следует его разглядеть, как к нему обратился один из младших офицеров.
– Господин полковник! К нам пришёл командир роты крестьянского коммунистического полка красных. Говорит, что привёл роту для сдачи.
Смолин оживился:
– Фронтовик? Ну, говори, как и что!
– Командир роты унтер-офицер Басов. В войну воевал на северо-западном фронте. Вот тут посовещались с солдатами и решили, что хватит проливать свою кровушку. Сдаёмся.
– Хорошо. Я рад, что ещё одни русские перестанут стрелять в таких же русских! – И Иннокентий Семёнович пожал протянутую руку красному командиру. – Отправьте с ним полуроту для разоружения! – приказал Смолин своим бойцам.
На шум вышли проснувшиеся Цветков и Казагранди. Цветков выругался:
– Верите всякой сволочи!
На что Иннокентий Семёнович возразил:
– Сдался же целый батальон под Режем… Есть и другие факты перехода красных на нашу сторону, ведь далеко не весь русский народ пошёл за деятелями Третьего интернационала.
Но вскоре послышались выстрелы в той стороне, куда для разоружения отправилось человек сорок сдающихся. Вскоре они вернулись и наперебой стали рассказывать, что произошло. Когда подошли к позиции красных, командир вдруг вырвался вперёд и скомандовал:
– Огонь по белым гадам!
Но красные, видимо, не ожидали, что командир ведёт противника, и это спасло не подозревающих подвоха белогвардейцев.
Цветков, матюгнувшись, скомандовал тревогу, и приказал строиться.
– Коля, если это Крестьянский коммунистический полк, то нужно готовиться, бой будет жестокий! Но всё же никак не пойму, как он здесь оказался… Ведь сегодня моя колонна должна вести с ним бой! Конечно, я наломал дров, нужно было бы допросить этого типа, а я расчувствовался, поверил! – взволнованно выговаривал сам себе Иннокентий.
– Ничего, господин полковник, мои бойцы справятся, – успокаивающе ответил капитан.
– Ладно, Коля… Цветкову в лес не углубляться! На полях сейчас же вырыть окопы! Приготовить артиллерию! Одно орудие на высоту, там же вырыть пулемётные гнёзда! Другое орудие установить на лугу! Приготовить мне наблюдательный пункт с навесом! – приказал Смолин, усилием воли взяв себя в руки.
* * *
После прибытия в город сильно поредевшего Алапаевского полка красноармейцы получили два дня отдыха, а начальство занялось переформированием и сведением полка в батальон, чтобы снова бросить его в бой. Теперь уже в последний для него. В то время положение красных на северо-востоке продолжало ухудшаться, несмотря на то, что был отбит у противника Нижний Тагил. Со стороны Режа, пройдя по бездорожью несколько десятков километров, с юго-запада к Алапаевску прорвался Особый полк 7-й Уральской дивизии горных стрелков. Им командовал капитан Модест Андреевич Демишхан. Этот полк состоял из крестьян села Покровского, режевских и алапаевских рабочих, недавно перешедших в составе целого батальона на сторону белой Сибирской армии. Усугублялось это тем, что полк состоял в общей своей массе из бывших фронтовиков, которые, надо сказать, умели не только держать в руках оружие, но и хорошо воевали. На этом участке белые остановились всего в нескольких верстах от города. И, что ещё хуже, не только от города, но и от железной дороги, связывающей Алапаевск с Нижним Тагилом, а также бригаду Васильева с основными частями 3-й армии. Создалась угроза её окружения.
Роман после прибытия в Алапаевск, удручённый тем, что не довелось побывать дома в родной деревне, отправился на розыски дяди, который, по полученным сведениям, находился в городе. Зайдя к военкому Павлову, он узнал, что Василий Иванович по заданию самого комиссара по финансам Сыромолотова занимается эвакуацией ценностей, а в настоящее время решает какие-то вопросы с председателем Алапаевской чрезвычайки. Взяв пропуск у военкома, Федорахин направился туда.
Часовой, стоявший у входа бывшего волостного правления, взглянул на пропуск и, лениво растягивая слова, заявил:
– Председатель занят, к нему какой-то важный комиссар пожаловал.
– Этот-то комиссар мне и нужен! – окрылённый гордостью за дядю, ответил Федорахин.
Зайдя в приёмную ЧК, он услышал за дверью громкие голоса, в одном из которых узнал голос дяди.
– …отобранные у них ценности должны быть выданы государству, они не принадлежат ни городу, ни вам! – срываясь на повышенный тон, чеканил Василий.
– Но мы через кооперативы распродали их населению, и как сейчас быть? Как вернуть? – одновременно заискивающе и растерянно бормотал грозный чекист.
– Обо всём случившемся я доложу самому комиссару. Да что там комиссару – самому Ленину!
– Подождите! Может, мы что-нибудь ещё придумаем!
– У вас мало времени, товарищ председатель! – снова перебил Говырина Федорахин.
– Василий, мы всё сделаем за пару дней!
– Даю вам сутки, Коля! Пойми меня правильно, я тоже должен по-своему отчитаться за это дело.
Видимо, слегка успокоившийся чекист отдал кому-то по телефону приказ принести чай. Тут уж Роман понял, что ещё неизвестно, сколько придётся ждать, и робко постучал.
– Кто там ещё! Войдите! – услышал красноармеец недовольный голос.
Роман вошёл. Суровость на лице Василия Ивановича, которую успел заметить Федорахин-младший, сменилась приветливой улыбкой. Дядя встал из-за стола, обнял Романа и, обращаясь к Говырину, сказал:
– Вот растёт смена! По нашим стопам пошёл, за наше общее дело воюет. И как воюет! Героем себя показал с белочехами, да и теперь геройски дрался под Голубковским. Мне Швейцов про него рассказывал.
Федорахин расхваливал племянника, а Говырин, обрадованный сменой темы и переменой настроения уполномоченного комиссара, кивал головой.
– Заберу его с собой в Москву! Пусть там пройдёт курсы красного командира. Мне кажется, из него хороший командир должен получиться! Как ты думаешь, Николай?
– Конечно! Пора, Вася, и наших алапаевских ребят наверх двигать, всё-таки город первых советов!
В это время в коридоре послышался какой-то шум и ругань. В кабинет председателя ЧК вбежал человек в оборванной одежде с исцарапанным лицом в кровоподтёках.
– Чаи гоняете?! А у вас под боком заговор! Контра мятеж устроила! Эх, товарищ председатель ЧК! Еле ноги сейчас унёс!
– Да что случилось-то, товарищ Голубев? Расскажите нам толком! – попросил Николай Павлович.
– В Верхней Синячихе контра мобилизацию сорвала, вооружённый мятеж подняла! – возмущался Голубев…
То, что произошло, в сущности, можно было предвидеть. После того как стало ясно, что Алапаевскому полку не справиться с поставленной задачей по задержке Омского Офицерского отряда на Голубковском фронте, в Верхней Синячихе было решено провести ещё одну мобилизацию бывших фронтовиков. И вновь созданный из них батальон бросить на помощь погибающему формированию товарища Павлова. Эта задача и была возложена на Голубева. Комиссар, приехав в Верхнюю Синячиху, устроил митинг, на котором заявил, что ещё немного – и с гидрой контрреволюции будет покончено. Но для этого все мужчины должны сейчас же отправиться на Голубковский фронт. Однако после гибели Третьего батальона, состоявшего в большинстве из местных жителей, ситуация в настроениях рабочих уже была не та… Голубева перебили присутствующие на митинге женщины:
