядом уставился на раскинувшийся перед ним спящий город.
– Какая тишина стоит вокруг, не могу больше переносить эту тишину, – с тоской произнес он.
– Еще ночь, город пока не проснулся, – попробовал утешить трибуна Манилий.
– Если тебе не по душе тишина, я могу закричать, и все римские собаки залают вслед, – предложил Главк.
– Дурак, я не ночную тишину имел в виду. Здесь кричи – не кричи, все равно тишина. Еще немного, и от тоски и скуки сойду с ума.
– Сатурнин, ты пьян, иди лучше домой и выспись.
– А что я буду делать дома? На днях сон видел, будто на Капитолии извержение вулкана произошло. Горячая лава покрыла и уничтожила весь город. О, боги, молю вас, пошлите этому городу извержение вулкана или хотя бы землетрясение для разнообразия!
Главций схватил пьяного трибуна, помог встать на ноги и нетвердым шагом повел к себе домой.
Манилий и Диоген остались одни. Они спустились по лестнице Вестфалок, обойдя стороной храм Весты, прошли узким переулком между дворцом царей и домом верховного жреца на Святую улицу. Уже светало, и немного непривычно было видеть опустевший и тихий форум. Вскоре, миновав площадь и базилику Эмилия, вышли к Субуре.
Кто не знает в Риме, что такое Субура? Позор Рима, его зловонная яма, обратная сторона блеска и величия вечного города, квартал, которого респектабельные жители Палатина и Квиринила с опаской обходят стороной. Здесь, всюду невообразимое нагромождение грязных и безобразных домов, тесных и полутемных улочек, утопающих в мусоре и грязи. По этому мрачному, не гостеприимному кварталу только местные жители да еще такие головорезы, как Манилий, могли спокойно расхаживать в любое время суток. Несмотря на ранние часы жизнь здесь уже кипела: такого многолюдья в Риме больше нигде не было. Субура – как отдельное владение, достаточно хоть раз
