— Да быстрее вы! Что спите? Жить надоело? Становись, становись, становись! Бегом к форту!
Ох, как мы бежали! Так бегать мне редко приходилось. Мятежники, увидев, что нас совсем мало, бросились к нам со всех сторон. Небольшой конный отряд, не обращая внимания на редкие стрелы, летящие со стен, галопом несся наперерез, намереваясь отсечь нас от форта.
— Быстрее, ребята! Оружие не бросать! Быстрее!
Всего сотня сдвоенных шагов… Но в гору, с телами павших на руках, обвешанные своим и трофейным оружием… Эта сотня шагов нам показалась милей. Мы бы не смогли добежать — кавалерия, несмотря на пересеченную местность, все-таки опережала нас. Спас положение командир осажденных, послав своих людей на вылазку. Три десятка человек вышли из-за стен и заставили кавалерию отвернуть и перестроиться, подарив нам драгоценные секунды.
Мы ввалились в форт, хрипя, как стадо загнанных лошадей. Кто-то сразу рухнул на землю, хватая ртом воздух. Меня чуть не стошнило. За нашими спинами тут же закрылись ворота. Послышались разочарованные вопли мятежников. Через стены перелетело несколько стрел, но никто даже не обратил на них внимания. Все были измотаны до невозможности. Сил хватало только на то, чтобы устоять на ногах.
Из приземистого бревенчатого здания, которое, по-видимому, служило и казармой, и складом, и святилищем, вышел офицер. Молодой, но видно, что побывал в переделках. На огрубевшем от солдатской жизни лице белел уродливый шрам, мускулистые руки тоже были отмечены вражеским железом. Немного вперевалку, как ходят опытные кавалеристы, он подошел к нам:
— Кто ваш командир, солдаты?
— Убит, — хрипло ответил легионер, который принял на себя командование после гибели опциона.
— Кто такие? — Голос у трибуна был резкий и зычный, он без труда перекрывал крики повстанцев.
— Первая центурия четвертой когорты двадцатого легиона. Секачи. Искали вас.
— Ладно, солдаты. Разговаривать некогда. Сейчас они начнут штурм. Вы их опередили на несколько минут. Секачи на стены. Все мои — к воротам. Стрелки — попусту стрел не тратить. Да… За подкреплением послали? Хорошо. За дело, солдаты. Деканы — ко мне!
Командовал трибун, надо сказать, толково. Спокойно, без суеты. Каждому десятку он отвел участок стены, расставил стрелков, а сам занял наблюдательную башенку.
Мятежники уже выстраивались для атаки. Видно, они поняли, что к вечеру здесь будет несколько свежих когорт, и решили не ждать, пока мы сдадимся.
Мне с моим десятком достался участок западной стены.
— Бегом, бегом, ребята.
— Ох, Крошка, угораздило же тебя тогда «собаку» выбросить…
— А я опять по нужде хочу.
— Ты каждый раз, как повстанца увидишь, по нужде хочешь.
— Интересно, а увольнение дадут, когда вернемся?
— Ты сначала вернись…
Наконец, все заняли свои места и замолчали. Повстанцы тоже притихли, замерли, готовясь к броску. Над полем повисла наряженная тишина. Было слышно даже, как под нашими ногами поскрипывают доски настила, идущего вдоль стены.
Вообще, форт был укреплен на славу. Помимо обычного рва и вала, правда, наполовину разрушенных, был возведен прочный деревянный частокол высотой в почти два человеческих роста. Никаких лестниц я у повстанцев не видел и не представлял, на что они надеются. Даже тарана не было. Так, наспех отесанное бревно, долбить которым ворота они смогут до утра. Видя все это, я немного расслабился. Шансы у нас были неплохие. Если бы еще побольше стрел и дротиков…
Рожки мятежников оборвали мои мысли. Повстанцы пошли на приступ. На первый взгляд, их было гораздо больше, чем пять сотен. То ли разведчики что-то проглядели, то ли успели подойти подкрепления. По моим прикидкам, варваров было не меньше тысячи. Хотя у страха глаза велики…
Приблизившись на расстояние выстрела, они осыпали нас градом стрел и камней. Ни в том, ни в другом, похоже, у них недостатка не было. Наши стрелки отвечали вяло. На десяток их стрел — одна наша. Ни той, ни другой стороне перестрелка ничего не дала. Дело должны были решить мечи.
Под прикрытием стрелков отряд варваров приблизился к стенам и принялся заваливать ров. В ход у них шло все — тела своих павших, трупы мулов, которые совсем недавно таскали наши повозки, сами повозки… Мы, конечно, не просто смотрели на их работу. Дротик в умелой руке — грозное оружие. А уж Бык хорошенько позаботился о том, чтобы наши руки стали умелыми. Не забывали мы и про камни, которыми была усеяна территория форта. Но все наши усилия не дали никаких результатов. Мятежников было слишком много, а нас слишком мало. Да и боеприпасы закончились быстро.
Вскоре мы могли лишь бессильно наблюдать, как медленно исчезает ров. Но трибун был действительно опытным командиром. Не теряя времени, он собрал небольшой отряд мечей в пятьдесят и, неожиданно выйдя за ворота, ударил по возящимся около рва мятежникам.
Все произошло настолько быстро, что остальные повстанцы не успели прийти на помощь своим.
Отбросить-то мы их отбросили, но зато теперь у мятежников появились новые трупы, которые вскоре были сброшены в ров.
Вылазки повторились два раза, пока повстанцы не сообразили подвести поближе кавалерию. Больше мы рисковать не стали. И так потеряли в этих стычках не меньше двадцати человек.
В последней стычке принимал участие и мой десяток. К счастью, все остались целы. Только Сцеволе слегка рассекли предплечье. Но на такие пустяки можно было не обращать внимания. Он наскоро перетянул рану шейным платком, хлебнул вина и подмигнул мне:
— Ну, как, как мы их, а, командир? Повезло нам с трибуном. Без него точно пропали бы…
Я лишь пожал плечами. Слишком устал, чтобы болтать. Впрочем, не один я. Конечно, все мы были двужильными парнями, способными дать сто очков вперед любому самому крепкому мулу. Но и мулы выдыхаются. Сутки мы были без сна, полсуток — без еды. Руки медленно, но верно наливались свинцовой тяжестью. К вечеру мы вряд ли сможем сражаться всерьез. Если к тому времени не появится подкрепление… Впрочем, об этом лучше было не думать.
Во время одной из коротких передышек кто-то хлопнул меня по спине. Да так, что я чуть не свалился с помоста. Я обернулся, собираясь сказать шутнику несколько словечек, которым научился от Быка, но замер с открытым ртом.
Передо мной стояло что-то вроде Минотавра. Заросшее, грязное, в окровавленной рваной тунике и кожаном панцире, которые носили солдаты вспомогательных частей, но без шлема. В общем, человеческим у этого чудовища были только глаза. Вот глаза-то и показались мне очень знакомыми. Мои сомнения развеяло само чудовище, которое прогудело:
— Это ты, римлянин? Вот уж не ожидал тебя здесь увидеть. Похоже, судьба нам с тобой на пару в истории попадать.
И тут до меня дошло! Фракиец! Удивительно, как я сразу его не узнал. Не так уж много времени прошло с того памятного дня, когда мы бежали от разбойников. Хотя не очень и удивительно. Похоже, что он не мылся, не стригся и не брился все это время. А только и делал, что резал кому-то глотки.
Сам не знаю почему, но обрадовался я ему, как старому другу. Будто и не хотел он меня тогда бросить. Будто и не забрал все мои деньги в качестве платы за помощь. Было это все, конечно. Но где-то в другой жизни. С другим Гаем Валерием… Здесь почему-то все это казалось пустяком. В общем, руку я ему пожал с чистым сердцем.
— Ты-то как здесь? — спросил я. — Как же Рим, кутежи и все такое? Ты же так хотел веселой жизни.
— Так прогулял все, — беспечно махнул рукой фракиец. — Податься было некуда. Я же беглый, как ни крути. Знакомец помог. Вот и стал добровольцем. А что, деньги платят, добыча перепадет, подраться можно вдоволь. Не так уж и плохо… Ну а ты как?
— Пока жив.
— Ничего, выберемся. Полдня продержаться осталось, потом этим собакам кишки-то поворошим, — фракиец кровожадно ухмыльнулся.
Нас прервали рожки мятежников. От строя варваров отделились несколько всадников и направились в нашу сторону. К их седлам были приторочены какие-то мешки.
— Чего это они? — не понял я.
— Кажется, переговоры затеяли…
И точно. Подъехав к стенам, повстанцы потребовали нашего командира. Трибун неторопливо вышел из казармы. Постоял, вытащил меч и воткнул его в землю, проверяя, который час, затем так же не спеша поднялся на помост. Перебросился парой слов со стоявшими поблизости солдатами, снял шлем и нарочито медленно вытер подкладку, постоял, глядя в небо, и только потом будто бы случайно увидел парламентеров. Солдаты приветствовали это представление одобрительными криками.
— Говорите коротко, что хотели? — бросил он, вложив в голос столько презрения, что последнему рабу стало бы не по себе, обратись к нему так.
— Сложите оружие, римляне, — крикнул предводитель мятежников. — Я не хочу больше проливать кровь своих людей.
